— Но ведь генерал Киселев, как я понял из здешних рассказов о нем, не тот воробей, которого можно провести на мякине...
— Что правда, то правда, Иван Дмитриевич...
И оба засмеялись.
Совещание, к которому весьма оживленно готовились крайние и умеренные, состоялось в квартире у Пестеля.
Бурцов сделал краткое пояснение об исключительной важности нынешней встречи членов Тульчинской управы и дал слово полномочному представителю и члену Коренной управы Союза благоденствия Якушкину. Говорил Якушкин без размашистых ораторских жестов и риторических взлетов, речь его лилась ровно, спокойно. Однако слушали его с большим вниманием. Докладчик не приукрашивал положения дел как в самой Коренной управе Союза благоденствия, так и на местах. Опираясь на факты, он убедительно доказал необходимость созыва Чрезвычайного московского съезда.
— Новое время выдвинуло новые задачи, а новые задачи требуют от нас новых действий, — говорил он. — Тульчинской управе предоставляется право послать своих доверенных на съезд в Москву. Съезд общими усилиями, учитывая мнение и советы местных управ, выработает и утвердит все необходимые изменения в Уставе Союза благоденствия, а возможно, решительно изменит и всю программу самого Тайного общества. Наверное, такая необходимость назрела, ибо повсюду между нашими членами слышатся разговоры о том, что «Зеленая книга» во многом устарела и требует пересмотра.
Первым в прениях выступил Пестель. Он полностью и горячо одобрил инициативу Коренной управы о безотлагательном созыве столь нужного съезда, признавшись, что сам лично деятельностью ее был неудовлетворен. За ним говорили Бурцов, Комаров, Юшневский, словом, не оказалось ни одного, кто бы не принял участия в прениях. Басаргин, Юшневский, Аврамов, братья Крюковы, князь Сергей Волконский в один голос настаивали на том, чтобы на съезд поехал Пестель и еще один человек по усмотрению собрания.
— Согласен ли, Павел Иванович, поехать депутатом на съезд? — обратился к Пестелю генерал-интендант Юшневский.
— Я привык говорить языком сердца, — ответил, поднимаясь, Пестель. — Было бы ложной скромностью с моей стороны ответить отрицательно на сей вопрос. Я не только согласен, но сочту для себя большой честью выполнить столь важное, столь знаменательное поручение Тульчинской управы! С великой радостью поеду! Со своей стороны я рекомендовал бы выдвинуть вторым депутатом Алексея Петровича Юшневского...
Крайние одобрительно встретили это предложение, но умеренные отнеслись к нему холодно. Якушкин наблюдал за поведением Бурцова и Комарова.
Бурцов вторично попросил слова. Вначале он сказал много лестных слов о деловых качествах Пестеля, о его умении убеждать людей, об отличных трудах, принадлежащих его перу. Однако затем речь его приняла совершенно иное направление.
— Съезд имеет своей целью еще более тесное сплочение нашего Союза, а не раздробление его на несогласные течения. Якобинство Пестеля может увести съезд в область бесконечных дискуссий. Всем нам, конечно, приятно было бы представить Тульчинскую управу на съезде таким всеми уважаемым нашим другом, как Павел Иванович Пестель. Но к его командированию на съезд, кроме названных мною причин принципиального значения, есть и другие немаловажные препятствия. Тульчинскому начальству хорошо известно, а возможно, это известно и московской полиции, что у Пестеля в Москве нет ни родственников и никакого дела, и, как только он станет просить отпуск для поездки в Москву, этим непременно заинтересуются здешние видоки. А зачем без нужды рисковать? Я и полковник Комаров уже испросили себе отпуск и получили согласие начальства, поскольку по собственным своим делам нам некоторое время необходимо быть в Москве. Таким образом наша поездка и наше появление в Москве не могут вызвать подозрение у здешней и московской полиции.
Пестель в продолжение длительных и горячих споров о его кандидатуре не проронил ни слова. Соображения, высказанные Бурцовым, слово в слово повторил полковник Комаров. Но генерал-интендант Юшневский и полковник Аврамов непримиримо продолжали ратовать за посылку Пестеля. Оба при этом проявили тактическую гибкость, предложив оставить в списке кандидатов Бурцова с Комаровым, а число делегатов от Тульчина увеличить еще на одного человека. Якушкин такое решение нашел противоречащим правилу выбора делегатов на съезд, выработанному Коренной управой. Но умеренные не хотели идти и на такой компромисс и не соглашались увеличить список депутатов.
Слушая обе воспламененные спором стороны, Якушкин думал: «Как должны быть живучи умеренные идеи в Тульчине, если даже такой умный и неотразимый в доказательствах пестун Союза благоденствия, как Павел Пестель, до сих пор не мог их окончательно сокрушить. И у нас в Москве найдутся такие умеренные. И не по вине ли господ умеренных дремлет Союз благоденствия? Да, идет размежевание... Оно, несомненно, продолжится и на съезде, и неведомо, чем завершится съезд, если среди депутатов будут преобладать люди с убеждениями Бурцова и Комарова...»
Якушкин, чтобы его не обвинили обидчивые умеренные в диктаторстве Коренной управы, в навязывании своей воли, высказывался осторожно и вместе с тем ясно давал понять, что присутствие Пестеля на съезде было бы весьма благотворно. Юшневский, Аврамов, Басаргин и все остальные, кто решительно стоял за Пестеля и гордился своей принадлежностью к отчетливо республиканскому революционному крылу, единым фронтом давали отпор конституционным монархистам.
Один из Крюковых, разгорячившись и не спросив слова, вскочил и сказал, как отрубил:
— Предлагаю на съезд послать две самостоятельные депутации, поскольку между умеренными и крайними не предвидится согласия. Мы, республиканцы, уполномочиваем быть на съезде Пестеля и Юшневского...
Внезапное предложение на минуту прервало споры. Раскол управы на две враждующие партии был неминуем. И первым почувствовал это Павел Пестель. Он поднялся с кресла, подошел к столу и сказал хладнокровно:
— Я категорически против посылки двух депутаций. Я соглашаюсь не ехать в Москву в надежде на то, что состояние дел в Тульчинской управе нашими депутатами будет на съезде представлено со всей объективностью! Раскол на два крыла — самое худшее. Тульчинская управа должна остаться и впредь единой.
— Предложение разумное, и я призываю одобрить его! — обратился Якушкин к собравшимся.
Делегатами на Московский съезд оказались избранными Бурцов и Комаров. Результаты выборов были огорчительны не только для Пестеля, но и для Якушкина.
Разошлись с собрания на рассвете. Якушкин остался у Пестеля, чтоб переговорить с ним о том, что неуместно было говорить при всех.
Пестель уступил Якушкину свой диван в кабинете, а сам лег на кровать, которой обыкновенно пренебрегал, если у него не было гостей.
— Павел Иванович, подготовьте в письменном виде свое мнение по всем делам, что нуждаются в обсуждении на съезде, и
