Шубатту, принц хеттов, хлопнул его по спине и расхохотался:
— Правильно говоришь, Хоремхеб! Ты не лишишь нас удовольствия. Чтобы ты мог позабавиться, мы не стали срывать мясо с его костей, а только осторожно сжимали его клещами и деревянными тисками.
Эти слова задели самолюбие Хоремхеба, а, кроме того, ему не понравилось, что принц прикоснулся к нему. Он нахмурился и ответил:
— Ты пьян, Шубатту. А что до Азиру, то я только хотел показать всему миру судьбу, которая ожидает каждого, кто доверится хеттам! Поскольку в эту ночь мы стали друзьями и выпили много кубков за наше братство, я пощажу этого вашего союзника и во имя дружбы дарую ему легкую смерть.
Лицо Шубатту исказилось гневом, ибо хетты очень самолюбивы, хотя всем известно, что они предают и продают своих союзников, когда им эго выгодно. Конечно, все народы поступают так же, и все хорошие правители. Но хетты более откровенны в своих поступках, чем другие, и не ищут предлогов и оправданий для того, чтобы скрыть причины или придать им некую видимость справедливости. И однако Шубатту был разъярен. Его соратники прикрыли его рот рукой и, оттаскивая его от Хоремхеба, крепко держали его до тех пор, пока его бессильная ярость не вызвала рвоту вином, после чего он успокоился.
Хоремхеб потребовал Азиру из его шатра и был несказанно удивлен, увидев его выходящим на всеобщее обозрение величественной поступью царя, с царской мантией на плечах. Азиру наелся жирного мяса и напился крепкого вина. Он высоко держал голову и громко смеялся, идя к месту казни, и выкрикивал оскорбления военачальникам и стражникам. Его волосы были причесаны и завиты, его лицо лоснилось от масла, и он воззвал к Хоремхебу поверх голов воинов:
— Хоремхеб, грязный египтянин! Можешь больше не бояться меня, ибо я побежден и тебе нет нужды прятаться за копьями твоих воинов. Подойди сюда, чтобы я мог обтереть грязь с моих ног об твой плащ, ибо такого свинарника, как этот твой лагерь, я не видел за всю свою жизнь. Я хочу предстать пред Ваалом с чистыми ногами.
Хоремхеб был восхищен его словами и, громко смеясь, крикнул, обращаясь к Азиру:
— Я не могу приблизиться к тебе, ибо меня рвет от сирийского смрада, который исходит от тебя, несмотря на мантию, где-то тобою украденную, чтобы прикрыть свою грязную тушу. Но, без сомнения, ты храбрый человек, Азиру, раз смеешься над смертью. Я дарую тебе легкую смерть ради своего доброго имени.
Он велел своим телохранителям сопровождать Азиру и не позволять воинам закидывать его грязью. Головорезы Хоремхеба окружили его и ударяли древками копий каждого, кто наносил ему оскорбление, ибо они более не испытывали ненависти к Азиру за те великие страдания, которые он доставил им, но восхищались его храбростью. Они сопровождали также и царицу Кефтью, и двух сыновей Азиру к месту казни. Кефтью нарядилась, нарумянилась и набелилась, а мальчики шествовали к роковому месту царственной походкой, и старший вел за руку младшего.
Когда Азиру увидел их, силы ославили его, и он сказал:
— Кефтью, моя белая кобылица, моя любовь и зеница моего ока! Я поистине опечален тем, что ты должна следовать за мной даже в смерти, ибо жизнь все еще приносила бы тебе много радости.
Кефтью отвечала:
— Не печалься за меня, мой царь. Я следую за тобой по доброй воле. Ты мой муж, и силой своей ты подобен быку. И нет здесь мужчины, который смог бы удовлетворить меня после твоей смерти. За время нашей совместной жизни я всегда разлучала тебя с другими женщинами и привязывала тебя к себе. Я не позволю тебе одному отправиться в царство смерти, где все эти прекрасные женщины, что умерли раньше меня, без сомнения, ожидают тебя. Я последовала бы туда за тобой, даже если бы мне оставили жизнь. Я бы удавилась своими волосами, мой царь, ибо я была рабыней, а ты сделал меня царицей, и я родила тебе двоих сыновей.
Азиру возликовал от этих слов и обратился к своим сыновьям:
— Мои прекрасные мальчики! Вы пришли в этот мир царскими сыновьями. Так умрите, как подобает принцам, дабы мне не пришлось краснеть за вас. Верьте мне: смерть причиняет не больше боли, чем выдернутый зуб. Будьте мужественны, мои дорогие мальчики!
С этими словами он опустился на колени перед палачом. Повернувшись к Кефтью, он сказал:
— Я устал лицезреть этих зловонных египтян и их окровавленные копья вокруг меня. Обнажи свою прекрасную грудь, Кефтью, дабы я мог видеть твою красоту перед уходом. Я умру таким же счастливым, каким был при жизни с тобой.
Кефтью обнажила свою пышную грудь, палач поднял огромный меч и одним ударом снес голову Азиру. Она упала к ногам Кефтью; кровь вырвалась мощной струей из огромного тела при последних ударах сердца и забрызгала мальчиков, так что они были поражены ужасом и младший содрогнулся. Но Кефтью подняла голову Азиру с земли, поцеловала ее в опухшие губы и погладила разорванные щеки. Прижав его лицо к своей груди, она сказала, обращаясь к сыновьям:
— Поспешите, мои храбрые мальчики! Идите к своему отцу без страха, мои малютки, ибо ваша мать полна нетерпения последовать за ним.
Оба мальчика послушно преклонили колени, старший все еще держал младшего за руку, и палач без труда снес головы с их юных шей. Затем, ногой отодвинув их тела в сторону, он одним ударом разрубил полную белую шею Кефтью. Итак, всем им досталась легкая смерть. Но по приказу Хоремхеба их тела были брошены в яму на съедение диким зверям.
Итак, мой друг Азиру погиб, не пытаясь задобрить смерть, а Хоремхеб заключил мир с хеттами. Он знал так же хорошо, как и они, что этот мир не более чем перемирие, так как Сидон, Смирна, Библос и Кадеш все еще были под их властью. Хетты превратили Кадеш в хорошо укрепленную крепость для контроля над северной Сирией. Но сейчас и хетты, и Хоремхеб устали от войны, и Хоремхеб с радостью заключил мир, потому что в Фивах у него были дела, требующие его надзора. Ему надо было также восстановить порядок в земле Куш и среди нубийцев, которые одичали от свободы и отказывались платить дань Египту.
Тутанхамон правил в Египте в течение этих лет, хотя он был всего лишь подростком и не интересовался ничем, кроме сооружения своей гробницы. Люди винили ею во всех потерях и несчастьях, принесенных войной. Их ненависть к нему была жестокой, они говорили: «Чего можно ожидать от фараона, чья супруга происходит из рода лжефараонов?».
Эйе не преследовал за эти разговоры, но в свою очередь распространял среди народа новые рассказы о легкомыслии и жадности Тутанхамона и о его попытках собрать все сокровища Египта в свою гробницу.
Все это время я ни разу не был в Фивах, а следовал повсюду за войском, которому требовалось мое искусство, и делил с ним все трудности и лишения. Но от людей из Фив я узнавал, что фараон Тутанхамон был слаб и болезнен и что какой-то тайный недуг подтачивал его здоровье. Казалось, что война в Сирии истощила его силы. Каждый раз, когда приходили вести о победе Хоремхеба, фараон заболевая. После поражения он поправлялся и вставал с ложа. Это, говорили люди, имело все признаки колдовства, и каждый, имеющий глаза, мог видеть, что здоровье фараона связано с сирийской войной.
Постепенно Эйе становился все более нетерпеливым и время от времени отправлял такое послание Хоремхебу: «Неужели ты не можешь прекратить эту войну и дать мир Египту? Я уже стар и устал ждать. Побеждай, Хоремхеб, и принеси нам мир, дабы я мог получить заслуженную награду. А я позабочусь о том, чтобы и тебе досталось то, что положено».
По этой причине я не был удивлен, когда после того, как война закончилась, и мы плыли вверх по реке на военных кораблях, украшенных знаменами, нас встретили новостями о том, что фараон Тутанхамон ступил в золотую ладью своего отца, чтобы отплыть в Страну Запада. Говорили, что Тутанхамон перенес тяжелый приступ болезни в тот день, когда известия о падении Мегиддо и о заключении мира достигли Фив.
Причина рокового недуга послужила предметом обсуждения между врачами Обители Жизни. Было известно, что желудок фараона почернел от яда, но точной причины его смерти никто не знал. Народу следовало объявить, что он умер от приступа гнева, узнав об окончании войны, ибо он испытывал величайшую радость, видя страдания Египта.
Я же знаю, что, поставив свою печать под мирным договором, Хоремхеб убил фараона так же несомненно, как если бы вонзил ему в сердце нож. Эйе ждал только мира, чтобы убрать со своего пути Тутанхамона и взойти на престол как «мирный государь».
Нам пришлось запачкать лица и спустить яркие знамена, а глубоко оскорбленный Хоремхеб отвязал и выбросил в реку тела сирийских и хеттских военачальников, которых до того он, следуя примеру великих фараонов, повесил вниз головой на носах своих кораблей. Он оставил своих «болотных крыс» в Сирии, дабы те принесли этой стране мир и заодно отъелись после всех трудностей и испытаний войны. Своих головорезов, этих «мерзавцев», он привел с собою в Фивы праздновать заключение мира. Эти-то уж злились и проклинали Тутанхамона, который даже самой своей смертью сумел испортить им торжество.
