Слуга приставил косу к горлу Жоана. На этот раз ее острый конец впился в кадык монаха. Жоан стоял спокойно. В глазах ребенка уже не было страха, на его лице отражались те же чувства, что и у тех, кто стоял за его спиной.
— Что… что ты собираешься делать, Мар? — Как только Жоан заговорил, на шее осталась кровавая царапина от косы.
Мар некоторое время молчала. Жоан даже слышал ее дыхание.
— Заприте его в башне, — приказала она.
Мар не заходила туда с того дня, когда она наблюдала за ополчением Барселоны, которое готовилось сначала к штурму, а потом разразилось криками ликования. Получив известие о гибели мужа при Каталаюде, она ее закрыла.
Вдова и две ее дочери пересекли площадь Шерсти и подошли к постоялому двору Эстаньер, двухэтажному зданию, на первом этаже которого находился очаг и столовая для гостей, а на втором — комнаты для гостей.
Их встретил трактирщик и слуга. Аледис подмигнула парню, увидев, с каким изумлением он стал смотреть на нее. «Что смотришь?» — крикнул ему хозяин и пнул его ногой. Юноша поспешил в заднюю часть здания.
Тереса и Эулалия заметили игривый взгляд Аледис, адресованный слуге, и обменялись улыбками.
— Сейчас вы получите пинок от меня, — шепнула им Аледис, воспользовавшись тем, что хозяин на мгновение отвернулся. — Ведите себя скромно и прекратите наконец чесаться! В следующий раз, когда почешетесь…
— Невозможно ходить в этой куче тряпья…
— Молчите, — приказала Аледис, когда хозяин снова повернулся к ним.
У него осталась свободной только одна комната, где они могли переночевать втроем, но там было всего два тюфяка.
— Не беспокойтесь, добрый человек, — сказала ему Аледис. — Мои дочери привыкли спать вдвоем.
— Ты видела, как на нас посмотрел трактирщик, когда услышал, что мы будем спать вдвоем? — спросила Тереса, когда они вошли в комнату.
Два тюфяка, набитые соломой, и маленькая подставка для лампы — вот и вся мебель, предоставленная в их распоряжение.
— Он уже видел, как ляжет между нами, — засмеялась Эулалия.
— А ведь вы даже не пытались воспользоваться своими чарами. Я же вам говорила, — вмешалась Аледис.
— Мы сможем работать и так. Лишь бы результат был.
— Это проходит только раз, — сказала Аледис. — Мужчинам нравится невинность, девственность. Как только они добиваются своего… В общем, нам придется ходить с места на место, обманывая людей…
— В Каталонии нет столько золота, чтобы заставить меня ходить в этих сандалиях и тряпках… — перебила ее Тереса и начала чесаться от бедер до грудей.
— Не чешись!
— Нас сейчас никто не видит, — стала защищаться девушка.
— Но чем больше ты чешешься, тем больше зудит.
— Почему ты подмигнула тому парню? — внезапно спросила Эулалия.
Аледис строго посмотрела на девушек.
— Это не ваше дело.
— Ты его себе возьмешь? — вмешалась Тереса.
Аледис вспомнила выражение на лице юноши, когда он даже не успел снять штаны, и неистовый напор, с которым тот забрался на нее. Им нравилась невинность, девственность…
— Мне удалось кое-чего добиться, — ответила она, пряча улыбку.
Они подождали в комнате, пока не пришло время ужинать, а затем спустились и заняли место за необструганным деревянным столом. Вскоре появились Хауме де Беллера и Женйс Пуйг. Как только мужчины присели за свой стол в другом конце комнаты, они не отрывали глаз от новых постоялиц. Больше в столовой никого не было. Аледис окликнула девушек, и те стали креститься, прежде чем приступить к трапезе, — перед ними уже стояли миски с супом, которые им подал трактирщик.
— Вино? Только для меня, — ответила ему Аледис. — Мои дочери не пьют.
— Еще кувшин вина, и еще один… С тех пор как умер наш отец, — извиняющимся тоном произнесла Тереса, обращаясь к трактирщику, — наша матушка не может прийти в себя…
— …от горя, — закончила за нее Эулалия.
Слушайте, девочки, — шепнула им Аледис, — здесь три кувшина вина. Ясно, что они на меня подействовали.
Через некоторое время я, уронив голову на стол, буду храпеть. Ну а вы начинайте действовать. Мы должны знать, почему арестовали Франсеску и что они собираются с ней сделать.
Наклонившись над столом, Аледис обхватила голову руками и притворилась, что охмелела.
— Идите сюда, — послышался голос, ответом которому было скромное молчание. — Если она пьяная… — снова раздался мужской голос.
— Мы вам ничего не сделаем, — сказал один из них. — Как мы можем вам что-то сделать в трактире Барселоны? Здесь есть хозяин, слуга.
Аледис усмехнулась про себя: «Что касается слуги, то вы его плохо знаете».
— Не беспокойтесь, мы — кабальеро.
В конце концов девушки уступили, и Аледис услышала, как они встали из-за стола.
— Не слышно, как ты храпишь, — шепнула ей Тереса.
Аледис позволила себе улыбнуться.
— У нас замок!
Аледис представила себе Тересу с ее выразительными голубыми глазами, которая открыто взирает на сеньора де Беллеру, чтобы тот имел возможность наслаждаться ее красотой.
— Ты слышала, Эулалия? Замок! Настоящий дворянин. Мы никогда не разговаривали с дворянами.
— Расскажите нам о ваших битвах, — услышала Аледис голос Эулалии. — Вы знаете короля Педро? Вы разговаривали с ним?
— Кого вы еще знаете? — спросила Тереса.
Обе увивались вокруг сеньора де Беллеры. Аледис сгорала от желания раскрыть глаза, чтобы чуточку понаблюдать за ними. Но она не должна была делать этого. Ее девочки прекрасно сумеют добиться своего.
Замок, король, кортесы… Они принимали участие в кортесах? Война?.. Последовало несколько восторженных возгласов, когда Женйс Пуйг начал рассказывать им о своих баталиях, где он, естественно, был главным действующим лицом. Все это обильно подкреплялось вином.
— А что делает такой дворянин, как вы, в этом трактире? — поинтересовалась Эулалия.
— У вас, вероятно, какие-то важные дела? — уточнила Тереса.
— Мы привезли ведьму! — выпалил Женйс Пуйг.
Девушки спрашивали только сеньора де Беллеру, который, как отметила Тереса, с укором посмотрел на своего спутника. Кажется, наступил тот самый момент, подумала девушка.
— Ведьму! — воскликнула Тереса, бросаясь к Хауме де Беллере и обнимая его обеими руками. — В Таррагоне мы видели, как сжигали ведьму. Она умирала в криках, пока огонь поднимался по ее ногам и жег ей грудь…
Тереса посмотрела в потолок, как будто следила за поднимающимся пламенем. Затем она прижала руки к груди, но через несколько секунд снова пришла в себя, сделав вид, что ее взволновал дворянин. Лицо де Беллеры излучало желание.
Не отпуская руки девушки, Хауме поднялся.
— Пойдем со мной. — Это был скорее приказ, чем просьба, и Тереса позволила себя увлечь.
Женйс Пуйг, увидев, что они уходят, спросил Эулалию:
— А мы? — Он опустил руку и положил ее на колено девушки.
Эулалия даже не попыталась освободиться от его руки.
— Сначала я хочу все узнать о ведьме. Это меня возбуждает…
Кабальеро сунул руку под юбку и начал свой рассказ. Аледис уже собиралась поднять голову и прекратить все это, когда услышала имя Арнау. «Ведьма — его мать», — говорил Женйс Пуйг. И несколько раз повторил: «Месть, месть, месть…»
— Ну, идем? — спросил кабальеро, закончив свой рассказ.
— Не знаю… — помедлив, ответила девушка.
Женйс Пуйг резко поднялся и шлепнул Эулалию ниже спины.
— Брось жеманничать, идем!
— Хорошо, — уступила она.
Когда Аледис поняла, что осталась в комнате одна, она с трудом приподнялась и руками потерла затылок.
Значит, они собираются поставить лицом к лицу Арнау и Франсеску, демона и ведьму, как их назвал Женйс Пуйг.
— Я скорее расстанусь с жизнью, чем допущу, чтобы Арнау узнал, что я его мать, — не раз говорила Франсеска после того, как они слушали заявление Арнау на равнине Монтбуя. — Мой сын — уважаемый человек, — добавила она, прежде чем Аледис успела что-либо возразить, — а я — обыкновенная проститутка. Кроме того, я никогда бы не смогла объяснить ему, почему не пошла за ним и его отцом, почему бросила своего ребенка умирать.
Аледис опустила глаза.
— Я не знаю, что ему рассказал обо мне Бернат, — продолжала Франсеска. — Но будь что будет, теперь уже ничего не изменишь. Время возвращает забытое, даже материнскую любовь. Когда я о нем думаю, всегда вспоминаю, как он взошел на помост и бросил вызов этой напыщенной знати. Мне бы не хотелось, чтобы Арнау утратил свое положение из-за меня. Лучше оставить все как есть, Аледис, и ты — единственная душа на свете, кто это знает. Я верю, что даже после моей смерти ты не выдашь этой тайны. Пообещай мне, Аледис.
Но что теперь стоит это обещание?
