С утра Кочкарь ушел к собранным на совет боярам и тысяцким, и Васильковна осталась одна. Она сидела на постели, смотрела на разгорающийся за окнами рассвет, слушала щебетанье ласточек, свивших гнездо под карнизом терема, но ничто уже не радовало ее, не наполняло счастливым ликованьем, как это бывало раньше, в годы ее молодости, и еще совсем недавно, когда она плыла в Новгород, ревновала Кочкаря и думала о встрече с ним.
Теперь в ней поселились усталость и покой. Не хотелось вставать с постели и двигаться, не хотелось, как прежде, спешить на кухню, чтобы поторопить девок и заодно понюхать, что варится в котлах и жарится на огромных черных сковородах, не хотелось поспешить на зорьке в мовную избу, похлестать бедра крепкими вениками, вдохнуть пахучего пару, сполоснуть лицо настоянной на травах водой, чтобы потом сесть перед зеркалом, распустить по плечам косу и любоваться выступившим на щеках молодым и свежим румянцем.
Она ощущала свое тело, как бремя. И медленно текущие дни не оставляли больше надежды.
Кочкарь вернулся в Чернигов к концу недели. Прощаясь с Васильковной, он улыбался через силу и прятал глаза.
5
Пока еще стояла хорошая погода, пока еще не пошли дожди и не раскисли дороги, пока еще не оправились после разгрома Игоря русские князья, Кончак спешил закрепить победу.
Предстоящий поход сулил большую добычу. Однако, идти на Русь один Кончак не решался. Он пригласил к себе хана Кзу, алчного и коварного человечка с большой головой и тоненькими кривыми ножками, с которым их связывала давняя дружба и давняя вражда — и тот и другой мечтали о первенстве среди половецких племен.
Кончак послал ко Кзе гонца и ждал ответа. Вместо ответа хан явился сам.
Уже полчаса они сидели друг против друга на широком ковре, пили кумыс и молчали.
Кза знал о предложении Кончака, его передал ему гонец, и Кончак ждал, когда заговорит гость. Но гость,
кроме обычных приветствий, так и не произнес ни слова. Он пил большими глотками кумыс, ел, чавкая, поджаренную над костром конину и с любопытством смотрел на Кончака глубоко утопленными в глазницы узкими глазками.
И Кончак, сдерживая раздражение, начал первым. Он рассказал о победе над русскими, о пленении Игоря и предложил, не теряя времени, идти на Переяславль, где, как донесли ему лазутчики, сидел Владимир Глебович с небольшой дружиной.
— Князь Святослав в Корачеве собирает с вятичей дань,— сказал он.— Ярослав в Чернигове, а Давыд в Смоленске. Если ударим скоро и вместе, никто не сможет нам помешать.
Кза кивал головой и, казалось, соглашался с Кончаком. Это взбодрило хана, и он принялся соблазнять гостя, рисуя ему одну картину заманчивее другой.
— С тех пор как стоит половецкая земля, не было счастливее случая,— продолжал он.
Посасывая мозговую косточку, Кза кивнул. Стоявшая рядом Болука долила ему в чашу кумыса. Хан вожделенно покосился на нее и снова обратил свой взор на блюдо, в котором дымилось мясо.
Кончак едва сдержал себя. Зачем ехал к нему Кза? Или у него нет в табунах молодых жеребят, чтобы сделать жаркое? Разве не проще было ответить с гонцом, что поход не состоится? Тогда Кончак рассчитывал бы только на собственные силы.
Кза обглодал вторую кость и снова икнул, посмотрев на Болуку. Негритянка с готовностью подняла сосуд, но он не пододвинул свою чашу.
Кончак облегченно вздохнул. Кза сказал:
— Мои люди пойдут на Сейм. Там нет воинов, там только их жены и дети.
— Переяславль — ворота на Русь,— возразил Кончак.— Больше золота, чем в Переяславле, нет нигде.
— Золото есть,— согласился Кза,— но оно спрятано за крепкими стенами. Поднимутся ли на них твои воины?
— Мы поднимемся вместе.
— Я не пойду на Переяславль,— Кза отрицательно покачал головой. Закрыв глаза, он долго сидел в неподвижности.
Кончак откинулся на подушки. Он не верил ни одному слову Кзы. Хан хитрит. Он уже прикинул в уме свою долю добычи и хочет вытянуть из Кончака кусок
пожирнее. Ловкая лиса, но и Кончак не прост. Ему есть чем гордиться. Это он, а не Кза, разбил русских, это у него, а не у Кзы, сидит в плену русский князь. И он не уступит наглым домогательствам алчного карлика. Пусть хитрит. Лисе не обвести вокруг своего хвоста опытного степного волка. Кончак тоже умеет молчать.
На воле перед шатром потрескивал костер. За открытым пологом было видно, как летят и гаснут на фоне звездного неба большие красные искры. Молчал Кза, молчал Кончак. Глядя на повелителя и на гостя, молчала черная Болука.
И все-таки первым нарушил молчание Кза.
— У тебя красивая наложница,— прокашлявшись, сказал он.— Откуда она?
— Из далекой страны, лежащей за морем,— ответил Кончак, догадываясь, к чему клонит гость.— Она красива и покорна, как рабыня. Когда она мне наскучит, мне дадут за нее много золота.
— Ты добудешь золото в Переяславле,— заметил, улыбаясь, Кза.— Зачем тебе продавать рабыню?
— Что же мне с ней делать? — удивился Кончак.
— Отдай ее мне,— сказал Кза.
Болука с мольбой в глазах посмотрела на Кончака. Уродливый карлик внушал ей отвращение и страх.
— Она нужна мне, я возьму ее с собой в Переяславль. Чего ты хочешь? — спросил Кончак.
— Отдай Болуку, и я пойду с тобой на Переяславль,— распаляясь от похоти, проговорил Кза.
Так вот к чему клонила коварная лиса!.. Кончак понял: теперь Кза в его руках.
— Я пойду с тобой, — продолжал Кза, — если сегодня увезу Болуку в свое становище.
«И совсем он не прост»,— подумал Кончак. Но соблазн был слишком велик. Велика была и печаль: он соврал, он совсем не думал избавляться от негритянки. И про то, что собирается продать ее, сказал всего лишь для красного словца и для того, чтобы позлить Кзу.
Кончак думал, откинувшись на подушки. Кза сгорал от нетерпения. Почему медлит Кончак? Почему молчит? Неужели он прочитал его мысли?.. Откуда он может знать, что Кза уже отдал своим степнякам приказ идти на Сейм?
Кончак приподнялся на подушках и вдруг сказал:
— Хорошо, будь по-твоему.
Глаза Кзы сверкнули, и он встал. Кончак остановил ретивого гостя:
— Не здесь, не сейчас.
— Почему не здесь? Почему не сейчас?— возмутился Кза.
— Ее привезут к тебе на рассвете. Ты хан, а не простой табунщик.
Кза выругался и стегнул себя по голенищам мягких сапог привязанной к запястью плетью. Как случилось, что он дал повод Кончаку напомнить ему о его происхождении? Кза действительно когда-то пас лошадей у своего хана, а потом зарезал его и стал ханом сам. Его не любили за это и боялись, зная о его жестокости. Один Кончак не боялся Кзы, потому что и сам был жесток и коварен.
Так они сговорились, и Кза уехал. А утром вслед за ним уехала и Болука.
Теперь, заручившись поддержкой Кзы, Кончак решил довести задуманное до конца. Во все края земли, принадлежащей ему, поскакали гонцы с приказом готовиться к походу.
Огромное войско двинулось к Дону, где их уже должны были ждать люди Кзы.
Но ни Кзы, ни людей его на Дону не оказалось. Посланные в его становище лазутчики сообщили Кончаку, что еще три дня тому назад Кза ушел на Сейм.
6
Осень в тот год была холодной и ранней. Бабье лето отошло в три дня, а потом полили дожди.
Духовник великого князя Всеволода Иоанн возвращался из Ростова, где снова по поручению Всеволода вел переговоры с епископом Лукой.
Ехать на поклон к Луке Иоанну не хотелось, но такова была воля князя, и переступить ее он не мог. Вместе с тем, он догадывался, что послал его Всеволод неспроста, не потому что сам болен, а потому что хотел подчеркнуть еще раз: пусть он и вынужден подчиниться воле митрополита, но истинная власть была и останется не в руках дряхлеющего Ростова, а в его, Всеволода, руках и волю Всеволодову вершить будет не Лука, а твердый и решительный Иоанн. Иоанна мечтал Всеволод посадить в епископское кресло.
