– Но одного ты не знаешь, Раис-эфенди. Ты не знаешь, каким оружием вооружено мое войско.
– Вилами, – усмехнулся турок. – И еще. Стремлением к свободе. Но свободу не берут голыми руками.
– Берут!
В небе поднимался месяц – светлый, мирный. Лагерь спал глубоким сном.
– И это твое последнее слово?
– Да, – ответил Кантемир.
Раис-эфенди повернулся и направился к выходу из господарского шатра.
– А твое? – дрогнувшим голосом спросил Кантемир. Раис-эфенди остановился. Кинул через плечо:
– Твой сын пока еще жив… Пока еще! И он не в Стамбуле, а здесь… В нашем лагере.
Кантемир оперся руками на спинку стула. Лицо его по-прежнему ничего не выражало.
– Хочешь видеть его? – спросил турок.
– Нет, – ответил Кантемир.
Раис-эфенди молча смотрел на господаря. Сказал твердо:
– Если до рассвета ты не будешь в нашем лагере со всем своим войском, на восходе солнца голова твоего сына будет прислана тебе на подносе. Посмотрим тогда, каково будет у тебя на сердце к началу сражения!
Глаза Кантемира затуманились. Руки сильнее сжали спинку стула.
– Спокойной ночи! – Турок вышел.
Дробный топот копыт нарушил ночную тишину и стих вдали. Кантемир как подкошенный упал на софу.
– Два часа ночи! – услышал он голос караульного. – Спите спокойно, воины!
Голос другого караульного, уже ближе, повторил:
– Два часа ночи…
– …Спите спокойно, воины! – перекатывалось вокруг лагеря эхо.
– Спите спокойно!..
Кантемир протянул руку и погасил свечу.
…Светало. Небо на востоке порозовело. В молдавском лагере пропел петух. В турецком откликнулся другой. Потом снова наступила тишина.
Раис-эфенди оторвал взгляд от горизонта и посмотрел на вершину дуба, росшего неподалеку. Крона его вдруг задрожала, и дерево стало медленно клониться набок. Когда дуб рухнул, черный янычар провел ладонью по срезу, стирая выступивший сок.
Раис-эфенди повернул лицо, бледное от бессонницы, к мальчику.
Мальчик спал, свернувшись в клубок. Непокрытая голова покоилась на коленях. Розовый отсвет зари упал на тонкую шею, прочертив узкую, яркую полосу. За спиной мальчика дремали двое черных янычар. Двое белых янычар стояли возле Раиса-эфенди.
Прозвучал протяжный и чистый зов трубы. Молдавский лагерь пробудился, пришел в движение.
– Солнце взошло! – сказал Раис-эфенди.
Черные янычары очнулись от дремоты и глянули на мальчика. Мальчик поднял голову.
– Вижу, – сказал он и встал.
Раис-эфенди не спеша подошел к нему.
Мальчик смотрел в ту сторону, где находился молдавский лагерь.
– Ты был для меня сыном, – сказал Раис-эфенди. – А я для тебя – отцом. И не моя вина, что ты сейчас должен умереть. Виноват в этом твой отец, который…
Мальчик резко повернулся к Раису-эфенди, пронзил его взглядом, и тот замолчал. Потом перевел глаза на Дуб, лежавший на траве, на пень, еще сочившийся в срезе.
Подошел к пню, опустился на колени. Турки окружили его.
– Помолись своему богу, гяур! – сказал Раис-эфенди.
– Господи! – начал мальчик и тут же замолк.
– Быстрее! – торопил его Раис-эфенди.
Мальчик молчал.
– Ты что, не слышишь?
– Я забыл все молитвы.
– Все?
Янычарам не терпелось. Они уже обнажили ятаганы.
– Одну только молитву я помню, – проговорил мальчик. – Господи! Молю тебя в последний мой час: помоги моему отцу одержать победу!
Янычары вздрогнули, с ненавистью взглянули на мальчика. Один схватил его за волосы, пригнул голову к пню. Другой поднял ятаган…
– Отойдите! – вдруг приказал Раис-эфенди. – Оставьте его! – И повернулся к мальчику. – Встань!
Какое-то время мальчик не шевелился. Потом медленно поднялся на ноги, словно не веря, заглянул в глаза Раиса-эфенди. Но увидел в них не вероломство, а волнение.
– У тебя бесстрашное сердце, мальчик! – сказал Раис-эфенди. – Ты заслужил право на жизнь. Ты будешь настоящим мужчиной. Иди!
– Как…
– Иди и скажи твоему отцу: «Отец, Раис-эфенди не смог пролить невинную кровь. Солнце уже взошло, а голова моя все еще на плечах. Но солнце зайдет. И с заходом солнца падет твоя голова, отец!» Иди и скажи ему это…
Мальчик неуверенно двинулся к молдавскому лагерю. Когда он исчез из виду, из тени шатра вышел Осман-паша.
– Зачем ты это сделал? – спросил он.
– Раис-эфенди знает, что делает! – ответил сановник. И добавил: – Доброта – тоже оружие. В умелых руках она ранит сильнее, чем жестокость!..
Солнце, большое и красное, поднималось из утренней дымки. Под его лучами таял туман. Укорачивались тени.
Когда стала видна вершина холма, Кантемир повернулся и посмотрел на Стэнилештскую долину.
Долина, разделяющая два лагеря, была пустой, гладкой. Всю растительность выела саранча. Не видно было ни одного зеленого клочка, ни одного колодца. Только заросли чертополоха.
Пушки уставили черные жерла на долину. Туда же смотрели напряженные лица солдат.
Турки приближались почти беззвучно. Тишина лопалась под ногами, будто стекло. Они были еще довольно далеко, еще с трудом можно было различить ряды – и вдруг дрогнул воздух, долину заполнил клич: «Алла!»
Вслед за янычарами наступали татары Крымского хана. Ожесточенно атакуя, они набросились на правый фланг молдаван. Турецкая конница – на левый фланг русских. Янычары устремились к центру боевых порядков. Первые ядра прорезали утреннюю дымку.
…И грянул бой.
Татары набросились на крестьянское ополчение. Ополченцы отступили к обрывистому склону холма и выставили вилы и косы. Однако огонь, открытый молдавскими воинами, подбодрил их. Ополченцы пошли вперед. Их боевой клич соединился с кличем янычар. Дубины скрестились с саблями. Косы подсекали ноги коней.
Русские пехотинцы ждали врага, укрывшись за баррикадами из телег.
Турецкая кавалерия сшиблась с драгунами.
Янычары приближались. Но царь не отдавал приказа открыть огонь.
– Пора! – беспокоились в свите фельдмаршала. – Как бы не было поздно!
Генералы были того же мнения, но пока не осмеливались тревожить царя.
– Сначала надо их рассмотреть хорошенько, – сказал Петр.
Он подбежал к телегам, отстранил пожилого солдата и облокотился на грядку. Солдат от удивления разинул рот. Оглянулся на янычар, что лавиной катились к позициям русских, пробормотал:
– Да что ж это ты делаешь, ваше величество?
– На турок смотрю, – ответил царь. – И ты посмотри. А то мы с ними еще никогда не дрались по-настоящему.
– Ага! – догадался солдат. – Это чтобы глаза к ним привыкли?
– Драка начнется – привыкнут. Ты на их ружья смотри. Вроде бы они длиннее наших. – И протянул солдату подзорную трубу.
Солдат взял трубу, поднес к глазам:
– Да вроде бы…
– А сбоку что у них? Понятно, что у турок сбоку?
– С левого – сабля изогнутая. Ятаган по-ихнему. С правого боку – фляга для воды.
– А у тебя? – кивнул Петр на правый бок солдата.
– Да ведь, где мы раньше воевали, нужды в воде не было.
Царь выхватил из рук солдата подзорную трубу и бегом вернулся к генералам.
– Я сделал два открытия, – сказал он. – Первое: турецкие ружья длиннее наших. Они дальше стреляют. Второе: сегодня будет жарко. Послать солдат. Пусть привезут в лагерь побольше воды!
Янычары были уже совсем близко. Солдаты, стоявшие в первом ряду, у самых телег, дали залп и отошли назад, заряжать ружья. На их место выдвинулся второй ряд. Лавина янычар катилась к баррикаде.
Вдруг между янычарами и рядами телег ворвался драгунский полк. Он теснил турецкую конницу. Огонь из-за телег усилился. Янычары опустили ружья.
– Гетман!
Некулче, отдававший приказания сотникам, не отозвался. Тогда начальник кавалерии сардар Могылдя глазами показал ему на господаря. Некулче развернул коня и подъехал к господарю:
– Я вас слушаю, ваше величество!
– Что, гетман, или пушки тебя оглушили?
– Нет. Просто мой слух еще не привык к новому чину.
– Посмотри, что русские драгуны делают?
– Бьют турок. Хорошо бьют.
– А теперь взгляни на правый фланг.
– Татары уже опомнились и теперь снова теснят наших к обрыву.
– Знаешь, что тебе нужно делать? Некулче подумал немного.
– Кавалерией атаковать татар, – ответил он.
– С какой стороны?
– Со стороны обрыва, ваше величество. Ударить по татарам и гнать их под огонь русской пехоты. Как это делают драгуны с турецкой конницей…
– Приучай свой слух к новому титулу, гетман Некулче! Кажется, я не ошибся, поставив тебя вместо Антиоха Жоры…
– Благодарю, ваше величество!
– Что-то ты слишком быстро соскочил с коня, господарь! Это плохой признак. Но глаза твои сияют. Говори!
– Взгляните, государь, на правый-фланг! – возбужденно проговорил Кантемир.
Петр поднес к глазам подзорную трубу и увидел, что татары, теснимые молдавскими конниками, попадают под огонь русской пехоты.
