Заревели трубы, загрохотали барабаны, завопила публика. Тоби вскочил, сам того не сознавая, и лишь усилием воли заставил себя вновь усесться на место. Асторре нагнулся к нему.
― Им тут все позволено. Когда играют мамелюки, они и вовсе держат сабли наголо!
Годскалк ухмыльнулся, глядя на лекаря.
― Видишь, он не свалился.
Асторре даже не воспринял это всерьез.
― Надеюсь, что так, ― воскликнул он. ― Не зря же я его столько гонял… А то, чего не знает он, умеет лошадь. Они ведь, как-никак из дворцовых конюшен.
― Но как он… ― начал Тоби.
― Тихо. Они начинают, ― оборвал его Асторре. ― А знаешь, из этой малышки Катерины могло бы выйти что-то стоящее. Ты только посмотри. Жаль, что она все свое время тратит, пытаясь помешать Николасу.
В особенности это было досадно, поскольку сам Николас явно не желал отвечать действиями, которые могли бы выбросить девочку из седла или сбить ее лошадь с ног, тогда как она всякий раз, стоило им сблизиться, пробовала исполнить и то, и другое. Игра продвигалась стремительно, поскольку большинство игроков были юными и подвижными, а лошади были приучены думать за седоков. Команды перемещались с одного конца стадиона на другой, и из стороны в сторону, и было поразительно, как скоро все они научились понимать намерения друг друга.
В большей степени, чем многие иные игры, эта заставляла человека проявить свою подлинную сущность. Виоланта правила своей командой железной рукой, не делая поблажек принцессам, которые были ей ровней. Ловкая и уверенная в себе Мария на это ничуть не обижалась. Похоже, в эту игру она играла часто, но любила ее скорее как некое развлечение, чем за скрытый в этом действе смысл. Со своей стороны Анна отдавалась игре всецело, металась между восторгом и отчаянием и порой кричала в голос на своих товарищей по команде. Ее лошадь всегда уставала первой, и ей пришлось дважды пересаживаться на новую, прежде чем то же самое хоть раз сделала Виоланта. Но наибольший интерес из них всех представляла Катерина, резвая, гибкая, тонкокостная, она словно сливалась с лошадью, действуя с ней заодно. Для нее явно не могло быть наслаждения большего, чем, наряженной в золотые одежды, выступать заодно с принцессами на глазах у тысяч зрителей. При этом действовала она без всякой жалости, орудуя против соперников то клюшкой, то шпорами, причем доставалось не только Николасу, но и ее собственному мужу.
Как ни странно, но, несмотря на свою суровость с другими, ей Виоланта прощала все. В свою очередь Николас по-прежнему вел себя сдержанно, хотя никак не мог не заметить, что именно Катерина по сути стала его основным противником. Удары, порезы и синяки он терпел с врожденным стоицизмом.
К середине игры он успел слететь с лошади, когда та, не выдержав бокового удара, упала на колени; но и остальным игрокам доставалось не меньше, и даже Дориа в момент, когда нагнулся, пытаясь сделать сложный удар из-под шеи своего пони, столкнулся с кем-то и довольно сильно ушибся. На таком огромном поле невозможно было определить, кто виноват, поскольку столкновения происходили постоянно. Когда же, наконец, первая половина игры завершилась, и игроки разъехались по местам, чтобы попить воды, обтереться полотенцами и передохнуть на скамьях в ожидании, пока им приведут новых пони взамен прежних, ― стало заметно, насколько все они утомлены игрой. Это была жестокая забава, особенно для женщин.
― Хочешь пойти вниз и поговорить? ― спросил Тоби.
― С Николасом? ― удивился Асторре. ― А что мне ему сказать?
― Чтобы поберегся Катерины.
Наемник хмыкнул.
― Эта девчонка заслуживает хорошей порки, но у нее силенок не хватит вышибить его из седла. Нет, чего ему надо опасаться, так это двоих сразу.
― Двух других женщин? Или генуэзки и ее сына? Так предупреди его…
― Нет, нет, он знает. Ведь в тот раз его толкнул сынок Амируцеса, Василий. Неплохо сработал, кстати.
Ну, разумеется, ведь Дориа сам выбирал свою команду. Амируцес и Алексий…
Смертельное сочетание… В то время как Дориа будет играть благородно и останется весь в белом… На самом деле, они с Николасом играли так, будто всю жизнь состояли в одной команде.
― И что бы ты там ни говорил, ― добавил Асторре, ― ему повезло, что этот банный красавчик на его стороне. Это ведь он сшиб с коня нашего славного мессера Дориа. И, похоже, пару раз уже спас Николасу жизнь.
― Алексий? ― недоуменно переспросил Тоби. Он не мог понять, каким образом наемник успел так хорошо в этом разобраться.
― Я же говорю ― красавчик. Я думал, его матушка станет возражать, но, похоже, она не желает принимать ничью сторону во всем, что не касается игры. Ее муж спал с собственной сестрой: чему же удивляться, коли у мальчонки дурные привычки? Все равно… Если он хочет отделаться от Дориа, то времени осталось немного. Тот ― отменный игрок, скажем по чести… А наш парень мягковат. Не удивлюсь, если в глубине души он жалеет о том, что вынужден сделать.
Годскалк обернулся, заслышав эти слова. Тоби с раздражением парировал:
― После того, как Дориа обошелся с ним и с Юлиусом в горах? И потом… Никто ведь и не собирается его убивать, ― просто вывести из строя на пару дней, а лучше на дюжину. ― Лекарь старался не смотреть на Годскалка, и его раздражало осознание правоты Асторре. Даже слепец заметил бы, что Николас, несмотря ни на что, чувствует себя как рыба в воде, и отчасти причиной тому была их с Дориа совместная игра.
Еще более очевидным это сделалось к началу второй части состязания, поскольку игроки пересели на свежих лошадей, передохнули и теперь смогли в полной мере использовать все знания, приобретенные вначале. И вновь оставалось лишь поражаться, как схоже мыслили эти двое: одинаково быстрые, ловкие и хитроумные. Николас, несясь куда-то во весь опор, внезапно перехватывал боковой мяч и отправлял его словно бы наугад, ― но Дориа уже ожидал в том самом месте. Или сам генуэзец, уходя от прямой атаки, швырял мяч через плечо, где Николас, предвидя удар, уже успевал развернуться, дабы отправить золоченый снаряд в противоположном направлении.
В их команде ни Алексий, ни Василий Амируцес не обладали теми же способностями; в команде женщин Мария могла противостоять им благодаря своему опыту, а Виоланта и сама была наделена схожими талантами. Катерина, прирожденная наездница, пылала от гнева, наблюдая за мужчинами. И в этот момент, опьяненные игрой, Николас и Дориа заложили столь изощренный двойной финт, что Катерине оставалось лишь озадаченно следить за мячом, который, преодолев половину поля, заслужил мужчинам еще одно очко. Тоби краем глаза успел заметить, как Годскалк что-то бормочет себе под нос, но рев труб и грохот барабанов заглушили его слова. Асторре с другой стороны вопил в голос, не скрывая восторга, однако Лоппе, как и сам лекарь, сидел молча и неподвижно.
Всадники, собравшиеся в центре поля, отбрасывали длинные тени, и по этому можно было судить, что времени осталось немного. Николас и Дориа сменили выдохшихся коней на свежих. Одежды у всех игроков были порваны и перепачканы, а Николас где-то потерял шляпу. Глаза его блестели от возбуждения.
― Взгляни на Дориа, ― внезапно сказал Годскалк.
Тоби обернулся, ожидая увидеть выражение столь же безграничного восторга, однако генуэзец стоял хмурый и напряженный, пристально глядя, как Николас садится в седло, перехватывая поводья у смеющегося конюха.
― Один из них вспомнил, ― промолвил священник.
Мужчины завоевали шесть очков, женщины, хотя и сражались изо всех сил, провели лишь два мяча. Виоланта из гордости отчаянно желала забить хотя бы еще один гол. На сей раз они первыми устремились на мужчин, и каждая заранее наметила себе цель: Мария и Виоланта постарались блокировать этих двоих паяцев, и тогда принцесса Анна перехватила мяч и, рывком развернув свою крепкую лошадку, устремилась на другой конец поля без оглядки и без задержек. Все прочие толпой устремились следом.
Катерина нагнулась в седле, чтобы защититься от юного Амируцеса, настигавшего ее сбоку. Виоланта закричала на девочку, когда та не успела нанести удар по мячу, который мог бы их спасти. Вместо этого клюшки двоих игроков сцепились и переломились пополам. Несколько мгновений лошади скакали рядом, затем Амируцес высвободился и бросился назад за мячом; то же самое сделали Виоланта и Катерина. Три лошади скакали бок о бок. Алексий и Мария приближались с одной стороны, а Николас и Дориа ― с другой. Взметнулись и опустились клюшки; засверкал и отскочил мяч, перелетая от одного к другому. Они перешли с мужской половины поля на женскую, и тут Пагано направил лошадь в самую сумятицу, успев перехватить и отбить золотой мяч на лету прямо у Марии над головой.
Это ему не вполне удалось: вокруг было слишком много людей, и на сей раз чутье его подвело, ― Николас оказался совсем рядом и никак не мог принять этот хитрый, невозможный пас. Они скакали все вместе, толкаясь и отпихивая друг друга, ― все, кроме Анны и Амируцеса. Ничего удивительного, что в такой толчее вместо того, чтобы ударить по мячу, клюшка могла задеть лошадь или человека. Тоби показалось, что за рокотом барабанов он слышит женский крик, а затем из небольшого стремительного табуна вырвалась лошадь без всадника, а другая, в самой гуще, встала на дыбы, скидывая седока наземь.
