Видать по всему, его тоже смутило неожиданное появление боярина. Он нахмурился, но тут же овладел собой. Одноок опасливо поглядел по сторонам.
— Ты ли это, Вобей? — с растерянностью проговорил боярин. Бежать ему было некуда — на узкой тропке коня не развернуть. А лес вокруг дремуч и страшен.
— Вот так встреча! — сказал Вобей. — Здрав будь, боярин.
Конь, продолжая двигаться, подвез Одноока ближе.
— Тпру-у, — попридержал его, взяв под уздцы, Вобей и снизу вверх с насмешкой посмотрел на боярина.
— Не озоруй, — сказал Одноок.
Тот и глазом не моргнул.
— Отпусти коня, кому сказано, — повторил боярин, напрягаясь всем телом.
Вобей ощупал богатую сбрую, провел рукой по седлу.
— Добрый у тебя жеребец, боярин.
— Атказ и того лучше был, — сказал Одноок. — Увел ты его, Вобей…
— Не гневись, батюшка, — ответил тать, — без того атказа был я как без рук. Спасибо, пастухи твои разини.
— А ну, ступай с дороги, — рассердился боярин и дернул поводья.
Жеребец вздрогнул, вскинулся, но Вобей удержал его за уздцы.
— Не серчай, боярин! — сказал тать, становясь серьезным. — Знать, удача моя, коли нанесло тебя на эту тропку. Слезай, да живо!..
— Ась?! — вытаращил глаза Одноок.
— Слезай, говорю, — повторил Вобей и потянул его из седла.
Не удержался Одноок за гриву, сполз боком; поняв недоброе, задрожал всем телом.
— Забирай коня, только меня не губи, Вобеюшка, — взмолился он.
Придерживая жеребца, отцепил Вобей от пояса боярина калиту с кунами, потряс возле уха, ухмыльнулся.
— Хороший подарок мне от тебя сегодня, боярин.
— Пользуйся…
Вобей обернулся и громко свистнул. Тотчас же на поляну выбежал из кустов стройный атказ, нежно заржал, остановившись возле хозяина.
Забыв про страхи, позеленел от злости Одноок, даже топнул ногой:
— Вор!
— Ты молчи-ко, боярин, покуда цел, — процедил сквозь зубы Вобей и легко вскочил на атказа. Боярского жеребца он держал в поводу. — Прощай, батюшка, авось еще когда свидимся!..
— Леший с тобой на том свете свидится, — сказал боярин и, поглядев вслед ускакавшему Вобею, сплюнул в сердцах.
Возвращаться на мельницу, на потеху Гребешку и Дунехе, Одноок не хотел. Так и отправился он во Владимир пешком, надеясь встретить кого-нибудь по пути.
Но дорога была пустынна, попутчиков в этот ранний час не оказалось и, отдыхая на каждой версте, кое-как добрел Одноок до города…
Немного спустя после того, как появился измученный ходьбой боярин у Серебряных ворот, через те же ворота выехал отряд из десяти воев во главе с Веселицей.
А на мельнице, ничего о том не ведая, сидел за столом, на том же месте, где недавно нежился Одноок, счастливый и удачливый Вобей и пил мед из той же чары, из которой недавно пил боярин.
— Что ж ты делаешь, Вобей? — попрекал его рассерженный Гребешок. — Не успел боярин и на версту отъехать от моей избы, как ты уж взял у него коня. Нынче забьет он тревогу, того и гляди, до нас доберутся…
— Чего ж до вас-то добираться? — лениво отвечал Вобей, бесстыдно, и уже не таясь от Гребешка, разглядывая Дунеху (совсем так же разглядывал ее Одноок). — До тебя добираться неча — не ты перстенек украл, не ты увел коня у боярина…
— А кто седло покупал? А кто меч тебе с торга привез? Может, не я и за перстенек получил куны? — разошелся Гребешок, со злостью глядя, как млеет жена под напористым взглядом шатучего татя.
— Не каркай, Гребешок! — оборвал его Вобей. — У страха глаза велики. Чего ни наговорил ты мне, а все понапрасну. Сколь надо, столь я у тебя и отсижу, а до срока мне отсель убираться нет никакой нужды.
— Никак, зиму собрался зимовать?
— Не в лесу же мне спать, а своей избы я не поставил, — спокойно возразил ему Вобей.
Дунеха поддержала его:
— Что пристал, Гребешок, к человеку?
— А ты сиди, сверчок, за печью, тебя не спрашивают, — цыкнул мельник на жену.
Дунеха молча проглотила обиду и, потупившись, притихла за столом.
Вобей укоризненно покачал головой:
— Почто жену свою срамишь, мельник, да еще пред чужими?
— А тебе полно насмехаться, Вобей! — вспыхнул Гребешок. — Аль не знаю, что мял ты Дунеху нынче во дворе, как гостил у нас боярин?
— Язык у тебя, мельник, что помело, — все так же спокойно и усмешливо попрекнул Вобей. — Про что говоришь, про то и сам не ведаешь: Не было меня с утра на твоем дворе, а ежели кто и мял твою жену, так это не я…
— Кто же мял-то?! — вспылила Дунеха и выпрямилась, как стальная полоса. — Аль не ты меня с собою звал, аль не ты уговаривал?!
— Вот все наружу и вылезло, — сказал Гребешок и сжал зубы. — Куды ж податься вознамерился, ежели не секрет?
— Туды, куды глаз не видит, — пробормотал Вобей. — А жена твоя сказки сказывает — ты ей не верь, Гребешок.
— Баба не врет, — уверенно отозвался мельник.
Вобей еще плеснул себе меду, ударил кулаком по столу:
— Как ни крути, а правды не утаить. Выдала меня баба. Все верно, Гребешок, надумал я жизнь свою сызнова начинать и Дунеху твою беру с собой.
— Ах! — вскрикнула мельничиха.
— Это как же так? — уставился на нее Гребешок. — Это как же так бабу мою возьмешь? А уговор?
— Кончился наш уговор.
— Нет, не кончился, — взъерошился Гребешок. — Бабу ты спросил, а моего согласия нет и не будет.
— Найдешь себе другую жену, Гребешок, — сказал Вобей. — Все равно ей от тебя проку нет. А мне она сладка, другой не надо…
Мельник уперся:
— Не пущу Дунеху — и все тут.
— Да как же не пустишь-то, ежели я ее заберу? — удивился Вобей, глядя на мельника так, будто видел его впервые.
Гребешок присел на краешек лавки, провел рукой по лицу, словно снимал налипшую на глаза паутину.
— Ох, не на радость приютил я тебя, Вобей.
— Как уйду, вот тогда и радоваться будешь…
— Разорил ты мой дом.
— Откуплюсь.
Порывшись в калите, отнятой у Одноока, Вобей положил на стол тускло сверкнувшую золотую монету.
— Гривной кун откупаешься?
— Али мало? — удивился Вобей. — Бери то, что даю. Мне ведь и передумать недолго.
— Продал я тебя, Дунеха, — всхлипывая, поворотил Гребешок мокрое от слез лицо к жене.
— Чего ревешь? — сказала жена.
— Сколь вместе прожили, беды не знали…
— Да каждый день у меня с тобою — беда, — попрекнула Дунеха. — Запер ты меня на своей мельне, ни шагу прочь. А в девках-то плясунья да заводила я была во всех хороводах.
— Ну дык и хороводься, ежели любо…
— И не уговаривай. Вот тебе гривна кун — деньги немалые. Бери да помалкивай.
Вобей радовался, что трудный разговор близок к концу. Теперь опасаться Гребешка ему было ни к чему: уедет он с Дунехой, а там ищи ветра в поле. Снова поближе к Новгороду решил податься Вобей.
— Спасибо за хлеб-соль да за приют хозяин, — сказал он, вставая. Дунеха, торопясь, сматывала в чистую тряпицу узелок с исподним. Шубейка была на ней, на ногах — меховые чоботы.
— Прощай, Гребешок.
— Прощевайте, голуби.
Вышли Вобей с Дунехой, а Гребешок за печь скакнул, потянул за черенок, выволок вилы.
«А вот поглядим, — пробормотал он себе под нос. — А вот поглядим, куды как пойдет».
Подкрался к двери, прислушался. Голоса Вобея и Дунехи раздавались во дворе.
— Эх, ма! — распахнул Гребешок дверь, сунул вперед себя вилы. Но не успел он и шагу сделать, как вскочили на двор его незнакомые вершники. Вобей прыгнул на коня, закружился по двору, Дунеха заверещала и, бросив узелок, кинулась прямо на Гребешка.
Не успел мельник убрать вилы, не успела струсившая Дунеха посторониться. Глубоко вошел в ее тело острый трезубец.
Схватилась Дунеха за черенок, ничего понять не может, смотрит на Гребешка и вроде бы улыбнуться пытается.
Дернул на себя вилы мельник — и прямо на него упала Дунеха, забилась на его груди, кровавя белую рубаху, захрипела и тут же кончилась.
А Вобеев конь махнул через плетень — и в лес. Кинулись за ним вершники, ломая сучья, закричали страшными голосами…
Ничего этого уже не слышал Гребешок, опустился он над телом Дунехи на колени, зажал ладонями ее бескровное лицо, закачался из стороны в сторону не в силах выдавить из себя слезы…
— Кто таков будешь? — наехал на него всадник на гнедом коне.
— Гребешок енто, мельник, — сказал кто-то.
— Не тревожь его, Веселица, — послышался другой голос.
Гребешок с усилием оторвал глаза от мертвого лица Дунехи, посмотрел на всадника помутневшим взором.
— Вишь ты, жену поранил, — говорили вои.
— До смерти прибил…
— Руды-то сколь натекло, страсть…
Веселица оглядел своих людей:
