сдержался, пересилил себя! Он сохранил мир, а мир лучше ссоры! Акила, не ходи путями неправыми — на них тебя ждет беда! Дарина надела брачный убор, она жена Евстафия. Забудь о ней. Кто служит злу — погибнет от зла!
Фалей поклонился хозяевам и гостям и не спеша удалился. Он ехал не оглядываясь и не опасаясь, что сзади его настигнет стрела: убедившись, что он приезжал не с враждебными намерениями, люди Бронислава едва ли поднимут на него руку.
Мир в Вежине был сохранен.
К вечеру гости Бронислава изрядно утомились, к полуночи уснули кто где.
С вечера набежали тучи, под ветром глухо заволновался лес, по Веже заходили пенные волны; в темноте заблестели молнии, загрохотало небо, обрушив на землю потоки воды, и разыгралась буря: злые силы мстили людям за светлый праздник Лады. И чем гуще становилась темнота, тем яростнее ревели силы зла.
В полночь скрипнула потайная дверь, темная, как ночь, фигура отделилась от Брониславова дома и поплыла к лесу. По небу неслись рваные тучи, ветер ломал сучья деревьев, косой дождь хлестал по земле — вся нечисть, которой неуютно при свете солнца, справляла во тьме свой бесовский праздник. Горе человеку, застигнутому ею в пути, под черным небом, под страшными раскатами ночного грома!
Темная фигура слилась с темным лесом и, невидимая, как все силы тьмы, поплыла в лесной чащобе дальше, пока при вспышке молнии не открылась поляна, на которой много лет тому назад нашли мертвеца. Тело предали земле, а темная душа чужака осталась здесь, чтобы творить в округе свои злые дела. Два года тому назад волки зарезали здесь коня, минувшим летом вепрь убил охотника. Злым навьям полюбилась эта поляна — на ней они справляли свои замогильные пиры.
Вивея — это была она — остановилась перед могилой, откинула капюшон плаща — свет молнии выхватил из мрака голову с распущенными седеющими волосами, бледное лицо, горящие глаза. Руки, будто змеи, выползающие из темных дыр рукавов, потянулись к могиле, вырвали горсть мокрой травы, поднялись вверх, коснулись лица и потом плавно задвигались, словно крылья, готовые поднять Вивею над землей и закружить в хороводе навий. Когда она разбросала вокруг себя траву и приготовилась к полету, ее голос вплелся в шум леса, в вой ночной нечисти, в глухие раскаты отдаленного грома:
Вышла не благославясь,
Шла не помолясь,
Не в ворота — крысиными тропами,
Тараканьими щелями, змеиными нора
Не в чисто поле, а в темный лес,
Не к огню светлому — к месту могильному,
Шла, куда хотела,
Не в подвосточную смотрела сторону —
Смотрела в сторону подзакатную.
Ни мать не спросила, ни отца,
Не водой умылась, не росой —
Умылась кровью могильною…
Не при свете шла —
В мрак ночной закуталась.
Пришла не к богам дневным.
А к ночным властителям.
Не ради мира и согласия —
Ради смерти, крови и пожарища.
Встаньте передо мной, рати черные!
Телом своим и душой
Отдаюсь вам без раздумия!
А за то направьте силы свои
Против рода Добромилова,
С корнем из жизни выкорчуйте!..
Страшна была ночная темнота, страшен лес, наполненный воем бури, страшны раскаты грозовые, но еще страшнее был глухой, яростный крик Вивеи. Горе путнику, если бы он услышал ее заклинания: злая нечисть приковала бы его к месту — и упал бы, бездыханный, на землю без кровинки в теле…
А утром опять выглянуло солнце, и от ночного мрака не осталось следа. Небо снова было бездонно-голубое, ветер ласково-теплый, травы стали еще зеленее и ароматнее, земля еще чище, лес уютнее, а Вежа прозрачнее.
Статная высокогрудая Васена вышла из дома, поклонилась Роду [28], отцу всего сущего, поклонилась Ладе и Макоши [29], дающим человеку радость и смысл жизни, поклонилась русалкам, приносящим дождь и благополучие, поклонилась Волосу [30], оберегающему скот и дающему довольство людям, и, залитая солнцем, пошла в поле. На горке, среди бело-желтых ромашек, стала, светловолосая, синеокая, посмотрела вокруг себя на землю, полную радости и красоты, посмотрела на небо, наполненное пением жаворонков и мягким грудным голосом заговорила:
Вышла, благославясь —
Через ворота в чистое поле.
У матери спросилась и отца.
Шла дорогой солнечной,
В подвосточную смотрела сторону.
Умылась росою светлою,
Сердцем и мыслями чистая.
Боги светлоликие, всемогущие,
Ваша я без раздумия!
Сохраните Добромилов род!
Чтобы беды все, какие б ни были,
Легкокрылым пронеслися облачком
И ничто б корней его не вырвало!..
Останя и Даринка долго ехали лесом. Если бы не условные знаки, указывающие путь, Останя вряд ли нашел бы становище брата, потому что небо начало хмуриться, и в лесу стало сумрачно. По тому, как торопливо скрывались в своих жилищах муравьи, беглецы поняли, что будет гроза.
Останя боялся одного — сбиться с пути. Тогда им предстояла бы трудная ночь в лесу. Волков и медведей он не опасался — волки летом не опасны, а медведи в дождь и бурю прячутся в своих убежищах и не помышляют об охоте. Он беспокоился о Даринке. Она уже сидела в седле и через силу улыбалась, но лицо у нее оставалось растерянным и бледным.
— Что теперь будет, Останек? — В широко распахнутых глазах Даринки была тревога.
— А ничего! Скоро мы будем у Ивона и ты станешь моей женой. Потом поедем в Загорье, к твоим родителям. Они увидят и простят нас. Оттуда в Вежино и там построим себе дом!
— У меня … нет с собой брачного наряда.
— Возьмем у Асты, а в Загорье наденешь свой!
Появиться на людях без наряда Лады было равнозначно расстроенному браку, так как это указывало на мужскую немощь жениха. Для мужчины не было большего позора, чем отсутствие брачного одеяния у невесты после первой супружеской ночи.
Брачный наряд — семейная драгоценность. Его шьют из тонкого полотна и тщательно покрывают знаками Лады — изображениями женщины, готовой принять мужчину и родить ребенка, и квадратами с точкой в середине, означающими засеянное поле, готовое родить новые растения, новые жизни. Брачный наряд передается от матери к дочери, он неизменен и прекрасен, как ласки Лады, его носят только в молодости, когда женщина зачинает детей, и снимают, когда молодость сменяется зрелостью, чтобы
