— Долго ли придется ждать? Простишь мне, если я окажусь нетерпеливым?
— Нам не придется ждать так долго, как ждал он. Мама отказывала ему на протяжении шести лет. Она говорила: «Я никогда не выйду замуж за рыжеволосого армейца и демократа». Отец отвечал: «Я не могу изменить цвет волос и всегда буду демократом, но я уйду из армии, я вступил в нее, чтобы побить англичан». И нам следует подождать удобного случая, чтобы сказать ему.
— Я буду держать нашу помолвку в секрете, — улыбнулся он, — какое чудесное слово «помолвка»! Моя дорогая Джесси, теперь мы помолвлены и всю свою жизнь будем вместе в интересах работы, для счастья и взаимной любви!
Похоронная процессия скрылась из виду. Лейтенант Фремонт подбросил дрова в камин, передвинул кресла от окна и удобно разместил гостей. Потеплело, косой дождь, поливавший Пенсильвания-авеню, казался красивым. Джон исчез на время и вернулся с мороженым на подносе, с французскими пирожками и русским самоваром. Он беспечно болтал, разливая чай.
«Боже мой, — думала Джесси, — неужели и мое счастье так же рвется наружу? Если это так, то через час о нашем секрете будет знать весь Вашингтон».
— Каким был похоронный кортеж? — спросила она бабушку.
— Я бы сказала: он выполнил свою цель, — ответила бабушка Макдоуэлл.
_/8/_
Проснувшись на следующее утро, она запела, а потом подумала, что могла бы рассказать отцу обо всем, что произошло, ведь при встрече с ним она не смогла бы скрыть свое счастливое настроение. Она надела голубое фланелевое платье, причесала волосы, завязала их лентой и спустилась вниз.
Едва она успела появиться за семейным столом, как вошли Джошиим и Джошаам, у каждого из них в руках было по два горшка с азалиями. Том Бентон посмотрел карточки, сопровождавшие цветы, не обратив внимания, что они адресованы миссис Бентон. Он положил нож и вилку, отодвинул в сторону котлету, с которой энергично расправлялся, и уставился на дочь.
— Случайно не был ли вчера с вами лейтенант Фремонт?
— Да, — призналась Джесси, — был.
— Почему он не участвовал в процессии?
— Он был простужен.
— Знала ли ты, когда поехала в дом Хасслера, что лейтенант Фремонт будет там?
— Нет, отец, я не ясновидящая. Но, буду честной перед тобой, я надеялась…
— Мне не нравится такая форма обмана, Джесси, даже если она на первый взгляд невинна. Я запретил тебе видеться с лейтенантом Фремонтом, а ты пренебрегла моим предупреждением.
Остальные члены семьи молча съели завтрак и ускользнули из комнаты, оставив Джесси наедине с отцом.
— Будь добра, расскажи мне, что произошло вчера в доме Хасслера? Очевидно, что-то произошло.
Джесси не хотелось говорить заведомую ложь. Поскольку она понимала, что придется открыться, она решила действовать смело:
— Я открою тебе секрет, отец, если ты обещаешь не говорить никому.
— Секрет от кого?
— От тебя, дорогой. Я помолвлена с лейтенантом Джоном Чарлзом Фремонтом!
Когда Томас Бентон был в страшном гневе, он мог выпалить самые сильные, неслыханные в Вашингтоне ругательства. Но когда его гнев был холодным, он держал свои эмоции на привязи и тщательно подбирал слова.
— Итак, ты помолвлена! Не известив меня, не получив моего согласия и вопреки моим откровенным приказам не видеть лейтенанта Фремонта.
Ей не шел на ум ответ, и она лишь склонила голову.
— Ты думаешь, что твоя жизнь кончится, если не осуществишь этот тайный сговор? Что случилось с твоим пониманием будущего, Джесси?
Она вдруг поняла, что это ее первое серьезное разногласие с отцом. Ей это не нравилось, она не хотела перемен в их отношениях, но и не было возможности избежать этой сцены. Если отец догадается, что эта ссора с ним тягостна для нее, он станет давить эмоционально, пока она не сдастся. Она должна провести спор так, чтобы наилучшим образом и наиболее эффективно противостоять ему.
Отодвинув от себя стоявшую перед ней тарелку, Джесси вытянула руки и положила их на стол.
— Если я почувствую, что мое замужество с лейтенантом Фремонтом отдалит меня от тебя, отец, или обидит тебя, я сделаю то, что ты просишь, — откажусь от него. Я откажусь от кого бы то ни было и без твоей просьбы. Но Джон Фремонт — это воплощение твоих собственных амбиций. Он будет исследовать и покорять целинные земли. Он откроет Запад, создаст империю, какую ты рисуешь на картах и какую ты заставлял меня рисовать, когда мне было всего пять лет.
Джошаам тихо вошел в комнату, неся на подносе жареную свинину, овсяную кашу с медом и горячий шоколад. Джесси подождала, пока он поставит принесенное на стол, а затем отодвинула свой стул от стола. Ее юное лицо было спокойным.
— Том Бентон, ты должен был бы умолять о таком браке, а я должна была бы ухватиться за него, ибо знаю, какое значение имеют для Джона твои мечты и планы. Я знаю, с какими постоянными трудностями и опасностями он столкнется, знаю, какую горькую и долгую разлуку сулит мне его сотрудничество с тобой. Если подумать, то будущее будет тягостным и мучительным, отец, но я иду ему навстречу с открытым забралом.
— Итак, первое, что я должен понять, — ты выходишь за него замуж ради меня! — после паузы крикнул он. — Джесси, ты в самом деле противишься моей воле? Ты против меня в таком важном деле?
— Если я позволю тебе лишить меня самого важного в моей жизни, папа, моя любовь к тебе может превратиться в ненависть. Я хочу, чтобы ты советовал мне и защищал меня, но в конечном счете именно я, а не ты, должна определить свою жизнь. Ты же понимаешь справедливость этого?
Сам Томас Бентон научил ее ценить логику больше, чем чужое мнение, формировать собственное на основе фактов, а затем отстаивать его вопреки всем нападкам. Но Том Бентон неистово закричал:
— А кто такая шестнадцатилетняя, осмеливающаяся бросать вызов отцу?
— Маленькая девочка, кричавшая: «Ура Джэксону!»
Он вспомнил о прошлом, и гнев его иссяк.
Джесси подвинула стул к столу, положила на тарелку еду и спокойно произнесла:
— Все, что я могу сказать, Том Бентон, — ты недооценил сам себя. Если бы в свои семнадцать лет я была сбившейся с толку дурочкой и мечтательной идиоткой, и твои усилия и труд были бы напрасными, я оставалась бы дурочкой и в двадцать семь и в шестьдесят семь лет. Признаем вместо этого, что я рано повзрослела благодаря влиянию отца, интенсивное наставничество которого сделало свое дело. Быть может, если бы в эти годы я думала лишь о красивых манерах и о покорении сердец молодых людей, а не о диких землях, затерянных реках и враждебных индейских племенах, я не могла бы, естественно, влюбиться в мужчину, который, по моему мнению, сделает больше для открытия Запада, чем кто-либо из ныне живущих.
В ее голосе слышалась нотка горечи:
— Может быть, следовало бы обеспечить для меня нормальное детство, с куклами, играми, с сюсюканьем. Может быть, это было бы лучше.
Том провел своей крупной ладонью по глазам:
— Джесси, моя дорогая, неужели я отнял у тебя детство? Твоя мать…
Со звонким смехом она уронила свою вилку, обежала вокруг стола и села отцу на колени.
— Ради Бога, папа, не поддавайся моей смешной женской логике. К этому времени завтра ты увидишь, что я хитро разрушила твое сопротивление. Ты дал мне самое чудесное и полное впечатлений детство, какое когда-либо давалось какой-либо девочке. Я пытаюсь всего-навсего сказать, что я не чувствую себя ребенком, что школе оставалось мало что делать после твоего наставничества; что некоторым людям нужно меньше времени, чтобы научиться большему, чтобы наслаждаться и страдать больше, чем другие.
— Да, разумеется.
Но когда он взглянул на нее со скорбью, она поняла, что он думает не так, как она, что он предчувствует неизбежную потерю не только своей любимой дочери, но и, как он сам часто говорил, близкого ему человека. Она поняла это интуитивно, нарисовав в своем воображении будущий мир без Томаса Гарта Бентона.
— Ты, дитя, не понимаешь, — со стоном сказал он, — человеку нужно время подготовиться к такой важной перемене, как эта. В глубине своего рассудка я всегда надеялся, что, когда ты влюбишься и захочешь выйти замуж, я буду готов к этому. Оно не обрушится столь неожиданно на меня.
— Но, отец, не мы определяем момент встречи с любимым человеком, она может случиться в пятнадцать лет, в пятьдесят или ее вообще не будет. Стоит ли ждать моего восемнадцатилетия, девятнадцатилетия или двадцатилетия, когда твой рассудок смирится, и выйти замуж за того, с кем у тебя будет мало общего? А не лучше ли выйти замуж раньше, чем ты ожидал, и заключить превосходный брак?
Она подошла к окну, прислонилась к подоконнику. Солнце согревало ей спину.
— Думая о замужестве, я всегда представляла себе мужчину, работа которого может меня волновать. Я убеждена, что женщина, стоящая в стороне от работы мужа, теряет контакт с лучшей частью жизни своего супруга. Где я могу найти кого-то более подходящего, чем лейтенант Фремонт?
