Воскресный отдых, как водится, окончился трапезой. Уха «по-даурски», приготовленная Рокоссовским, была самым лакомым блюдом. Чувствуя себя в некоторой степени польщенным, маршал выслушивал похвалу за кулинарные способности и своим скромным молчанием завоевывал еще больший авторитет у семьи.
После обеда Рокоссовский и Ада около часа играли в волейбол, а потом уселись в тени под кленом и начали читать вслух Есенина.
Юлия Петровна, ловко орудуя вязальными спицами, исподволь поглядывала на них, и ей казалось, что затянувшаяся осень в ее жизни переходит в весну. Она встала, размяла ноги, села рядом с ними, взяла мужа за руку и долго ее не отпускала.
— Ты жива еще, моя старушка, жив и я; привет, тебе, привет, — прочитала Ада, задумалась и повернулась к отцу. — Вот ты хвастаешься, что вспомнил польский язык и теперь владеешь им свободно.
— А ты в этом сомневаешься?
— Если откровенно, то да.
— Напрасно.
— А ты подкрепи это делом, тогда я окончательно поверю.
— Каким образом?
— Переведи на польский язык строчки Есенина, которые я только что прочитала. — Она несколько раз повторила их наизусть.
— Хочешь меня испытать?
— Да, хочу! — заявила Ада.
Рокоссовский представил себе беспокойную и мудрую рязанскую маму, ее светлый бессмертный образ, что родился в душе бесшабашного русского поэта, и строчки на польском языке полились сами собой:
Źylesz jeszcze, biedna stara matko?
I ja zyją, Pozdrowienia się…
— Мама! — воскликнула Ада. — Ты только посмотри на нашего папу! Если бы он не был военным, он бы обязательно стал поэтом.
— Возможно, доченька, — рассмеялась мать, ласково прижавшись к мужу. — Я хранила несколько стихов, которые сочинил в Кяхте наш папа и подарил их мне.
— А где же они, мамочка?
— При обыске забрали.
Неизвестно, когда бы ушли домой Рокоссовские, если бы не начал накрапывать дождик. Они быстро собрали вещи и покинули озеро.
Догадки семьи о том, что Рокоссовский обладал поэтическими способностями, не были случайными. Когда фашисты уничтожили дом под Курском, где проживал командующий Центральным фронтом, вместе с другими личными вещами сгорели в огне и три тетради стихов Рокоссовского. Он не любил вести разговор на эту тему и считал свои увлечения сугубо личным делом.
2
Во второй половине 1945 года в Северной группе войск, созданной из армий 2-го Белорусского фронта, Рокоссовский приступил к перестройке жизни и учебы частей и соединений на мирный лад. Наряду с демобилизацией солдат старшего призывного возраста пришлось менять и организационную структуру армий.
К тому же параллельно надо было оказывать помощь польскому народу в репатриации немецкого населения и в освоении западных земель. Это была не менее важная задача, чем боевая учеба в мирных условиях.
Только в 1945–1946 годах воины Северной группы войск освоили 750 тысяч гектаров земли и передали ее польским переселенцам. Солдаты Рокоссовского оказали помощь польским войскам в восстановлении и разминировании автомобильных дорог, железнодорожных путей и мостов.
Командование группы войск активно занималось репатриацией советских граждан, угнанных на принудительные работы в Германию, а также реабилитацией раненых и больных, находившихся на излечении в госпиталях и санаториях.
При Северной группе войск было несколько лечебных учреждений, в том числе санаторий Лендек-Здруй.
Летом 1946 года Ада закончила школу и встал вопрос о ее дальнейшей учебе. На семейном совете, проходившем в бурных дебатах, было принято решение — Ада подает документы в Московский пединститут на факультет французского языка. Дочь направлялась в столицу для сдачи экзаменов, вместе с ней уехала и Юлия Петровна. И вновь квартира Рокоссовского опустела.
Маршал вспомнил, что с 1940 года он ни одного дня не отдыхал, хотя больше года тому назад война закончилась, но круговорот мирных дней его так захватил, что думать об отдыхе было некогда. И он решил взять отпуск.
Чтобы не отрываться далеко от дел в группе войск, он уехал в санаторий Лендек-Здруй.
Красота местности, где была расположена здравница, поразила воображение маршала. Она находилась на границе Польши и Чехословакии среди пологих гор, покрытых густым смешанным лесом. Белокаменное здание санатория стояло в центре парка, плавно переходившего в лес, который тянулся на многие километры вплоть до самой горной вершины под лирическим названием «Góra milosci»[63].
В санатории отдыхали и лечились в основном воины бывшего 2-го Белорусского фронта. Санаторий славился всевозможными процедурами, но маршал предпочел плавательный бассейн, просторный, отделанный светло-голубой плиткой, с вышкой для прыжков и кабинами с горячей и холодной водой.
Многие офицеры, попав в санаторий, пользовались только одной процедурой — бассейном.
На вторые сутки после приезда командующего Северной группой войск, явившись по расписанию в бассейн, офицеры увидели у входа двух автоматчиков. Не вдаваясь в объяснения, часовые твердили:
— Входить в бассейн запрещено!
— Мы пришли по графику! — размахивали санаторными книжками офицеры.
— Русским языком говорим: запрещено!
— Кто запретил?
— Не знаем. Нас поставили сюда, мы выполняем задачу.
— Кто поставил?
— Начальник караула.
Офицеры, теряясь в догадках, расходились и бурно обсуждали причину такого нелепого запрета.
Оказалось, когда Рокоссовский прибыл в санаторий, к нему тут же явилось местное военное начальство в лице коменданта города, начальника гарнизона и главы санатория за указаниями.
Маршал, смущенный тем обстоятельством, что оторвал людей от дела и своим приездом причинил им лишние хлопоты, высказал свои пожелания.
— Я хотел бы вас попросить, чтобы вы занимались своими делами и не обращали внимания на мой приезд. Если можно, я хотел бы посещать бассейн два раза в день — утром и после обеда. У меня есть желание поиграть в теннис. — Он посмотрел на начальника санатория. — Мои просьбы не нарушат установленный в санатории режим и распорядок дня?
— Никак нет! — ответил начальник здравницы, приняв стойку «смирно». — Товарищ маршал, можно вам задать один вопрос?
— Пожалуйста, задавайте.
— Ваши пожелания по питанию?
— Да, у меня есть одно пожелание, — улыбнулся Рокоссовский.
— Повара у нас очень хорошие, — сказал полковник, достал блокнот и выразил готовность записать указания. — Я вас внимательно слушаю, товарищ маршал!
— Запишите, пожалуйста, — усмехнулся Рокоссовский.
— Я готов!
— Посадите меня не за отдельный стол, а вместе с остальными отдыхающими. Кулинарное искусство ваших поваров я оценю за общим столом. Договорились?
— Д-договорились, — упавшим голосом произнес полковник.
Но слишком услужливый начальник санатория все равно перестарался и на следующий день выставил у бассейна автоматчиков.
Рокоссовский, ничего не подозревая, пришел утром в бассейн, поздоровался со служащими в белоснежных халатах, зашел в одну из кабин, разделся и вдруг обнаружил, что он в бассейне один, будто в санатории и вовсе нет отдыхающих.
— Что случилось? Почему люди не принимают такую массовую процедуру?
Подскочивший к маршалу начальник санатория, который почему-то оказался под рукой, начал объяснять:
— Товарищ маршал, мы составили расписание так, чтобы в это время отдыхающие принимали другие полезные для здоровья процедуры.
Рокоссовский окинул суровым взглядом растерявшегося полковника медицинской службы.
— Вы говорите правду?
Полковника бросило в жар. Он покраснел и опустил глаза.
— Как вас величать?
— Юрий Николаевич.
— Так вот, Юрий Николаевич, я вас прошу и требую, — с холодком в голосе произнес Рокоссовский, — немедленно уберите часовых и не нарушайте установленный вами распорядок. Впредь, какая бы шишка сюда ни приехала, подобными делами заниматься я вам не рекомендую.
Полковник вышел на улицу, распахнул дверь.
— Прошу заходить, товарищи, произошло маленькое недоразумение.
Более двух недель офицеры и генералы вместе со своим бывшим командующим прыгали с вышки, плавали в бассейне, гуляли по лесу, шутили, смеялись, вспоминали годы войны, встречи и разлуки, рассказывали фронтовые байки.
Рокоссовский впервые здесь услышал от заместителя командующего 70-й армией «быль» о том, как генерал Аревадзе угощал его имеретинским вином.
Переходя из уст в уста, эта байка обросла новыми подробностями и утратила правдоподобие. Согласно услышанному варианту, командующий фронтом так и не попробовал вина, обещанного гостеприимным грузином. Рокоссовский держался за живот от смеха, когда генерал образно рассказывал, как командир дивизии искал пропавшее вино. Он ползал по полу землянки, заглядывал под койки, кряхтел, потел, бормотал какие-то проклятия на своем родном языке. Оказалось, что накануне адъютант генерала с телефонистками штаба дивизии устроил веселый фронтовой праздник, где вино из солнечной Имеретии было выпито до капли.
