Я перечитал сообщение, строчки расплывались перед глазами. Брэндон умер?
— Его следует похоронить по-королевски, — медленно произнес я. — Передайте там, в Кенте, чтобы все подготовили надлежащим образом. Если не найдется средств, пусть возьмут их из королевской казны. Я полагаю… полагаю…
Господи, я никогда не думал, что это произойдет.
— …полагаю, что герцога надо предать земле в Виндзоре, рядом с могилой королевы Джейн, если он не завещал положить его в родовом склепе.
— Нет, ваше величество. Распоряжений он не оставил. Смерть застигла его врасплох.
А суждено ли кому-то встретить смерть со свечой и томиком стихов?
— Как дела в Кенте? — спросил я. — Досаждают вам вражеские корабли?
— Нет. Все тихо. Нынче утром мы увидели сигнальные костры.
— Произошло морское сражение, в итоге французы высадились на остров Уайт. Они хотели захватить Портсмут, но им это не удалось. Хотя мне еще не докладывали обстановку.
Машинально говоря все это, я чувствовал, как грудь мою с неведомой мощью распирает черная пустота.
— Отправляйтесь в обратный путь! — устало приказал я. — Доставьте мои распоряжения по назначению.
Аллея опустела. Я остался один, пребывая между сном и явью. Ночь кончилась, но наступил ли рассвет?..
Из западного крыла донесся шум. В дальней части дома проснувшиеся повара спешили развести огонь в печах. Мне хотелось побыть в одиночестве. Но где? Кейт еще спала, а слуги уже начали суетиться.
Хозяин упоминал о часовне. Вчера мне не хотелось идти туда, но сейчас она могла стать для меня единственным убежищем.
Мои поиски быстро увенчались успехом, храм возвышался над особняком, раскинувшим каменные крылья в виде буквы «Н», его витражные окна были видны издалека. Войдя в прохладный, тускло освещенный зал, я понял, что попал в нужное место. Никто не осмелится потревожить короля во время молитвы. Опустившись на колени, я сложил руки и склонил голову.
Но затверженные с детства слова не шли с языка. Я мог думать лишь о Брэндоне и отказывался верить в его смерть. Мы вместе росли, были почти ровесниками, и вот он ушел в мир иной… Раньше меня…
Лучи восходящего солнца пронзили восточные окна часовни, согрев и расцветив их живительным огнем. В замешательстве я взирал на них. Витражи излучали пламенный свет. Я не понимал, что за библейский сюжет там изображен. Брэндон умер. Какое мне дело до пасхальных историй?
Стоя на коленях, я прислушался к себе. Внутри зияла пустота. Не было обжигающей боли. Почему?
* * *
Я сообщил новость Кейт, когда она еще лежала в постели. Королева мгновенно поднялась с подушек.
— Господи, даруй покой его душе, — сказала она. — И вашей. Я понимаю, вы огорчены.
— Нет, — признался я. — Совсем нет. Я ничего не чувствую. Мое сердце словно ледышка.
— Оно оттает, — заверила она меня. — Но позже. Так обычно бывает по непонятным причинам.
Она встала с кровати и, поспешно натягивая одежду, добавила:
— Чувства оживают только после погребения.
— Но должен же я ощущать что-то кроме этой холодной пустоты!
— На все воля Всевышнего. Попробуйте постичь смысл этой пустоты. Возможно, Господь желает, чтобы вы заполнили ее другими чувствами.
Господь, Господь, Господь. Как же я устал от Его причуд.
— Видно, мне надо переживать только из-за войны с французами и думать лишь об опасности, грозящей Англии?
— Очевидно, — с улыбкой сказала она. — Нельзя объять необъятное. И Бог решает, что именно нужно сейчас вашей душе.
Ее вера поясняла все с приятной простотой. Но простота очень легко соскальзывает в упрощенчество.
Жизнь в Уайтхолле шла своим чередом, и, судя по сообщениям дожидавшихся меня гонцов, нигде ничего особенного не произошло.
За исключением того, что умер Брэндон.
Английский флот по-прежнему стоял в Соленте, ожидая приказов, а французы медлили, их корабли маячили в туманной дали. Они даже не пытались высадиться на южном берегу. Шотландцы тоже вели себя смирно. Франциску не удалось сдержать обещания, он вообще редко выполнял их. Теперь, надеюсь, шотландцы поняли, насколько ненадежен их союзник.
На другом берегу Канала в Булони тоже все было спокойно. В данное время французы преследовали иные цели. Однако у Генри Говарда возникли сложности с поддержанием порядка и дисциплины в гарнизоне. Солдаты постоянно скандалили и грызлись друг с другом. Чья это вина, надо разобраться.
Я отдал ряд приказов. Пусть наш флот преследует французские корабли и топит их. Несмотря на потерю «Мэри-Роуз», мы способны нанести эскадре Франциска ощутимый урон и вынудить покалеченного противника спрятаться, подобно раненому птенцу, под родительское крыло. Граф Суррей должен вернуться в Англию, чтобы присутствовать на похоронах герцога Суффолка. Войска останутся на границах и будут охранять их.
А мне… мне надо жить дальше. Мое здоровье, казалось бы заметно окрепшее в начале кампании на Континенте, вновь пошатнулось. (Сейчас я могу откровенно признаться в этом.) Нога моя порой теряла чувствительность и чудовищно распухала. В ней начала скапливаться жидкость. Хотя гнойная болячка, хвала Господу, пока не появлялась. Но я опасался, что однажды она вновь напомнит о себе.
Кроме того, иногда по ночам мне слышались знакомые голоса монахов (даже сейчас сомневаюсь, стоит ли писать о них). Те самые призраки, что навещали меня в опочивальне после… после казни Екатерины. Они топтались в углах, бормоча укоры в мой адрес. Но я знал, что это наваждение, поэтому не боялся их. Почему они наведываются ко мне? Чем вызван очередной всплеск их недовольства? Или призраки посещают ослабевших людей?
Слабость. Она привлекает шакалов, готовых рвать на части, терзать и мучить свои жертвы. Но я умнее их. Двуногие хищники рыскали по моему королевству, пролезали в Тайный совет. Они чуяли наживу, однако у меня помимо тонкого обоняния есть ум и власть. Я разделю жадную свору, перехитрю их, и в итоге они послужат мне на пользу. Да, у меня есть выход…
Все можно исправить.
За исключением того, что умер Брэндон.
* * *
Государственные похороны представляют собой внушительный ритуал. Став взрослым, я ловко уклонялся от их посещения. Я ненавидел утомительный протокол, правила которого неукоснительно соблюдались, и все эти длительные церемонии проводились вокруг безжизненного тела.
Выпотрошенные земные останки Чарлза Брэндона в течение десяти дней пропитывали бальзамами. Потом завернули в холст, покрыли свинцом и положили в простой ящик, который поставили в изысканный гроб, весь в гирляндах и лентах. Я так и не увидел в последний раз лицо Брэндона, формальные украшения скрывали то, что недавно было человеком.
Да и хотел ли я взглянуть на набеленный лоб покойного, сжатые губы, широкую впалую грудь?
Он достиг высочайшего титула в нашем королевстве, выше его стоял разве что Томас Говард, герцог Норфолк. Я сам возвеличил Чарлза; приблизил ко двору несчастного грязного сироту, принял его на службу. И не ошибся, право, он был достоин этого поста.
Его любила моя сестра Мария.
Брэндона будет оплакивать другая жена. Но искренними ли будут ее слезы? По правде говоря, я любил его больше.
Брэндон умер.
Этот навязчивый рефрен все чаще звучал в моей голове. Чувства мои затаились и выжидали в сокровенной глубине, копили силы для взрыва.
* * *
Орден Подвязки традиционно проводил посвящения в рыцари в виндзорской часовне Святого Георгия. Брэндона собирались похоронить под ее хорами, всего в нескольких ярдах от королевы Джейн. Все двадцать пять рыцарей Подвязки получили приказ прибыть на погребение, несмотря на то что оборонные войска королевства остались без командиров. В тот день Англии пришлось стать беззащитной, мы могли лишь возносить молитвы Господу, чтобы Он приглядел за нашими границами, пока Брэндону отдают последние почести.
Дабы распоряжаться похоронами, я переехал в Виндзор, хотя разлюбил этот дворец, его покои навевали слишком тяжелые воспоминания о моих страданиях после кончины Джейн. Мне вздумалось устроить своего рода день поминовения, произнести надгробную речь. Я попытался сочинить элегию, но стихи не складывались. Я написал молитву, но она получилась очень напыщенной. Мне хотелось бы проводить друга иными словами. И я знал, я слышал их прежде, но память подводила… они ускользали от меня. «Без огорчения сменял дворец…»
Да, точно. Я же читал их. Это слова из стихотворения Генри Говарда. Я послал за ним.
* * *
Помню вечер накануне похорон, когда весь Виндзор облачился в траур. Мои покои задрапировали черными полотнищами, повсюду царило скорбное безмолвие. В часовне Святого Георгия на помосте под балдахином стоял гроб Брэндона, вокруг мерцали свечи. Я рыцарь Подвязки, поэтому тоже отправлюсь туда позже для всенощного бдения. Но пока еще я с волнением ждал стихов.
