После этих речей Литта возложил на императора поднесенную его величеству от имени мальтийских рыцарей кольчугу, а император, взяв сам с подушки древний крест великого магистра Ла Валета с изображением на нем лика Палермской Богоматери, надел на шею этот крест, прикрепленный к старинной золотой цепи. В таком уборе с накинутою поверх императорскою порфирою Павел Петрович пришпилил на левое плечо императрице, преклонившей пред ним колено, бант из черной ленты с белым финифтяным крестом. По окончании этой церемонии, исполненной государем с выражением глубокого благоговения, подошел к трону, без шпаги, наследник престола великий князь Александр Павлович и преклонил колено перед императором. Государь снял с себя корону и, спустив с плеч порфиру, надел поданную ему треугольную шляпу и, обнажив свою шпагу, сделал ею плашмя три рыцарские удара по левому плечу великого князя, после чего, вручив ему его шпагу, возложил ему на шею знаки большого креста и затем трижды облобызал как нового брата по ордену.
По окончании этой аудиенции Литта был введен в залу, где находились великий князь Константин Павлович и великие княжны, которым он преподнес на золотой глазетовой подушке орденские кресты. В течение всего этого дня Павел Петрович был в отличном расположении духа и объявил, что независимо от великого приорства, существовавшего уже в областях, «присоединенных от Польши», он намерен учредить еще особое русское великое приорство.
Таким образом, Литте удалось сделать в Петербурге первый успешный шаг в пользу ордена. Известие о приеме, оказанном ему со стороны русского государя, произвело на Мальте неописанный восторг, а европейские газеты заговорили о выраженном Павлом Петровичем сочувствии к Мальтийскому ордену как о важном признаке в направлении русской политики. Люди проницательные предвидели, что при пылком характере императора, способного увлекаться до последних крайностей, сочувствие его к ордену не ограничится одним только номинальным покровительством, но что, пожалуй, он будет готов с оружием в руках защищать мальтийский орден от опасностей, грозивших ордену со стороны республиканской Франции. Между тем в Петербурге в пользу Литты начала составляться большая партия из французских эмигрантов и русских дам, среди этих последних самою деятельною пособницею Литты была, конечно, графиня Скавронская.
Для переговоров с Литтою о заключении конвенции между великим магистром и Россиею были назначены государем канцлер Безбородко и вице-канцлер князь Александр Борисович Куракин. Поводом же к этой конвенции послужили следующие обстоятельства.
В 1609 году один из богатейших польских магнатов на Волыни князь Януш Острожский – Рюрикович по происхождению – постановил, чтобы часть его имений, под именем «острожской ординации», переходила безраздельно к старшему в роде князей Острожских с тем, чтобы в случае пресечения этой фамилии упомянутая ординация по женскому колену перешла к Сангушкам-Любартовичам, и последний из владетелей ординации, Януш Сангушко, большой руки кутила, не обращая никакого внимания на завещание своего предка, и дарил, и продавал, и закладывал имения, входящие в состав «острожской ординации», так что по смерти его, в 1753 году, мальтийским рыцарям не досталось ровно ничего из завещанного им князем Янушем Острожским. Тщетно по поводу этого представители Мальтийского ордена приносили жалобы и королю, и сейму – их никто не хотел слушать. Наконец в 1775 году сейм постановил отпускать в пользу Мальтийского ордена ежегодно 120 000 злотых из государственных доходов, между тем как имения, отобранные в казну от тех, кому продал и раздарил их Сангушко, давали в год дохода 300 000 злотых. Но при происходивших в Речи Посполитой смутах и эта назначенная ордену сумма выплачивалась крайне неисправно. С переходом в 1793 году под власть России Волыни, где находились имения «острожской ординации», вопрос об удовлетворении претензии ордена был поставлен в зависимость от русского правительства, принявшего на себя уплату известной части долгов Речи Посполитой. Императрица Екатерина II не успела окончить это дело, а Павел Петрович пожелал решить его в пользу Мальтийского ордена, заключив с великим магистром особую конвенцию.
«Его императорское величество, – сказано было в начале конвенции, – с одной стороны, соизволяя изъявить знаменитому Мальтийскому ордену свое благоволение, внимание и уважение и тем обеспечить и распространить в областях своих заведение сего ордена, существующее уже в Польше и особливо в присоединенных ныне к Российской державе областях польских и желая также доставить собственным своим подданным, кои могут быть приняты в знаменитый Мальтийский орден, все выгоды и почести из сего проистекающие; с другой стороны, славный Мальтийский орден и «Его преимущество» гроссмейстер, зная всю цену благоволения его императорского величества к ним, важность и пользу такого заведения в Российской империи и желая со своей стороны соответствовать мудрым и благотворительным распоряжением его императорского величества всеми средствами и податливостью, совместными с установлениями и законами ордена, с общего согласия между высокодоговаривающимися сторонами условились об установлении сего ордена в России».
На первый раз великое приорство устанавливалось только для лиц римско-католического исповедания, и им дозволено было учреждать родовые командорства, «по коим бы все римско-католическое дворянство Российской империи, даже те, кои по своим обстоятельствам не могут прямо вступить в обязанности статутов, участвовали бы в отличиях, почестях и преимуществах, присвоенных сему знаменитому ордену».
Взамен доходов, следовавших ордену с «острожской ординации», условлено было отпускать из государственного казначейства 300 000 злотых, считая злотый не по 15, а по 25 копеек. В России должно быть устроено великое приорство и десять командорств с присвоенными им ежегодными денежными доходами. Высшее наблюдение за великим приорством было предоставлено гроссмейстеру Мальтийского ордена и его полномочному министру, находящемуся при петербургском дворе, а все важные вопросы, относящиеся к русскому приорству, должны быть разрешаемы на Мальте или гроссмейстером, или орденским капитулом. Император в ограничение прав ордена потребовал только одного, а именно – чтобы сан великого приора, равно как и командорства, от него зависящие, не должны быть жалуемы ни под каким видом кому-либо иному, кроме подданных его величества.
В конце этой конвенции, столь выгодной для ордена, сказано было, что «его величество и его преимущество убеждены в важности и пользе миссии Мальтийского ордена, долженствующей иметь постоянное пребывание в России, для облегчения и сохранения беспосредственных сношений между обоюдными их областями и для тщательного наблюдения всех подробностей сего нового заведения». Представителем этой миссии, к радости влюбленной Скавронской, был назначен граф Литта, страсть которого к красавице вдовушке возбуждала уже толки в высшем петербургском обществе. Все находили, что эта пара могла бы быть прекрасной супружеской четой, а между тем известно было, что брак их не мог состояться вследствие рыцарского обета, данного графом Литтою, и от которого, как казалось, он не решится отступить, действуя с таким усердием в пользу ордена.
– Я желал побеседовать с вами, господин бальи, о делах ордена один на один, и притом с полною откровенностию с обеих сторон, – сказал по-французски император графу Литте, вошедшему в его кабинет после обычного доклада. – Что сообщите вы мне как лицо уполномоченное от ордена?.. – добавил государь, запирая на ключ двери кабинета.
– Я должен почтительнейше доложить вашему императорскому величеству, что положение дел нашего ордена чрезвычайно печально и что помощь, которую окажете державному ордену вы, государь, составляет единственную надежду мальтийских рыцарей, – отвечал с глубоким поклоном Литта.
– Прошу вас садиться, – проговорил приветливо Павел и вместе с тем повелительным движением руки указал Литте на стул, поставленный у столика, за которым государь обыкновенно принимал доклады своих министров. – Я довольно хорошо знаю историю вашего ордена и вполне сочувствую его высоким целям. Надеюсь, что я отчасти уже доказал это, – говорил император, садясь у столика напротив Литты.
– В таком благородном сердце, как ваше, государь, учреждение это не может вызвать в себе иного чувства, кроме сострадания. В течение семи веков боевой славы наш орден был оплотом христианства против завоевательных стремлений неверных, но теперь, когда другие враги христианства, из среды его же самого, расшатали и подорвали все его основы, нашему ордену страшны не поклонники Магомета, сломленные окончательно силою русского оружия, но бывшие поклонники Христа. Все, что зиждется на началах христианского учения, ныне разрушается; все, что носит на себе печать священной старины, подвергается позору и уничтожению…
