Царь вошел в шатер, сел. За ним последовали Кантемир и Шереметев.
– И поляки тоже не прислали обещанного подкрепления, – сказал царь после недолгого молчания. – На сколько дней хватит нам провианта?
– Дней на пять-шесть, – ответил фельдмаршал.
– Да… – произнес царь озабоченно. – Худо дело…
– В Буджаке много зерна и скота, – сказал Кантемир. – И это недалеко отсюда.
– Немедля напиши хану Буджакскому, – приказал царь фельдмаршалу, – пусть пришлет провиант. Да и сам пусть идет сюда со своим отрядом. Иначе ему несдобровать! Так и напиши…
Шереметев вышел. Вскоре вернулся, ведя мальчишку лет двенадцати. Петр и Кантемир молча курили.
– Вот и писарь татарский нашелся! – усмехнулся Шереметев.
– Пишешь без ошибок? – спросил Кантемир.
Татарчонок не ответил – уколол его взглядом и присел к столу. Потом достал из кармана халата чернильницу, из-за уха – перо и посмотрел на всех без тени смущения. Мужчины переглянулись. Кантемир кашлянул:
– Ну что ж, посмотрим! Напиши что-нибудь.
Мальчишка обмакнул перо в чернильницу.
– А ты татарский знаешь? – спросил он Кантемира.
– Знаю.
– Что написать?
– Да что хочешь!
Татарчонок склонился над бумагой и написал что-то крупным и красивым почерком. Кантемир взял у него лист, поднес к глазам, прочел – и изменился в лице. «Будь проклят тот, – было написано на листе, – кто держит в руке кусок хлеба и тянется за другим, побольше».
– Ну, как он пишет? – спросил царь.
– Хорошо, – попытался улыбнуться Кантемир. Потом поднялся – Что-то здесь слишком жарко. – И вышел из шатра.
Бояре все еще сидели за столом. Теперь, когда оба государя покинули их, они состязались в питье, а особенно – в громкой речи. Каждый старался, чтобы его услышали, и никто не желал слушать. Галдеж стоял как на ярмарке.
– Нам очень нравится этот договор! – кричали одни.
– Да, нам он по душе! – поддерживали другие. – теперь нам не надо дань царю выплачивать!
– Турки перешли Дунай?
– Следом за нами идут.
– Назначьте им жалованье, полковник, – приказал Кантемир и повернулся уже, чтобы идти, но один из мужиков остановил его:
– Ваше величество…
– Что тебе? – нетерпеливо спросил Кантемир.
– Дозволь нам, – попросил беглый, – в эти тяжкие дни послужить родине без всякого жалованья!..
– Спасибо! – взволнованно сказал Кантемир, и озабоченное лицо его прояснилось.
К капитану Декусарэ подошли несколько лучников. Одни из них в кольчугах, у других шлемы на голове. Все они были уже не молоды, лет по пятьдесят-шестьдесят.
Капитан насмешливо присвистнул:
– Ваше место, старики, на печке, а не на ратном поле! – Повернулся к ним спиной.
– Ах ты щенок! – разгорячились лучники. – Напялил немецкий кафтан и уже думает, что он – генерал!
– Еще посмотрим на него в бою! – сказал крестьянин, что привел в лагерь всю свою семью, и выпятил грудь колесом: – А вы что толпитесь, будто бараны? А ну-ка, становись по одному!..
Лучники вытаращили на него глаза.
– Да ты в своем уме? Чего кричишь на нас?
– Кричу, потому что я ваш командир! Или, может, не нравлюсь?… А зовут меня Тодикэ. Вот так!..
Те, кому посчастливилось получить оружие, изучали приемы штыкового боя. Другие приставали к русским офицерам:
– Дайте и нам ружья…
Один из крестьян вложил русскому солдату в руку деньги:
– Продай мне хоть шпагу, друг!
– Да я тебе задаром бы все отдал, – засмеялся солдату – даже рубаху последнюю. Но шпагу… Бригадир меня за нее повесит!
Проходивший мимо Петр, услышав эти слова, одобрительно улыбнулся.
Капитан Декусарэ вместе с Илие Арборе обходил строй обнаженных по пояс деревенских парней.
– Мне не нужны простофили, растяпы и мокрые курицы! – приговаривал он, отбирая самых крепких и ловких на вид.
За ним по пятам, не отставая ни на шаг, следовала родика.
– Одно только слово, капитан!
– Бабам здесь нечего делать, боярышня.
– Одно слово – и я уйду!
Отобранные капитаном парни отходили налево, одевались.
– А мы? – забеспокоились остальные.
– За вами придет пехотный капитан, – бросил в ответ Декусарэ.
Отобранные парни были один к одному – и по стати, и по силе. Илие Арборе выстроил их в колонну.
– Вооружи и обеспечь конями, – приказал капитан.
– Коней больше нет.
– Найди.
Родика прошла в дубовую рощицу, что была неподалеку. Обернулась, посмотрела на оставшегося позади капитана и разразилась слезами.
Илие Арборе проводил ее взглядом.
– Поимей ты жалость, капитан! – сказал он Декусарэ. – Не видишь разве, как она мучается?
– Мучается? – усмехнулся капитан. – Вот и хорошо, И я когда-то мучался. Оставь меня в покое и занимайся своим делом!
Илие Арборе сделал поворот налево кругом, подошел к колонне парней и увел их. А Декусарэ тут же направился в рощицу, к Родике.
Плечи девушки вздрагивали от рыданий. Капитан отломил ветку от дерева и кашлянул:
– Ну что? Не говорил я тебе, что никуда от меня не Денешься?
Девушка зарыдала еще горше.
– Ладно, перестань! – уже мягче сказал капитан. Наклонившись, он обнял Родику за талию. – Один поцелуй – и все пройдет!..
Родика отпрянула от него.
– Не до поцелуев мне теперь!
Капитан хотел было рассердиться но, заглянув пристальнее в глаза девушки, раздумал. Понял: дело серьезное.
– Что с тобой?
Родика спрятала лицо в ладони.
– О-о-о!..
– Что случилось? Отец тебя из дома выгнал?
– Мне стыдно… Стыдно вам говорить! – простонала Родика. – Мне стыдно смотреть людям в глаза!..
– Да что случилось-то? Скажешь ты или нет?
– Такой позор!.. Лучше умереть…
Капитан опустился на колени, погладил ее по голове.
– Ну, прошу тебя…
– Бояре… Изменники… Бежали к туркам…
– Кто?
– Мой отец среди них…
Зной не спал и с наступлением ночи. В шатре везиря было душно. Двое арапчат обмахивали Балтажи-пашу опахалами.
Йордаки Русет и Антиох Жора опустились перед везирем на колени и поцеловали полу его халата.
– Говорите! – приказал Балтажи-паша.
– Поняв, сколь вероломно поведение господаря… – начал ворник.
– Короче! – прервал его везирь. – Ибо ночи летом коротки, а дни – длинны. Завтрашний день будет длиннее всех. И тяжелее. Нужно оставить время для отдыха. Сколько вас?
– Почти половина всех бояр дивана. И около трехсот наемников.
– Хорошо! – удовлетворенно произнес везирь. – А гяуров?
– Русских? – переспросил Антиох Жора.
– Около пятидесяти тысяч, – ответил Йордаки Русет.
– Я насчитал почти сотню повозок с ранеными, – добавил Антиох Жора.
– Русские войска голодают, – сказал ворник. – К тому же утомлены переходом.
– Сколько у царя пушек?
– Пятьдесят три.
– А какие силы у Кантемира?
– В лагере шесть тысяч. Остальные разосланы по селам за провиантом.
Везирь некоторое время молчал, разглаживая седую бороду. Его острые глазки довольно поблескивали.
– И кого хотите вы вместо Кантемир-бея? – спросил он немного спустя.
Йордаки Русет опустил глаза. Антиох Жора взглянул на везиря:
– Молдавия низко склоняется перед высочайшим султаном и покорнейше просит…
– Имя?
– Великий ворник Иордаки Русет.
Русет еще ниже склонил голову.
– Достойный человек! – сказал везирь то ли с похвалой, то ли с иронией.
Он хлопнул в ладоши, и в шатер вошел чауш. Балтажи-паша шепнул ему что-то на ухо. Чауш поклонился и вышел.
– А что за человек царь? – спросил везирь бояр.
– Врага легче ругать, чем хвалить, – сказал Русет. – К великому нашему огорчению… – Он нерешительно посмотрел в глаза везиря.
– Говори, – подбодрил его Балтажи-паша.
– Нужно признать, – продолжал ворник, – что он поистине велик.
– А ты – правдив, – сказал везирь. – И заслуживаешь молдавского престола…
В глазах Русета засветился лучик надежды.
– Но прежде всего надо, – договорил везирь, – чтоб вы помирились.
В шатер вошли двое: впереди Маврокордат, за нам – Раис-эфенди.
– Добрый вечер, – сказал бывший господарь. Бояре поднялись с колен.
– Да смягчится твое сердце! – выдавил из себя Йордаки Русет. В голосе его дрожал страх. Подойдя к греку, он поцеловал его руку. – Прости мне мои прегрешения!..
– Только после того, как ты их искупишь, – ответил Маврокордат.
– Тот, кто осознал свои грехи, уже искупил их наполовину, – сказал Раис-эфенди.
– Я не назову тебя собакой, Кантемир-бей, хотя и следовало бы. Я не назову тебя подлецом, хотя ты заслуживаешь этого названия. И не напомню тебе, кому обязан ты престолом Молдавии и какое зло причинил своему другу…
Кантемир стоял перед Раисом-эфенди с непроницаемым лицом.
– У великих людей великие помыслы, – продолжал тот. – Так я говорил тебе когда-то. А теперь говорю: осуществить великие помыслы дано только трезвым людям. Очнись, Кантемир, и посмотри. Ты увидишь, как угасает завтрашний день. Это твой день угасает… Мы знаем все о войске царя. Знаем все о твоем войске…
