— Ах да — о королеве, — сказал Том, когда я уже почти позабыла о своем вопросе.
— Вероятно, вам доводилось слышать, что она крепка духом и переносит все происходящее стоически, даже то, что его величество объявил себя холостым, поскольку их брак никогда не был законным[28]. Ну, если говорить прямо, его величество желает добиться официального расторжения брака. Король и королева вскоре встретятся в суде — в лондонском монастыре доминиканцев. Ватикан прислал сюда кардинала Кампеджо, дабы тот выслушал обе стороны и вынес решение.
— Право же, королеву можно пожалеть.
— Но его величество приводит много доводов в пользу расторжения брака: например, выжило лишь одно дитя из нескольких, родившихся у королевы, к тому же девочка — знамение, что Господь Бог не благословил этот союз, так утверждает король. В настоящее время королева Екатерина не выходит, как правило, из своих покоев, изо всех сил делая вид, будто не замечает ничего, что связано с леди Анной. Она надеется, что ее муж вернется на супружеское ложе.
— Чего, я твердо уверена, он не сделает, раз уж рассорился и с папой римским, и с императором, племянником королевы, ради того, чтобы соединиться с леди Анной.
— Я сразу понял, что за вашей красивой внешностью таится острый ум, — заявил Том, заставив меня снова залиться краской.
Мы как раз шли по мосту через ров. Я была так увлечена происходящим, что мне, право, не хотелось расставаться с Томом, пусть он и позволил себе слишком вольные замечания. К моему удивлению, он поцеловал меня в губы — быстро, но крепко.
— Не бойтесь, прекрасная дева, — воскликнул Том Сеймур, сорвав с головы шляпу и шутливо прижав руку к сердцу, — я непременно отыщу вас в этом людском муравейнике!
Он засмеялся, помахал мне рукой и тут же быстрым шагом пошел прочь по огромному двору, на который мы только что вышли. Я огляделась, и голова у меня пошла кругом, словно я вновь оказалась на барже, преодолевающей стремнины. На меня смотрел, ослепительно сверкая окнами, трехэтажный дворец. Из-за проносившихся над головой туч создавалось впечатление, будто вся эта громада вот-вот рухнет и придавит меня к булыжникам, которыми вымощен двор. На миг у меня даже остановилось дыхание. Как занесло сюда меня, Кэт Чамперноун, которая родилась в маленьком каменном домике среди вересковых пустошей, у края болот, где все время дуют холодные пронизывающие ветры?
А мимо все спешили люди. Мне очень хотелось, чтобы из какой-нибудь двери или из следующего двора, что виднелся за внутренними воротами, вдруг появился мастер Стивен.
— Вы мистрис Кэтрин Чамперноун? — окликнул меня чей-то голос. Я обернулась и увидела миниатюрную улыбающуюся женщину с бойкими глазками. — Тут говорили, что вы должны появиться во второй половине дня, вот я вас и искала. — Произнося следующую фразу, она, казалось, изо всех сил потянулась вверх. — Я виконтесса Рочфорд, жена Джорджа, брата леди Анны, и ее компаньонка, но вы можете называть меня просто леди Джейн. Ваши вещи, без сомнения, пришлют в вашу комнату, где вы будете жить с двумя другими фрейлинами. Надеюсь, что путешествие по реке доставило вам удовольствие. Пойдемте сюда.
Как ни ласково она все это произнесла, то был, кажется, самый первый из бесчисленного множества приказов и поручений, которые мне предстояло исполнять в новой жизни, в любой из многочисленных резиденций Тюдоров.
Анна Болейн. Мистрис Болейн. Леди Анна. А чаще всего совсем просто — Леди. Ее имя было у всех на устах. Оказавшись при дворе, где все вращалось вокруг возлюбленной короля, я впервые поняла, какого могущества может достичь женщина.
Я отдохнула с дороги и помылась, устроившись вместе с двумя другими фрейлинами в небольшой, но уютной комнатке. Потом приставленная к нам служанка распаковала мой сундучок, а меня тем временем позвала леди Джейн — познакомиться с моей новой госпожой. Меня уже оглушили имена и титулы окружающих: леди Джейн, виконтесса Рочфорд; две дамы, с которыми я буду теперь жить в комнате, — Дороти Кобгем, дочь лорда Шеффилда, выросшая в Дербишире; Мэри Тэлбот, младшая из дочерей графа Шрусбери, к тому же ни больше ни меньше, как жена того самого Генри Перси, в которого когда-то была влюблена Анна Болейн! Спасибо Леди и Кромвелю — я сразу оказалась в такой компании, что голова пошла кругом.
Вскоре я выяснила, что супруги Перси не были счастливы в браке и жили чаще всего порознь, хотя Генри Перси, наследник графа Нортумберленда, находился на королевской службе при дворе, а прежде служил кардиналу Уолси.
(Сколько лет прошло, скольких монархов из династии Тюдоров я повидала, а все равно не перестаю изумляться многообразию и неожиданности связей — официальных и дружеских, политических и семейных. Особенно когда моя милая Елизавета взошла наконец на трон и стала продвигать людей столь же способных, сколь и благородных — их связи напоминали паутину с бесконечно переплетающимися нитями.)
Пока меня вели по анфиладам комнат с чудесными украшениями — и в каждой оказывалось все меньше людей, которые смотрели на меня с любопытством, — мне приходилось постоянно напоминать себе, что надо же и дышать. Наконец мы оказались в маленькой, изящно отделанной гостиной, где не было ни одной живой души. Леди Джейн постучала в резную дверь, дождалась ответа, приникнув к ней ухом, потом просунула голову внутрь.
— Миледи, как вы и просили, прибыла новая фрейлина, мистрис Кэтрин Чамперноун из Девона.
В ответ послышался мелодичный, но властный голос:
— Пусть она войдет. А ты ступай и не забудь притворить за собой дверь.
Мне было ясно, что леди Джейн не в восторге от того, что услышала: она резко выскочила из комнаты, слишком громко хлопнув дверью.
Комната, в которую я вошла, оказалась просто сказочной: стены были увешаны ткаными гобеленами, стол покрыт турецкими коврами, массивное ложе затянуто красно-золотыми шелковыми занавесями. Говорили, что Анна Болейн заявила королю, будто согласится стать ему не любовницей, а только законной женой, однако ее ложе вполне было достойно царственной особы. Впрочем, мой интерес привлекала не столько обстановка, сколько сама хозяйка этих покоев.
Женщина двадцати семи лет, послужившая причиной всего того, что одни называли «великой заботой короля», а другие «интригами», была на вид изящной и хрупкой. У нее были черные как вороново крыло волосы, а в темно-карих, как у лани, глазах горел огонек, заставлявший предположить, что она вот-вот улыбнется или начнет с кем-нибудь флиртовать. Я ожидала, что Анна Болейн окажется необычайной красавицей, однако ее нельзя было назвать таковой. Но было в ней что-то — прирожденное изящество, живость, чувство собственного превосходства, — что проявлялось в манере держать себя, в наклоне головы, в походке (когда она отошла от окна и повернулась во мне).
На голове у леди Анны был французский убор в форме полумесяца, расшитый жемчугом, и я неожиданно ощутила тяжесть своей старомодной остроконечной шапочки. Казалось, Анна не идет, а плывет по воздуху (как и моя мачеха Мод), и это заставило меня снова почувствовать себя неуклюжей. Тонкую шею возлюбленной короля украшала нитка жемчуга, на ней висела затейливая золотая буква «Б», с которой, в свою очередь, свисали три каплевидные жемчужины. В тот день наряд леди Анны был выдержан в голубых тонах: платье из переливчатого, словно хвост павлина, бархата с длинными, закрывающими руки почти до самых пальцев рукавами из атласа, расшитого золотыми нитями. Вскоре я узнала, что введенная ею мода на длинные рукава частично объяснялась желанием скрыть крошечный шестой палец на левой руке — позднее этот палец, а также родинка на шее послужат «доказательствами» ее причастности к ведовству.
Мне приятно было сознавать, что я хорошо выучилась делать реверанс, приседая низко и не торопясь подниматься. Когда же я выпрямилась, леди Анна милостиво протянула правую руку, чтобы помочь мне, затем жестом разрешила присесть на табурет для шитья, сама же села на стул. Я заметила, что перед моим приходом она читала книгу — Новый Завет, и не на принятой повсеместно латыни, а на английском языке. «Какая она смелая!» — подумала я, потому что король был провозглашен защитником католической веры еще прежде, чем заварилась вся эта каша.
— Я рада, что меня окружают верные люди, прибывшие из графств нашего королевства, — обратилась ко мне Анна. — Девон — это ведь глухая провинция, разве нет?
— Он очень далеко отсюда, миледи. Простирается от безлюдных вересковых пустошей на севере до выступающих из моря скал на юге, однако между этими областями, поверьте мне, хватает вполне цивилизованных городов и поселков.
Она спросила, какое образование я получила и какой веры придерживаюсь. Я сказала совершеннейшую правду о том, что я, как и семья сэра Филиппа, привержена новому вероучению, и на все остальные вопросы ответила вполне искренне. Раз уж мы были наедине, не упомянет ли она о том, что я буду служить связующим звеном между ней и Кромвелем? Но вскоре я сообразила, что Анна уже тогда знала истину, когда-то открытую мне Кромвелем: даже стены имеют уши. Поэтому, поигрывая филигранным футлярчиком, от которого исходил тонкий аромат[29], она поднялась, зашуршав юбками, и поманила меня изящным жестом к распахнутому окну. Мы стояли у амбразуры и любовались видом на пруд и великолепный сад, все еще цветущий.
