Он положил трубку, повернулся к встревоженной Мэбл и сказал:
— Мисс Мэбл Додж. Вашему мужу, вашему любимому, вашему пажу предлагается от имени двух крупнейших газет Америки «Метрополитен» и «Уорлд» срочно отправиться в качестве военного корреспондента в восставшую Мексику!.. Джон Рид согласен!
Растревоженная, как птица, вылетела из кровати Мэбл, бросилась на грудь Джеку.
— Нет, нет!.. Ты не поедешь туда! Там убивают! Там нехорошо! Там неуютно. Там грязно. Неужели ты можешь считать, что где-нибудь тебе может быть лучше, чем здесь, со мной! Ты не поедешь туда!.. Вся любовь моя, вся жизнь моя просят тебя об этом. Джек! Джек, ты поедешь туда? Правда? Скажи мне: милая Мэбл, я остаюсь с тобой! Скажи! Скажи!
Это ночной бой. Только огоньки и мрак, обозначающие этот бой. Огоньки, огни, взрывы, вспышки. Лишь в просветах видны силуэты фигур, силуэты раненых, силуэты убитых…
По крутому склону горы, охватывая его с трех сторон, медленно поднимается огненное кольцо — это атакующие ведут непрерывный огонь. Вершина горы тоже вспыхивает огоньками, учащавшимися по мере того, как огненное кольцо, ставшее теперь зубчатым, продвигается вверх. Через секунду доносится звук орудийных выстрелов. Огненное кольцо теперь разрывается во многих местах. Но движение его не замедляется, и, наконец, оно начинает сливаться со вспышками света наверху горы. А потом, снова, только отдельные светлячки скатываются вниз по склону, — это все, что остается от цепи атакующих.
И вновь огненное кольцо поднимается вверх…
И так несколько раз.
Растерянный Джек стоял у подножия горы и не знал, что ему делать.
Тут он услышал негромко произнесенное:
— Вива Вилья!.. — это тихо прокричали солдаты. Рядом с Джеком оказался Вилья. В одной руке он держал динамитную бомбу с запалом. В другой руке — сигарету, которая нужна была, чтобы поджечь запал. Вилья, смеясь, сказал Джеку:
— Это единственный случай, когда я курю сигарету, курносый.
— Дайте и мне бомбу, — сказал Джек. — Я пойду вместе с вами.
— Зачем? — спросил Вилья, а затем, пристально посмотрев на Джека, добавил. — А в общем, иди!.. Это не самая плохая смерть.
Джек, держа в одной руке бомбу, а в другой сигарету, бросился за Вильей, который перебрался через канал и затем, нырнув в кустарник, побежал к высоте: Все бежали за Вильей и, запалив шнуры бомб, вдруг бросили их по направлению к первой линии траншей.
Раздались взрывы. Вспышки их ослепили Джека.
К утру бой закончился. Быстро наступил рассвет.
Измученный Вилья говорил Джону Риду:
— Какие мы, мексиканцы, храбрые, — он показал на семь ^четких валов из убитых солдат, обозначенных на склоне горы. — Гляди, курносый, как мы убиваем друг друга.
Вскоре под горой, по всей равнине начали зажигаться высокие погребальные костры. К ним свозили убитых… Столбы черного дыма вставали над равниной, уходили ввысь к, яркому синему небу.
Вилья посмотрел на Джека и как-то грустно улыбнулся:
— Поедем со мной. Сегодня мы будем хоронить Авраама Гонсалеса, моего друга, губернатора. Он был убит бомбой год назад. От него мало что осталось. — Вилья помолчал. — А потом меня будут награждать мои артиллеристы. Пора уже что-нибудь повесить на грудь. Все-таки я генерал, а у меня нет ни одного креста.
По узким улицам города Чиуауа двигался катафалк. Десять тысяч человек в невыносимой Духоте и пыли двигались за ним. Вилье был дан автомобиль, но он сердито отказался сесть в него и брел сквозь пыль, потупив глаза. Он шел за катафалком, глядя в землю и не обращая ни на кого внимания.
Вечером в «Театре Героев» состоялась «веллада» — торжественная церемония, выражающая самобытный мексиканский обычай при похоронах значительных лиц, во время национальных праздников и в честь годовщины вступления на пост президента.
Кольцо лож блистало парадными мундирами офицеров, а выше все пять балконов были забиты оборванными солдатами Вильи.
Вилья сидел в левой литерной ложе и руководил всей процедурой позваниванием колокольчика.
Сцена была великолепна в своей оригинальности: черные траурные полотнища, огромные букеты искусственных цветов, раскрашенные фотографии президента Мадеро и самого убитого губернатора, а также красные, белые, зеленые электрические лампы.
И где-то внизу, подо всем этим, стоял маленький черный ящик, в котором покоились останки Авраама Гонсалеса.
«Веллада» неторопливо и утомительно шла около двух часов. Местные ораторы декламировали приличные случаю пышные кастильские фразы. Кто-то играл на рояле; потом следовала патриотическая песня, исполняемая писклявым хором школьниц-индианок… Потом соло из «Трубадура» в исполнении жены местного чиновника.
Вилья сидел, устремив взгляд на черный гроб, не шевелясь и не произнеся ни слова. Время от времени он машинально звонил в колокольчик, но в конце концов вдруг не выдержал. Когда какой-то тучный мексиканец огромного роста исполнял на рояле «Ларго» Генделя, Вилья вдруг вскочил, перекинул ноги через барьер ложи, прыгнул на сцену, опустился на колени и поднял небольшой ящик-гроб. Музыка смолкла. Театр онемел. Нежно, словно мать ребенка, обнимая черный гроб, не глядя ни на кого, Вилья опустился по ступенькам в проход Театра.
Все зрители, как по уговору, встали.
А когда Вилья вышел на площадь, безмолвно последовали за ним. Стуча волочившейся по земле саблей, он прошел «между шеренгами ожидавших снаружи солдат и направился к губернаторскому дворцу, где и поставил гроб на приготовленный для него усыпанный цветами стол в приемном зале. Свечи бросали слабый свет на стол, освещая лишь небольшой круг. Двери были забиты безмолвной толпой.
Вилья отстегнул саблю и швырнул ее в угол. Она с лязгом упала на пол.
Вилья взял со стола винтовку и, отыскав глазами Джека, позвал его к себе. Джек подошел.
— Слушаю вас, мой генерал.
Вилья взял еще одну винтовку, протянул Джеку.
— Ты хорошо воевал, курносый. Вставай рядом!
Четыре человека стояли около гроба в почетном карауле: Вилья, Джек, Гино Терека и Чава Гонсалес со своими ногами, все еще замотанными в бинты.
Артиллерийский корпус армии Вильи по договоренности с губернатором решил вручить своему вождю Золотую медаль за героизм на поле сражения.
В приемном зале губернаторского Дворца, украшенном огромными люстрами, тяжелыми малиновыми портьерами и кричащими американскими обоями, стоял губернаторский трон. Это позолоченное кресло с подлокотниками наподобие львиных лап стояло на возвышении под малиновым бархатным балдахином, увенчанным деревянной позолоченной короной.
Артиллерийские офицеры в щегольских голубых мундирах, которые были отделаны черным бархатом, с блестящими новенькими шпагами на боку и оплетенными золотым галуном шляпами под мышкой, выстроились в одном конце зала. От дверей этого зала вниз по парадной лестнице, во всю длину огромного внутреннего двора и за воротами этого двора протянулась двойная шеренга солдат, державших винтовки на караул. Четыре оркестра, сведенные в один, клином вдавались в толпу.
Рев возник где-то в задних рядах толпы, прокатился…
— Он идет!.. Вива Вилья!
— Вилья!
— Вилья!
— Вилья!
Оркестр грянул национальный гимн Мексики.
Показался Вилья. Он шел пешком.
Одет он был в старый простой мундир цвета хаки, у которого не хватало нескольких пуговиц. Он давно не брился, шляпы на нем не было, и нечесаные волосы стояли копной. Он шел косолапой походкой, сутулясь, засунув руки в карманы брюк. Он был немного смущен и от этого, широко ухмыляясь, то и дело кивал какому-нибудь из знакомых ему солдат или офицеров, стоящих в рядах.
У лестницы его встретил губернатор.
Оркестр совсем обезумел.
А когда Вилья вошел в приемный зал, то вся огромная толпа на площади обнажила головы, а блестящее собрание офицеров вытянулось в струнку.
Вилья минуту колебался, растерянно покручивая ус, а затем направился к трону, покачал его за подлокотник, чтобы проверить — прочно ли он стоит — и сел.
Начальник артиллерии торжественно произнес:
— Армия вас обожает! Мы пойдем за вами, куда бы вы нас ни повели. Вы можете стать в Мексике кем пожелаете!
Вилья сидел, сгорбившись, на троне, его маленькие, хитрые глазки внимательно оглядывали зал. Показалось, что он даже зевнул.
Торжественной походкой к трону подошел блестящий полковник. Губернатор слегка толкнул Вилью локтем, и он встал.
Раздались рукоплескания.
Толпа на улице разразилась радостными криками. Оркестр заиграл торжественный марш. Полковник протянул Вилье картонную коробку с медалью.
Вилья посмотрел на медаль, почесал затылок и среди благоговейной тишины громко сказал:
— Уж больно она мала, чтобы ею наградить за весь мой героизм, о котором вы тут столько наговорили!
