в море.
До сих пор направление движения было ясно, реки вели Тана и его дружину на юг. По древним преданиям, когда мир охватили междоусобные войны, именно на юг ушли единокровные племена.
Прошло два месяца, а на берегах рек Тан не нашел тех, о ком говорили старики. Наконец дошли и до моря. Возник вопрос: куда плыть дальше?
Посовещавшись с дружиной, – в дружине народ подобрался отчаянный, небоязливый, – Тан решил плыть дальше: в конце концов и у моря должен быть конец.
Но время шло, а все не было видно ни берегов, ни встречных кораблей; и не у кого было спросить о местных странах и народах.
На седьмой день плавания по морю ладья попала в штиль. Полдня команда гребла веслами. Но к вечеру кормчий Квашка сказал, что так как солнце садится в туман, то примета обещает завтрашний день ветреным, и Тан велел всем отдыхать.
Все ушли спать в трюм. Наверху остались только трое. Дозорный, сидя у мачты, держал ночную вахту. Кормчий Квашка улегся дремать на своем месте – на помосте, где лежал конец длинного рулевого весла. Тут ему чудился небольшой прохладный сквозняк.
Тан постелил овчинный полушубок на носу ладьи, украшенной деревянной волчьей головой на длинной шее. Ему не спалось, и он, прислонившись спиной к борту, смотрел на звезды.
Летняя ночь проходит быстро. Вроде и не успело стемнеть, а серебристая дорожка на воде налилась мутным молоком и стала таять. Потянуло холодом.
Почувствовав холод, Тан сел и накинул на плечи овчинный полушубок, на котором расположился.
Тут и с кормы пришел Квашка.
Квашка здоровенный парень. Рыжий – широкое лицо усеяно веснушками. Водянистые глаза навыкате, глупые. Вид заспанный – к волосам прилипла соломина.
Тан недовольно покосился на него.
– Ты чего рулило оставил без присмотра?
– А куда оно денется – я его привязал, – сказал Квашка и широко зевнул.
– Не выспался, что ли? – проговорил Тан.
– Не, еще надо бы поспать, – хлопнул ржавыми ресницами Квашка.
– Тебе бы все дрыхнуть. Знаю я вас, молодежь, – пробурчал Тан.
– Так днем так наработаешься, что… – лениво отбрехивался Квашка.
Тан перебил его:
– Мы семь дней шли под парусом – какая работа? Только и делай, что дрыхни. Рожи еще не опухли?
– Не-а, – сказал, растянув толстые губы в наглую улыбку, Квашка.
– А чего не спишь? – спросил Тан.
– Замерз. Странные тут места – днем жара такая, что кажется, что сваришься живьем, а по ночам холод лютый, – сказал Квашка. – Ищу чем-либо укрыться.
– Ну так чего пришел сюда? Спустился бы под палубу, там зимние вещи сложены, – сказал Тан.
– Лень идти, – сказал Квашка. – Все равно сейчас солнце из-за горизонта поднимется и снова жарко станет, и тогда все снова придется относить вниз.
– Ну тогда жди, когда солнце встанет, – холодно сказал Тан. Ему не хотелось дальше разговаривать с Квашкой, и он, отвернувшись, замолчал.
Квашка пошарил рукой под лавкой и вытащил оттуда какую-то дерюжку и набросил ее на плечи.
Тану показалось, что парус едва заметно шевельнулся.
– Кажется, ветер поднимается, – проговорил Тан.
Квашка бросил беглый взгляд на море.
– Не, это тебе показалось.
– А я говорю, что не показалось! – раздраженно сказал Тан. – Ты бы лучше поднял людей.
– Зачем? – спросил Квашка.
– Затем, что налетит ветер и перевернет корабль! – передразнил Тан.
Квашка ему не нравился. Квашка числился в младшей части дружины, но гонору проявлял с избытком, на все у него находилось свое мнение, и он его излагал безо всякого стеснения при первой же возможности. Тан считал, что Квашка не проявляет должного уважения к старшим, и жалел, что взял его в дружину.
Квашка опять бросил взгляд в море и проговорил:
– Там, впереди, какой-то огонь виднеется…
– Какой может быть огонь в море…
– Похоже на лодку. Я на нее уж смотрю, смотрю.
Тан поднялся.
– Балбес рыжий, так чего же ты молчишь?
– Да далеко еще, не разберешь, что там, – начал оправдываться Квашка.
Тан недовольно хмыкнул и, прислонив ладонь ко лбу, вгляделся в белесый горизонт. Впереди и в самом деле темнела темная вертикальная черточка. Под ней – слабый огонек.
– Непонятно, что это… – проговорил Тан.
– Это лодка, – убежденно сказал Квашка, щуря синие глаза. – А торчит – мачта.
– Вижу, – сказал Тан. – Но отчего она не двигается?
– Наверно, это рыбак – с вечера поставил сети, а сейчас готовится их выбирать, – предположил Квашка.
– Если это рыбак, то почему он ушел так далеко от берега? – спросил Тан.
Квашка пожал плечами.
– Да кто же его знает? Где он, этот берег? Седьмой день его не видно, словно земля утонула.
– Ладно, – сказал Тан. – Пойдем к рыбаку. У него все и выясним.
– Как бы он с перепугу не удрал, – сказал Квашка.
– От нас не удерет, – сказал Тан. Он бросил взгляд на обвислый парус и решительно приказал: – Поднимай народ. Пусть садятся на весла.
В рыбацкой лодке было двое: хозяин лодки Вьюн и его сын Мал.
Это была хорошая, крепкая лодка, способная перевезти даже десяток человек. Но с такой большой лодкой одному управляться трудно. Нужны подручные. Но чужих Вьюн в лодку не брал.
Дело было родовое – прадед Вьюна был рыбаком и учил рыбацкому делу своего сына. И дед Вьюна был рыбаком и учил своего сына. И отец Вьюна был рыбаком и учил своего сына рыбацким хитростям. И теперь сам Вьюн рыбак и должен учить ремеслу своего сына.
Вьюну было кого учить – у него девять сыновей. Но старшие сыновья не захотели заниматься не очень прибыльным родовым делом, а предпочли более рискованное, но сулящее быстрое богатство и почет ремесло – они вступили в дружину князя Словена, – поэтому в подручные Вьюну остался только самый младший сын – Мал.
Малу десять годков. Мальчонка – худощавый, белоголовый, загорелый до черна. Пока отец тратит время на размышления о превратностях жизни, он дрыхнет, тихо посапывая, на свернутом парусе.
«Счастливый. У него все просто», – сквозь дремоту думает Вьюн.
Вьюн вышел в море еще вчера, как всегда, под вечер. Действия его были обычные – на вечерней заре установил сеть, зажег огонь на носу лодки, чтобы привлечь рыбу, и стал дремать в ожидании рассвета.
Пока спал, и не заметил, как к лодке подошел неизвестный корабль. С корабля баграми подцепили лодку и потянули к себе.
Почувствовав неожиданное движение, перепуганный Вьюн вскочил, при этом едва не свалившись в воду. Когда пришел в себя, то увидел на борту корабля человека, который с любопытством, но не улыбаясь смотрел на него.
Человек был
