шлёпнул по заднице.
— Ты слишком много пьёшь. Запасы, знаешь ли, не бездонны. И пополнять их — не в винный погреб спуститься.
Она снова уселась на клинэ. На сей раз без соблазнительного изящества. Сгорбилась и нахмурилась.
— Прости, я слишком взволнован. Просто сегодня я получил очень важное письмо от моего давнего знакомого. Сейчас он в Дакии, возле узурпатора. Пишет, что обнаружил подлинного ликантропа.
— Это то, что ты искал много лет? — тихо спросила Гермиона.
— Да, и это небывалая удача! На днях мы уедем из Антиохии. И отправимся на север, в новую провинцию. А там ждёт меня наш давний враг. Или друг. Или предмет моего изучения. Как уж сложится. Но я очень постараюсь до него добраться. От этого зависит всё. Не просто наше бытие — наша свобода.
Он замолчал. Встал и подошёл к маленькому окошку на уровне лица.
В небе горела полная луна. За окном лёгкий ветерок теребил кроны вековых кедров.
Алатрион закрыл глаза.
«Нигидий?»
Мелодичный завораживающий голос заставил его вздрогнуть.
Обнажённая женщина. Она — само совершенство, куда уж миловидной Гермионе, та рядом с ней — дурнушка.
Кожа — молочно-белая чешуя.
«Да, госпожа моя».
«Что с тобой? Твои мысли мечутся».
«Прости меня. Я действительно сегодня рассеян. Это письмо… оно выбило меня из колеи. Я думал, что буду готов, но, кажется, ошибался».
«Ты слишком возбуждён, это может помешать. Успокойся».
«Конечно. Как прикажешь».
«Нигидий. Волк не нужен. Важны волчата».
«Да, госпожа».
Видение исчезло. Он выдохнул. Повернулся к испуганной Гермионе и медленно проговорил:
— Immolabimus iuvenibus animalibus.
Конец первой книги