наполненную водой бочку.
– Слушай, Аренова, я тебе воды натаскаю. А ты мне за это чайку нальешь, идет?
-- Тебя же Лена дома ждет.
-- Не ждет. Она с Женькой младшим воюет, ей не до меня сейчас.
Хозяйка вспомнила про незаправленный бульон и беспорядок. Тратить время на гостя, когда дела дышат в затылок, совсем не хотелось.
-- У нас не прибрано, Жень, -- нерешительно промямлила Антонина. – И угостить нечем, один бульон, даже картошки жареной нет.
-- А я сыт, мне бы только чайку, -- настырный Никонов вылил в бочку воду. -- Мы с тобой вместе Саньку дождемся, мне, кстати, поговорить с ним надо.
Чуткое ухо бывшей учительницы пения уловило в чужом голосе фальшивые нотки.
-- Случилось что-то?
-- Что с нами может случиться? Разве что прыщ на заднице вскочит, но это, девушка, я думаю, вам неинтересно, – он ловко подхватил пустые ведра и двинулся к двери. – Я пошел, а ты сообрази чего-нибудь к чаю. Шоколад в этом доме, надеюсь, имеется? – и выскользнул угрем за дверь, не сообразив, что даже лучшей частью целого пайка не заменишь.
Вернулся Евгений не скоро. Хозяйка успела сварить суп, пожарить картошку на сале, нарезать кружками соленые огурцы.
-- Эх, Антонина, сразу видно, что ты южанка. Кто ж так закусь на стол подает?
-- А как?
-- Огурчики лучше складывать целыми, хвостик к хвостику, пупырышек к пупырышку, бочок к бочку, как молодоженов. Тогда они сами в рот прыгнут.
-- Да ты просто поэт, Никонов!
-- Нет, дорогая. Я мужик, глава семьи, меня больше интересует проза жизни, чем поэзия. Если б стишки кропал, моя Ленка уже по миру пошла бы давно или бросила меня к чертовой матери с моими рифмами. И правильно бы сделала, между прочим, -- назидательно заметил старлей, усаживаясь за стол. – Женщине нужны защита и достаток, а на пустое брюхо она не то, что на поэта смотреть не станет, стих в руки не возьмет, скажешь, не так?
-- Зануда ты и черепаха, а не глава. Тебя только за смертью посылать. Что так долго? Мой руки, садись.
-- Уже вымыл.
Тонечка рассеянно посмотрела в окно.
-- Жень, не знаешь, почему Аренова так долго нет? Уже темно совсем.
-- М-м-м, -- неопределенно промычал гость, набивая картошкой и без того полный рот.
-- Говорил, что сегодня пораньше вернется, -- Тонечка плюнула на собственное правило не задавать друзьям мужа подобных вопросов. Сейчас она спрашивала не из праздного любопытства или ревности (не к медведице же ревновать в такой глухомани!), ею овладевала тревога. Саша никогда не задерживался и всегда выполнял обещания. Сегодня он дал слово быть к шести. На часах почти восемь, а его до сих пор нет. В сенях послышался шум.
-- Сашка! – радостно взметнулась из-за стола хозяйка.
-- Опять не закрыла, -- со вздохом констатировал гость.
На пороге стояла Елена.
-- Привет, Лен, проходи, -- пригласила Тоня, пытаясь скрыть разочарование. – Пообедаешь с нами?
-- У тебя уже гость, небось, сожрал все припасы. А я девушка совестливая, чужой семейный бюджет берегу пуще собственного. Привет, Тонечка!
-- Я не ослышался? Здесь кто-то заговорил о бережливости? Неужели в моей жене проснулась способность мыслить?
-- А ты, милый, помолчи, когда дамы беседуют, -- Елена плюхнулась на стул рядом с мужем, деловито оглядела стол, вздохнула. – Никонов, как насчет совести? Все огурцы перевалил на свою тарелку.
-- А я виноват, что они такие вкусные?
-- Не ворчи, -- улыбнулась хлебосольная хозяйка, -- дай человеку спокойно поесть. Если не хватает, я могу еще принести.
--Ой, солнце мое, принеси, а? Только не нарезай, ладненько?
-- Подожди минутку, -- Тоня подхватила пустую тарелку и направилась в подпол, где хранились скудные припасы. Возвращаясь к неплотно прикрытой двери, неожиданно для себя перешла на бесшумный кошачий шаг и прислушалась, прекрасно понимая, что подслушивать неприлично, пусть даже чужих в собственном доме.
-- Ты уже сказал? – послышался тихий голос из комнаты.
-- Не видишь разве? Она не в курсе.
-- Сашка жив?
-- Раз повезли в госпиталь, значит, не помер.
-- Никонов, по-моему, ты хамишь.
-- А ты не задавай идиотских вопросов, я и так, как на иголках. Давлюсь этой картошкой, а в башке одно: как скажу?
-- Может, я попробую?
-- Не смешно.
-- Между прочим, когда твой самолет упал, я узнала об этом от Сивцовой. Валька первая прибежала и доложила. Мы сначала поревели на пару, а уже потом пришли ребята и сказали, что ты живой.
-- Что ты сравниваешь? Она же беременная!
-- Ну и что? Наш Женька тоже тогда только родился, а я целый час думала, что мой ребенок сирота.
-- Нет, я сам. Только ты на всякий случай останься, не исчезай.
-- А для чего ж я, по-твоему, примчалась?
-- Я думала, за огурцом, -- Тоня подошла к столу, сунула под нос тарелку. – Ешь, -- деревянные губы не слушались, как после новокаиновой заморозки, ноги плохо сгибались в коленях, и она передвигалась точно на ходулях.
-- Тонечка, миленькая, -- вскочила из-за стола Елена, -- он жив, честное слово! Господи, Женька, скажи ей, что это правда!
-- Ну, что вы, девки, вечно сразу нас хороните? – забормотал Никонов, бережно усаживая жену друга на стул. – Сначала одна, теперь другая. Совсем сдурели! Живой твой Аренов, жи-вой, поняла? Еще всех нас переживет.
-- Тебя – не надо, -- встряла Никонова.
-- Я – старше, по справедливости должен уйти первым.
-- По дурости, -- огрызнулась никоновская половина.
-- Я хочу к нему. Где он? – по-прежнему непослушные губы делали речь медленной и невнятной.
-- Что?
- Где он? Я должна его видеть.
-- Ты ничего никому не должна, ясно? И лучше тебе, дорогая, не рыпаться, а сидеть дома да ждать возвращения мужа. Если что будет надо, скажи. Мы с Ленкой всегда под рукой, поможем. А сейчас прекрати хлюпать носом, возьми себя в руки и успокойся. Не то не посмотрю, что ты