Владимир Петрович был уверен, что смог не только верно понять смысл произошедших на его глазах событий, но и безошибочно проникнуть в дальнейшие замыслы ускакавших французов. А коли так, следовало принять неотложные меры, дабы помешать врагу в осуществлении его плана. Вытерев ладонью вспотевший от волнения лоб, прапорщик глянул на лесника.
— Куда ведет тропа, по которой ускакали французы?
— Кто знает, — пожал плечами мужик. — Для саней и телег дорога к озеру и обратно одна — только по просеке. А для пешего и конного — сколь угодно. Не одному же барину зимой рыбкой баловаться, — лукаво ухмыльнулся он. — Почитай, от каждой окрестной деревеньки мужики к озеру свою стежку протоптали. Так что супостаты куда угодно поскакать могут.
— Даже на тракт?
— И на него тоже. Прямой тропы, конечно, от озера к нему нет, а вот от соседней деревни дорога накатана. Скачи по ней, никуда не сворачивая, и аккурат на тракте очутишься.
— Близко до него?
— Пяток верст до деревни и два десятка от нее. На хорошем коне да еще с подменой — сущая безделица.
Владимир Петрович опустил голову, задумался. Но сколько ни размышлял, выход из сложившегося положения ему виделся один. Он снова поднял глаза на лесника.
— Поскачешь обратно к зимнику и разыщешь на нем казаков. Скажешь сотнику, что прибыл от меня, и доложишь обо всем, что видел на озере. Пускай ведет казаков немедля к нам, а мы с урядником станем поджидать вас на этом месте. Как думаешь, успеем опередить французов, ежели вздумают пожаловать сюда с тракта?
Лесник почесал затылок.
— Надобно поспеть. На зимник поскачу напрямик по нашим старым следам и буду там мигом. А вот когда Господь сподобит повстречать казаков — дело иное.
— А ты ищи казаков, а свою старуху или внучат отправь в деревню за мужиками, — подсказал урядник. — Нам все едино, кто из наших первыми на озеро пожалуют. Главное, щоб подмога раньше францев подоспела и не с голыми руками была.
— Так и сделаю, — пообещал лесник. — До новой встречи и Бог в помощь, — сказал он на прощание, одной рукой крестя лоб, а другой разворачивая лошадь мордой от озера.
У Мари пока все складывалось прекрасно. Даже лучше, чем она предполагала.
Во-первых, ей сравнительно легко удалось достать себе вполне приличного коня. В глухой лесной деревушке, стоявшей в стороне от зимника, в которую она явилась после бегства от казаков, француженка отыскала дом священника и попросилась у него на ночлег. Уже в сенях, сбрасывая шубу и давясь слезами, она выдала себя за московскую дворянку, жену гвардейца-офицера, отправившуюся на поиски лазарета, где лежит ее раненый муж. Однако в пути на нее напали невесть откуда взявшиеся в этой глуши французы. В результате сего печального происшествия был убит единственный взятый ею с собой слуга, храбро защищавший госпожу от французов, уведена ее лошадь, а сама она обобрана до нитки.
Теперь, одинокая, беззащитная, одетая в нелепые лохмотья, не знающая в здешних краях никого, она решила обратиться к святому отцу с просьбой о помощи. В первую очередь в приобретении хорошего коня и подобающей ее званию одежды. Деньги, которые ей якобы удалось утаить от грабителей-французов, у Мари имелись, причем немалые и в звонкой монете. Поэтому священник тут же отправил попадью за одним из зажиточных деревенских мужичков, а молоденькая дочь попа радушно предложила к услугам потерпевшей свой собственный гардероб. Приобретя необходимое и мигом позабыв об усталости, пережитых ужасах и просимом ранее ночлеге, мнимая московская дворянка без промедления вновь отправилась на поиски раненого гвардейца-мужа.
Во-вторых, Мари смогла без всяких злоключений обогнать на зимнике переправившихся к этому времени через наведенный мост казаков, которые представляли для нее сейчас наибольшую опасность. Мари настигла их возле какого-то еще дымившегося сбоку дороги пожарища, откуда казаки вытаскивали и складывали на обочине обгорелые, изуродованные трупы, остатки оружия и снаряжения, а также сгоняли в табун бродивших по лесу лошадей под седлами, однако без седоков. Русские настолько были поглощены своими делами, что не обратили внимания на быстро проскакавшего мимо них молоденького вихрастого подростка, в которого с помощью переодевания превратилась на сей раз осторожная француженка.
Сейчас, оставив страшных казаков за спиной и снова приняв облик безутешной жены, разыскивающей раненого мужа-гвардейца, Мари со всей возможной скоростью мчалась по зимнику. Однако бессонная ночь и дневная усталость давали о себе знать, скакавшая без передышки лошадь все чаще стала спотыкаться, и француженка решила немного отдохнуть. Увидев одинокий лесной домик рядом с дорогой, она без опаски подъехала к нему, привязала скакуна под навесом вместе с жующими овес двумя чужими лошадьми. Смело вошла в избу и прямо у порога обомлела от страха.
У печки на широкой скамье лежал перевязанный окровавленными тряпками раненый казак. Над ним склонились двое: старушка со снадобьем и казак с перебинтованной головой и рукой на перевязи. Это были бывший пластун Степан и другой черноморец, оставленные Владимиром Петровичем для перестрелки с преградившими путь по зимнику французами. Уничтожив вражеский заслон, однако и сами порядком израненные, казаки нашли приют в сторожке лесника, где раньше них побывали прапорщик с урядником.
Услышав скрип открывшейся двери, старушка и ее помощник одновременно оглянулись. Если на лице женщины отразилось вполне естественное удивление, то казак вначале оторопело вытаращил глаза, но уже через мгновение в них вспыхнула ярость.
— А-а-а! — хрипло и протяжно выдохнул он, хватаясь здоровой рукой за торчавший из-за пояса пистолет.
Лицо казака не говорило Мари ни о чем, поскольку для нее они все были одинаковы, однако его реакция объяснила все. По-видимому, это был один из тех, кто видел ее в избе у разрушенного моста и участвовал в разоблачении как французской лазутчицы. Как некстати свела их сейчас судьба!
Стремглав выскочив наружу и захлопнув дверь перед самым носом бросившегося за ней казака, Мари метнулась к своей лошади, стрелой взлетела в седло. И тотчас от порога прогремел пистолетный выстрел. Заржав, конь стал падать на передние ноги, и Мари, соскочив на землю, бросилась к ближайшим кустам.
— Стой! — раздалось за спиной, и беглянка в страхе оглянулась на голос.
Казак с перекошенным от боли лицом находился от нее в нескольких шагах, и француженка, выхватив один из своих пистолетов, на бегу выстрелила в него. Наверное, пуля попала в цель, потому что преследователь громко вскрикнул. В тот же миг, оступившись в пустоту, Мари покатилась в глубокий овраг, берущий начало в кустах у края пригорка, на котором стоял домик. Падение спасло ей жизнь: посланная вдогонку казачья пуля лишь слегка задела ей бедро. Скатившись по склону на дно, беглянка некоторое время неподвижно лежала ничком, боясь выдать себя звуком, затем осторожно перевернулась на спину и бросила взгляд вверх. Казака на пригорке уже не было, и Мари, поднявшись на ноги и стараясь шагать бесшумно, двинулась по дну оврага в противоположную от домика сторону. Бедро слегка саднило, но не настолько, чтобы мешать ходьбе. Лишь отойдя от пригорка на значительное расстояние, Мари прислонилась к стволу дерева, задумалась.
Конечно, после встречи с ранеными казаками ее положение изрядно усложнилось, однако не стало безнадежным. Она лишилась коня? Но сравнительно недалеко зимник, по которому часто ездят крестьяне, могущие подвезти ее. Да и в лесу наверняка имеются деревни, а поскольку в деньгах она недостатка не испытывает, то приобрести новую лошадь для нее не проблема. Она ранена? Но не настолько серьезно, чтобы безвольно опустить руки и ждать приближения своей кончины. Поэтому нечего раскисать и терять понапрасну время! Скорей из оврага туда, где она вновь станет полноправной хозяйкой собственной судьбы!
На зимнике появляться нельзя: можно снова встретить вездесущих казаков, тем более что часть их может быть специально отряжена для ее поимки. Значит, необходимо искать ближайшую глухую лесную деревеньку, где простодушные и сердобольные русские крестьяне опять придут на помощь несчастной, ограбленной, раненой французами-разбойниками московской дворянке, пустившейся на поиски мужа-гвардейца. Итак, немедленно в путь! Жаль, что придется покинуть овраг, где она куда в большей безопасности, нежели в голом, далеко окрест просматривающемся зимнем лесу. Однако ничего не поделаешь — находясь в овраге, она полностью лишена возможности ориентироваться на местности и выбирать нужный ей маршрут движения.
Выбраться из оврага оказалось не так просто, как она думала. Его склоны были довольно круты и занесены снегом. Каждая попытка Мари подняться к гребню оврага заканчивалась тем, что она, вскарабкавшись на четвереньках до половины склона, неизменно сползала вниз вместе с растревоженным ею снежным пластом. К тому же рана в бедре, поначалу напоминавшая о себе слабым жжением, разболелась вовсю, отдаваясь при каждом шаге острой болью в низу живота. Мари уже решила отказаться от мысли выбраться из оврага, как вдруг заметила невдалеке цепочку лошадиных следов, пересекавших овраг. Вмиг повеселевшая француженка заковыляла к этому месту: там, где по склону смогла подняться к гребню лошадь, это должно быть доступно и человеку. Так и оказалось. Покинув овраг, Мари немного отдышалась и пошла по следам дальше. Дело в том, что неизвестные всадники двигались со стороны зимника в глубину леса и, рано или поздно, их маршрут не мог не привести к человеческому жилью.
