Сергей Максимов - След грифона

В комнату влетел Анатоль.

– Здравствуйте! Здравствуйте! Здравствуйте, – поочередно кланялся он каждой барышне. – А Нины Гавронской до сих пор нет?

Разновозрастные девушки невольно бросили взгляд на Лизу. Они знали, что Анатолий нравится ей, но также знали и то, что Анатоль явно предпочитает Лизе Нину. Спору нет: Нина Гавронская – красавица, но и Лиза хороша собой. Вера Пепеляева испытывала неловкость перед своей подругой по женской гимназии Еленой за то, что ее брат, как специально, общается с ее сестрой нарочито неучтиво. Наверное, он еще и сам не разобрался, кто нравится ему больше. Но все замечали, что при появлении Гавронской он меняется в поведении. При появлении Лизы он тоже менялся, но перемены выражались в словесных, саркастических пикировках с ней. При Нине же он был подчеркнуто учтив. Было видно, что Нина имеет над ним какую-то особую власть. Что было непривычно и интересно наблюдать.

– По-моему, все уже привыкли к тому, что Гавронская постоянно опаздывает, – вырвалось у Лизы.

Сама Лиза не могла так нарочито опоздать из-за того, что в гости к Пепеляевым ей всегда приходилось ходить только со старшей сестрой.

Над дверями в прихожей опять зазвонил колокольчик.

– Вот, пожалуйста, – продолжала Лиза. – Такое впечатление, что она стояла за углом дома и выжидала, чтобы мы вошли первыми.

Логгин, которому выпала в этот вечер роль швейцара, убежал открывать двери. Когда он вернулся, то решил сменить амплуа и, как церемониймейстер, торжественно провозгласил:

– Графиня Гавронская!

– Ну-ка, брысь отсюда, мелочь пузатая! – цыкнул на младшего брата Анатоль. «Пузатая мелочь» сделал шаг в сторону, пропуская в комнату Нину.

Конечно же, Нина не была графиней, но среди присутствующих выделялась именно аристократичностью. И Пепеляевы, и Мирк-Суровцев тоже были представителями дворянских родов, но Нина происходила из рода польских шляхтичей, отличавшихся своей заносчивостью, честолюбием и чопорностью. Русское дворянство иронизировало над княжескими и графскими титулами нищих польских дворян, которые зачастую ни князьями, ни графами не являлись. Нужно сказать, что вопреки бытующему мнению дворянство в предреволюционной России почти скрывало свое происхождение, невольно достигая этим аристократичности более высокого порядка. И только в придворной и военной среде еще можно было встретить обращение по дворянским титулам. В Сибири и вовсе сословные и даже национальные разделения традиционно были малозначимы в отличие от европейской части империи.

В гостиную вошла Клавдия Георгиевна Пепеляева – мама Веры и Анатолия с Логгином. Дочь одного из самых богатых и уважаемых томских купцов Георгия Некрасова, Клавдия Георгиевна была счастлива в браке за потомственным дворянином генералом Николаем Михайловичем Пепеляевым.

– Рада вас видеть, молодые люди. Через полчаса жду вас в столовой, – произнесла она в ответ на приветствия молодых людей. И сразу же ушла, уводя с собой Логгина. – Идем, любезный, ты мне поведаешь, кто без спроса открыл банку с вареньем.

Последовала череда шуток. Ироничных замечаний в адрес друг друга. Смех. Но атмосфера в гостиной была дружеской и непринужденной. И только Сергей и Ася существовали в своем, теперь едином для них, мире. Они рассеянно наблюдали за окружающими, плохо понимая то, о чем они говорят. Взгляды их скользили по лицам присутствующих, но неминуемо встречались. Волнение от желанной для них встречи постепенно проходило, уступая место тревожному чувству неопределенности, которое для всех влюбленных одно из самых невыносимых. Чувство, которое влюбленные всегда пытаются разрешить каким-нибудь решительным поступком, порою бросаясь в крайности. Всегда ожидаемая и все же неожиданная первая любовь уже властвовала их душами.

– А пение и игру на рояле мы сегодня услышим? – обращаясь как бы и не к Сергею, спросила Вера.

– Мы все вас просим, – поддержала подругу Елена Кураева. – Вера так много об этом говорила.

– Просим! Просим! – заговорили остальные.

– Сдается мне, Серж нарушил свой зарок не писать стихов и песенок, – вставил свое слово Анатолий. Он при встрече видел в руках у Сергея конверт – вероятно, с ответным письмом Асе и скорее всего, он почти не сомневался, со стихами.

– Что за глупости? – возмутилась Вера. – А вдруг у вас дар? Как можно зарекаться в таких вещах? Суровцев сел за рояль. Секундный, быстрый взгляд на замершую в ожидании Асю, и звуки отлично настроенного инструмента заполнили гостиную. Еще не сформировавшимся окончательно, но и впрямь красивого тембра баритоном Сергей стал петь:

Эффект от его исполнения и от слов романса оказался очень сильным. Волнение автора передалось слушателям.

Последовал проигрыш, и были повторены последние слова романса:

Сергей закончил пение. Посмотрел на Асю. На Асю обратились взгляды и остальных. Она, казалось, стала взрослее за какие-то минуты исполнения этого романса. Все неожиданно для себя открыли, что она удивительно хороша собой. Смотрели и на Сергея, впервые связывая в своем сознании его и Асю. Аплодировать было бы верхом пошлости. Слишком искренне прозвучали музыка и слова. По этой причине все невольно вздрогнули, когда молчание вдруг нарушила Лиза:

– Мне лично не поглянулось слово «шальной».

Поднялся шум. Все спорили со всеми, будто они не в гостиной, а на томском губернском рынке. Наконец точку в споре о достоинствах и недостатках творения Сергея поставила Елена Кураева:

– Нет. Что ни говорите, но это просто замечательно. Единственное, что следует заменить, так это словосочетание «увы, любовь», – говорила она. – Почему «увы»? Вера, наверное, тоже согласится со мной.

– Пожалуй что соглашусь, – подтвердила Вера.

Спор готов был разгореться с новой силой. Но Сергей, точно перенявший от общения взглядами с Асей ее грустную улыбку, так же грустно улыбнулся. Затем заиграл на рояле. Прозвучала новая редакция последних строк. А если называть вещи своими именами, то это было настоящим признанием в любви:

В этот раз все зааплодировали. Ни у кого не возникло сомнения в том, что происходит с лирическим героем стихов. Больше всех был доволен, кажется, Анатоль:

– Ни у кого, кроме меня, нет такого товарища, как Суровцев! И не будет! Я вам точно говорю!

В дверях появился Логгин.

– Мама всех зовет к чаю, – нарочито серьезно произнес он, отчего чертики в глазах стали еще заметнее.

Все стали подниматься и выходить из гостиной. Лишь Сергей и Ася, точно сговорившись, продолжали оставаться на своих местах. Уже в дверях оглянувшаяся на них Вера произнесла:

– Прошу не задерживаться. Мы вас ждем, – и тоже пошла по направлению к столовой. Сергей встал, взял лежащий на рояле конверт и приблизился к Асе. Девушка тоже встала.

Они были охвачены тревожным волнением.

– В конверте только что звучавшие стихи. Они ваши.

– Благодарю вас, – медленно и очень тихо сказала Ася.

– Если вам трудно говорить, то давайте буду говорить я.

– Удивительно, – медленно, так же без заикания, произнесла она еще одно слово.

– Что вас удивляет?

– Почему-то легко, – точно на легком выдохе произнесла девушка начало фразы, – очень легко говорится.

– Знаете что? А вы попробуйте не говорить, а петь слова. Мне кажется, вам так будет намного легче разговаривать.

– Я попробую, – почти пропела Ася.

– Вот видите. У вас получилось.

– Я стану снова, – голос ее действительно звучал мелодично, – я стану снова хорошо разговаривать, – совсем даже без намека на мучившее ее заикание произнесла она остаток фразы.

Они стояли совсем близко. То, что произошло в следующее мгновение, неминуемо должно было когда-то произойти. Должно, но все же не так быстро и не сейчас, наверное. Но так уж с самого начала сложилось, что все у них происходило очень быстро и неожиданно. Даже для них самих слишком неожиданно. У них все было необычно с самого начала. Точно не его голова, а зеленые, окаймленные густыми черными ресницами глаза Аси чуть качнулись в сторону и стали медленно приближаться. Уже с закрытыми глазами они нашли губы друг друга. Сергей нежно охватил губы избранницы своими губами, как, по словам Анатолия, и следовало делать. Первый в их жизни настоящий поцелуй слил их воедино. Конверт со стихами выпал из руки девушки. Ладони рук ее, подобно крылышкам мотылька, часто-часто затрепетали и, взлетев, замерли на голове и плече Сергея.