— Затем, чтобы поехать с авангардом.
— Нет, — улыбнулся Вилья. — Слишком много пуль летит навстречу авангарду, А ты еще не все написал про нас, курносый.
Разговаривая, он быстро одевался в свою „генеральскую“ форму, которая ничем не отличалась от формы присутствующих здесь солдат, и время от времени потягивал кофе прямо из жестяного кофейника.
Он вышел из вагона. Все вышли за ним.
Он постоял минуту, задумчиво глядя на длинные ряды живописно одетых всадников, вооруженных самым различным образом, но непременно с перекрещивающимися патронными лентами на груди… Затем Вилья бросил что-то адъютанту и тот, отобрав у первого попавшегося кавалериста лошадь, подвел ее к Джеку.
Джек с благодарностью взглянул на Вилью, но генерал усмехнулся и подмигнул ему.
— Садись. Пока мы едем не на войну — тут неподалеку, у моего приятеля, свадьба. Ты никогда не увидишь столько красивых девушек разом.
Ввдья вскочил на своего жеребца, и они небольшим отрядом поскакали через пустыню.
Они двигались навстречу солдатам. Те узнавали своего любимого генерала, махали ему сомбреро, кричали: „Вива Панчо!“, „Вива Вилья!“.
Он отвечал им, потом наклонился к Джеку и сказал:
— У нас есть пара дней до наступления. Ух и попляшем же мы! Ты куришь и пьешь, курносый?
— Да, — гордо ответил Джек.
— А я вот за всю жизнь ни разу не пил и не курил. Я могу проплясать без перерыва ночь, день и еще одну ночь и потом сразу пойти в бой, а тебе это ни за что не сделать, хотя ты почти в два раза моложе меня и в два раза здоровее, — он довольно рассмеялся, как ребенок и, пришпорив коня, рванулся вперед.
„Вива, Вилья!“… неслось ему навстречу и вслед.
На небольшой городок уже опустился вечер, когда туда приехали Джек и Вилья. На круглой площади был садик-сквер. Там, в беседке, духовой оркестр наигрывал вальс „Над волнами“.
Вокруг садика двигалась бесконечная процессия экипажей с местными щеголями и щеголихами, которые показывали себя всем и друг другу.
Мальчишки-чистильщики сапог зазывали клиентов.
— Надо обязательно почистить сапоги, — сказал Вилья.
Они уселись на высокие стулья, украшенные лентами и бумажными цветами, а мальчишки старательно чистили, красили, надраивали их обувь, которая вообще уже потеряла всякий цвет.
Скоро сапоги Вильи и ботинки Джека блестели гораздо лучше, чем новые.
Вилья протянул пареньку-чистильщику деньги. Тот, сверкнув глазами, гордо сказал:
— Панчо, я работаю для революции бесплатно! Вилья рассмеялся.
— Но ведь за работу каждый должен получать деньги.
Паренек задорно посмотрел на него.
— Панчо, а ты много получаешь за революцию?
Вилья снова рассмеялся и даже слегка растроганно сказал Джеку:
— Слыхал, курносый?
Танцы, или, как их называют в Мексике, баиде, происходили на окраине городка, в доме сбежавшего помещика.
Все окна и двери залы были залеплены любопытными. Человек двести толпились внутри.
Вдоль стен стояли девушки и мужчины. Среди местных красоток уже находилась и Беатриса, которая иногда с усмешкой поглядывала на Джека.
Одни мужчины были обуты в сапоги, другие — босы, но при всех револьверы и патронные ленты, а у некоторых за плечами висели винтовки.
В центре внимания всех был, конечно, Франсиско Вилья. Он танцевал посреди залы все подряд, что играли музыканты: хоту, вальс, тустеп, мазурку… Он радостно смеялся, менял партнерш.
Вконец замотанный, потный, тяжело дышащий Джек старался спрятаться от него за спинами стоящих, но Вилья с громким злорадным смехом все время находил его, вытаскивал за руку, бросал ему на грудь очередную партнершу и кричал:
— Танцуй, курносый, я тебе приказываю! Танцуй!
— Пощадите, мой генерал, я больше не могу, пощадите! — молил Джек и, спотыкаясь, делал круг, думая только об одном не очень сильно наступать даме на ноги. А Вилья выхватил из толпы Беатрису и заставил Джека танцевать с ней. Джек сделал несколько па и вдруг покорно уселся на пол.
Все захохотали, и Вилья громче всех.
— Я говорил тебе, говорил! — торжествующе кричал он. — А всего-то танцуем вторую ночь!
А Беатриса, смертельно оскорбленная тем, что Джек ее бросил, топнула ногой и гневно закричала:
— Антонио! Доминго!.. Этот гринго оскорбил, опозорил меня! Застрелите его!
Двое молодцов, чуть покачиваясь, стали пробираться к Джеку. Все замолчали, с интересом ожидая, что же будет дальше.
Лонгиноса Гереки, друга Джека, здесь не было. Молодцы шли к Джеку, лениво вращая барабаны револьверов.
Вилья погрозил им пальцем — те нехотя остановились. Снаружи послышался шум.
Расталкивая толпу у двери, в комнату вбежал кавалерист и, наклонившись к Вилье, что-то быстро стал шептать ему на ухо.
Вилья посуровел, несколько раз кивнул головой, пошел быстро к дверям. Из толпы за ним сразу двинулись несколько кавалеристов из его окружения. Вилья остановил их жестом:
— Нет, я один.
Потом, уже на самом пороге, еще раз обернулся и позвал Джека.
На улице прежде, чем сесть на своего жеребца, Вилья сказал Джеку, подмигнув:
— Тебе лучше уйти отсюда, курносый. Парни выпили, а из-за девицы любой мексиканец даже в трезвом виде черт знает что может натворить.
Он вскочил на коня и ускакал в ночь. Постояв, Джек побрел по длинной запущенной улице в город.
Проехала конка, запряженная одним мулом и набитая подвыпившими солдатами.
Пронеслись открытые коляски, в которых сидели офицеры с женщинами на коленях.
Под пыльными, голыми деревьями аламо в каждом окне торчала сеньорита, внизу, закутавшись в плед, стоял ее кабальеро.
Фонарей не было. Ночь была полна неуловимой экзотики: во мраке бренчали гитары, слышался смех, обрывки песен и тихий разговор.
Изредка из тьмы появлялись группы пешеходов или отряды всадников в высоких сомбреро и серапе, наброшенных на плечи, и тут же снова растворялись в ночи.
Видимо, происходила смена караулов.
Когда Рид вышел на площадь, он увидел автомобиль, мчавшийся из города.
Джека догнал какой-то всадник. Фары машины осветили его и всадника — молодого офицера в широкополой шляпе.
Заскрипели тормоза, автомобиль остановился, и сидевший в нем закричал:
— Стой!
— Кто говорит? — спросил всадник, поднимая своего коня на дыбы.
— Я! — из автомобиля выскочил человек, оказавшийся на свету толстяком-мексиканцем со шпагой на боку.
— Как поживаете, капитан? — спросил офицер толстяка и мгновенно соскочил с коня.
Они обнялись.
— Прекрасно! А вы? Куда едете?
— К Марии.
Капитан расхохотался.
— Не советую, — сказал он. — Я сам еду к Марии. Если застану вас там, то застрелю на месте.
— Я все-таки поеду. Я стреляю не хуже вас, сеньор.
— Но согласитесь, — сказал капитан кротко, — что нам обоим там делать нечего.
— Несомненно.
— Эй! — крикнул капитан шоферу. — Поверни машину, чтобы свет падал прямо вдоль тротуара, а мы встанем спиной друг к другу и будем расходиться, пока ты не сосчитаешь до трех… Кто из нас первый прострелит другому шляпу, тот и поедет к Марии!
Они вынули револьверы и начали быстро вращать барабаны.
— Быстрей, быстрей, — сказал капитан. — Мешать любви всегда опасно.
— Готов! — закричал всадник.
— Раз! — крикнул шофер. — Два!..
При тусклом свете фар толстяк вдруг круто повернулся, и в ночной тишине прогрохотал выстрел. Широкополая соломенная шляпа всадника, еще не успевшего встать лицом к сопернику, смешно запрыгала в десяти шагах от него.
Всадник повернулся, как ужаленный, но капитан уже садился в автомобиль.
— Я победил! — весело закричал он. — До завтра, амиго!
Автомобиль рванулся и скрылся в темноте. Всадник медленно подошел к шляпе, поднял ее и начал осматривать. Потом неторопливо подошел к своему коню, с минуту о чем-то подумал, спокойно сел в седло и уехал.
Слегка потрясенный всем случившимся, Джек сидел за столом в маленькой гостинице-харчевне и быстро строчил корреспондентский отчет.
Вдруг в коридоре послышались чьи-то нетвердые шаги и дверь тихо распахнулась. На пороге появился офицер с огромным револьвером в руке. Секунду он постоял, злобно щуря глаза, потом шагнул вперед и захлопнул дверь. Это был один из тех, кого на танцах позвала красавица Беатриса.
— Я лейтенант Антонио Монтейя… к вашим услугам, — сказал он. — Я пришел застрелить гринго.
— Садитесь, — ответил Джек насколько можно приветливее.
Проникнутый пьяной решимостью, лейтенант снял шляпу, вежливо поклонился и пододвинул к себе стул. Затем из-под полы своего мундира он достал другой револьвер и положил оба револьвера на стол.
— Хотите папиросу? — спросил Джек, протягивая ему пачку.
Офицер взял папиросу, помахал ею в знак благодарности и прикурил от лампы. Потом взял оба револьвера и прицелился в Джека. Пальцы его нажали на собачки, затем вдруг расслабились.
