Покончив с этим делом, которому донья Роса придавала немалое значение, она занялась выяснением некоторых обстоятельств, связанных с побегом Дионисио. Всю вину за это происшествие донья Роса возлагала на дворецкого, почему при первой же возможности приступила к нему с допросом, который начала в тонах иронических:
— Ну-с, я полагаю, вы тут с ног сбились, разыскивая Дионисио?
— Совершенно справедливо изволили выразиться, сеньора донья Роса; именно, что с ног сбились, — ответил с некоторым замешательством дворецкий, ибо говорил заведомую ложь. — Но ведь эти негры такой народ… Самого сатану проведут и выведут… Бестии, продувные бестии!
— Ну, а что же вам все-таки удалось выяснить?
— Немного, сеньора донья Роса, очень немного… почти что ничего. Разнесся слух, будто его убили — закололи ножом, и… да вот, собственно, и все. Насколько мне известно, никакого следствия по этому делу полицией учинено не было, убийцу не задержали и не допросили, мертвого тела тоже нигде не обнаружили. Вот мне и пришло в голову — да, верно, так оно и есть, — что вся эта история насчет убийства — одна пустая басня, и выдумали ее нарочно, чтобы следы замести и нас запутать. Может статься, что слух этот распустил сам Дионисио. Да, да, эти негры такие пройдохи, такие хитрецы…
— Довольно, я все поняла, — с досадой проговорила донья Роса и затем добавила: — Так вот, этот негр должен быть разыскан.
— Слушаюсь, — отозвался дон Мелитон.
— Жив он или мертв, но ведь где-то же остался от него след, — продолжала донья Роса.
— Вот и я так говорю, — подхватил дворецкий.
— Ничего вы не говорите, — раздраженно возразила донья Роса. — Иначе как же так могло случиться, что вам ни разу не пришло в голову дать в «Диарио» объявление о розыске?
— Как можно, сеньора донья Роса, как можно! — запротестовал дворецкий, обрадовавшись, что хозяйка неожиданно помогла ему найти для себя хоть какое-то оправдание. — Приходило мне это в голову, приходило не раз и не два.
— Так что же вы до сих пор ничего не предприняли?
— Видите ли, сеньора донья Роса, в этом-то объявлении вся и загвоздка. Объявление… его ведь сперва сочинить надобно, а я не то что сочинять их, а и в глаза-то не видывал, какие они такие бывают. Оно и понятно — у нас в городке газет не печатали.
— Но ведь здесь и трудности никакой нет! Разве вы не помните примет Дионисио? Не знаете, каков он из себя, то есть какая у него наружность? Да вот: «Негр-креол, приземистый, полный, лицо круглое, рябое, курнос., лоб с глубокими залысинами, рот большой, зубы хорошие, глаза навыкате, шея короткая, осанка и манеры как у аристократа, по ремеслу — повар, знает грамоте, выдает себя, по всей видимости, за свободного, исчез такого-то числа. Поймавший и доставивший вышепоименованного негра его хозяевам будет щедро вознагражден, ему также будут возмещены все убытки, какие он может понести в связи с розысками и поимкой названного раба». Подобные объявления вы найдете в «Диарио» ежедневно, они печатаются под рубрикой, или как это там называется… словом, в разделе «Беглые рабы».
— Понимаю, понимаю, сеньора донья Роса. И подумать, как складно у вас все выходит! Словечко к словечку, словечко к словечку! Так вы уж будьте любезны, возьмите перышко, да и выпишите мне все это на бумажку. Скажу вам, не стыдясь, милостивая моя госпожа, что по части газетных писаний нет у меня искры божией. Уж чего нет, того нет. Видно, не родился я газетным сочинителем, а коли не судьба жениться, говорит пословица, так нечего и невест присматривать.
— У страха глаза велики, дон Мелитон. Могли бы вы удержать в памяти и потом пересказать то, что я вам сейчас говорила?
— Думаю, что да. Запомнить я могу все что угодно, этим талантом меня господь бог не обидел.
— Отлично. Так вот, чтобы вам ничего не позабыть, ступайте немедля в контору газеты «Диарио» — это на нашей же улице, пройдя портал церкви Росарио. Знаете, такой дом и два окна, без решеток, с красивой парадной — там когда-то еще устраивались лотереи… Вы войдете и обратитесь к редактору, дону Торибио Арасосе. Вы сразу его узнаете — это обрюзгший толстяк, лицо у него ничем не примечательное, обросшее бородой… он почти никогда не бреется, а смеется одними губами, не изменяя выражения лица… Вы это все запомните? Так вот, вы перескажете ему то, что я вам здесь говорила о внешности Дионисио, а уж дон Торибио сам составит объявление: он знает, как они пишутся.
Когда дон Мелитон наконец вышел и дверь за ним затворилась, донья Роса воздела руки к небу, устремила глаза горе и воскликнула:
— О-о-о! И бывают же такие безмозглые ослы! А еще ходит на двух ногах! И где только выискал мой муженек этакого остолопа!
По возвращении дворецкого из конторы «Диарио» донья Роса отправила его в наемном экипаже к холму Серро — здесь, неподалеку от элегантной загородной виллы графов де Фернандина, был расположен лагерь для беглых рабов, находившийся в ведении Королевского консулата земледелия и торговли Кубы и города Гаваны. Дону Мелитону надлежало узнать, не находится ли Дионисио в числе обитателей лагеря. Но беглого раба здесь не оказалось по той простои причине, что в лагерь доставляли негров, бежавших только из сельских усадеб, пойманных в лесах с помощью собак и либо не знавших, либо скрывавших имя своего законного владельца.
Обескураженная столь бесплодным началом розысков, донья Роса уже начала было терять надежду на поимку беглеца, когда однажды к ней явился молодой негр в военном мундире и попросил в весьма учтивых выражениях уделить ему несколько минут внимания. Донья Роса пытливо оглядела пришельца, смерив его взглядом с головы до ног, и спросила:
— Тонда?
— Покорнейший слуга нашей милости, — отвечал тот, сгибая свой стройный стан в глубоком поклоне.
— В чем дело? — строго спросила донья Роса.
— Если не ошибаюсь, ваша милость поместили в газете объявление о беглом темнокожем?..
— Да.
— Простите, сеньора, как зовут этого темнокожего?
— Дионисио.
— Дионисио Харуко?
— Нет, Гамбоа, так как этот раб принадлежит мне. Правда, его первым господином был Харуко, в доме которого он родился. Весьма возможно, что он решил воспользоваться именно этой фамилией.
— Так я и думал. На праздничном балу для цветных, который состоялся в сочельник в доме Сото, в предместье, я столкнулся с одним темнокожим, назвавшим себя Дионисио Харуко. Его приметы совершенно совпадают с теми, что указаны в «Диарио», и если ваша милость соизволит поручить мне его поимку, я полагаю, что мне нетрудно будет вернуть сеньоре ее раба.
— Я заплачу за это две… нет, три… четыре золотых унции; я озолочу того, кто мне его приведет. Он совершил подлое преступление, и я хочу наказать его, как он того заслуживает. Но я боюсь, что он окажет вам сопротивление. У него и повадка-то вся разбойничья!
— Пусть это не тревожит сеньору. Я приведу его к ней со скрученными руками.
— Вас ждет щедрая награда.
— Я делаю это не ради денег, а только потому, что полагаю: каждый, кто провинился, должен понести справедливое наказание. Я действую согласно приказу моего начальника, сиятельнейшего сеньора дона Франсиско Дионисио Вивеса, поручившего мне поимку темнокожих преступников, на что было получено высочайшее соизволение его величества, нашего короля, — да дарует ему господь долгие лета!
Мария-де-Регла, жившая теперь на улице Сан-Игнасио, выходила из дому рано утром и отправлялась на поиски места. Выбрав какой-нибудь дом с виду богаче других, она стучала в дверь, передавала через слугу свою бумагу хозяйке и в ожидании ответа присаживалась отдохнуть на пороге. Ответ неизменно бывал один и тот же: хозяйка велела сказать, что служанок у нее достаточно и в наемных она не нуждается. Мария-де-Регла не подозревала, что в силу какой-то своеобразной идиосинкразии хозяева, да и сами рабы, косо смотрели на негра, нанимавшегося служить чужим господам, и только после многократных отказов и разочарований женщина начала догадываться о причине своих неудач. Впрочем, она и не питала больших надежд на то, что кто-нибудь наймет или купит ее, и не слишком стремилась к этому; более того, мысль об успешном исходе ее хлопот внушала ей едва ли не страх, ибо и та и другая возможность представлялась теперь Марии величайшим из всех несчастий, какие только могли с нею случиться. Если бы она принадлежала к числу женщин, чье лицо мгновенно выдает любое душевное движение, тогда даже самый близорукий человек заметил бы, что всякий раз, когда ей приходилось доставать из-за корсажа «бумагу», чтобы вручить ее слуге, открывавшему дверь, щеки ее заливала густая краска стыда.
Ее единственное желание и надежда, единственная цель, к которой она стремилась всею душой и ради которой добивалась разрешения возвратиться в Гавану, заключалась в том, чтобы разыскать Дионисио и, если он был еще жив, соединить с ним свою судьбу, если же умер — покончить с собою. Вот почему, получив обратно свою «бумагу» и выслушивая сухое и категорическое «нет», она не только не огорчалась, но испытывала даже нечто похожее на тайную радость. А между тем срок, обозначенный в «бумаге», был не только короток, но и строго ограничен. Она уже несколько дней потратила на бесплодные хождения по городу. Если за остающееся время она не сможет устроиться на место или найти себе новых хозяев, как поступит с нею тогда госпожа? Кому-кому, а Марии-де-Регла хорошо был известен крутой нрав доньи Росы и ее суровое обращение со своими рабами. В один из этих тревожных дней дочь Марии Долорес передала матери содержание разговора, только что происшедшего между доньей Росой и Тондой, чье имя и подвиги были у всех на устах. И, охваченная страхом потерять горячо любимого мужа, Мария-де-Регла решилась посвятить время, оставшееся ей до рокового дня, когда истекал срок «бумаги», розыскам Дионисио, который теперь один наполнял смыслом ее существование.
