с Саидой-бай.
– Вроде бы да, – не слишком уверенно ответила Биббо.
– И чем он ее так прогневил?
– Не знаю, – хихикнула Биббо. – Ну все, мне пора. – С этими словами она оставила Мана одного и в самых растрепанных чувствах.
Саида-бай действительно не обрадовалась визиту Фироза и разозлилась на Мана, что тот прислал именно его. Кроме того, она расстроилась, что Ман не сможет прийти в назначенный час, – и собственные чувства окончательно вывели ее из себя. Нельзя привязываться к этому легкомысленному, легковерному и наверняка легконогому юноше! Сейчас он здесь, а завтра – ищи ветра в поле. Нельзя отвлекаться от своего дела, а Ман, безусловно, ее отвлекает (пусть ей это и в радость). Пора немного охладить его пыл, пускай посидит один. Этим вечером Саида принимала клиента, и привратнику было велено никого не впускать, а тем более – Мана.
Когда Биббо доложила ей о случившемся, Саида-бай вновь вспылила: как он смеет ей мешать?! Она не обязана отчитываться, с кем проводит время! Впрочем, позднее, беседуя с попугаем, она несколько раз произнесла «Даг-сахиб!» на разные лады: страстно, томно, нежно, безразлично, досадливо, яростно. Этот попугай явно получал куда больше житейских уроков, чем большинство его сородичей.
Ман побрел прочь, гадая, что же теперь делать. Выбросить Саиду-бай из головы он не мог: надо срочно чем-то заняться, чем угодно, лишь бы отвлечься. Он вспомнил, что обещал заглянуть к раджкумару, и направился к его квартире неподалеку от университета, которую тот снимал вместе с еще шестью или семью студентами (четверо из них еще не успели уехать из Брахмпура на летние каникулы). У этих ребят – двух отпрысков мелких князей и одного сына владетельного заминдара – денег куры не клевали: только на карманные расходы им выдавали около двухсот рупий в месяц. Почти столько же зарабатывал в университете Пран, и состоятельные студенты смотрели на своих малоимущих лекторов с плохо скрываемым презрением.
Раджкумар и его друзья почти все время проводили вместе: ели, играли в карты, болтали. Каждый сдавал по пятнадцать рупий в месяц на уборку и еду (у них был собственный повар) и еще по двадцать рупий «на девушку». Эти деньги целиком уходили на содержание очень красивой девятнадцатилетней танцовщицы, жившей со своей матерью неподалеку от университета. Рупвати часто развлекала друзей у себя дома, и один из них потом всегда оставался на ночь. Выходило, что раз в две недели каждый получал желаемое. Порой Рупвати принимала кого-то из парней вне очереди или брала выходные, но у них был уговор, что в свободные вечера других клиентов она не берет. Мать всегда встречала гостей очень радушно; она была искренне им рада и часто говорила, что они с дочерью давно пропали бы, если бы не доброта и щедрость молодых людей.
Проведя полчаса в обществе раджкумара и изрядно набравшись, Ман захотел поплакаться ему в жилетку. Раджкумар в ответ рассказал о Рупвати и предложил ее навестить. Ман немного повеселел, и, прихватив с собой бутылочку виски, они направились к дому танцовщицы. По дороге раджкумар вдруг вспомнил, что у девушки сегодня выходной и она вряд ли будет им рада.
– Я знаю, что делать, – мы пойдем на Тарбуз-ка-Базар, – заявил он, подзывая тонгу и усаживая в нее друга. Ман был не в настроении сопротивляться.
Впрочем, когда в следующий миг раджкумар дружески положил руку ему на бедро и тут же сдвинул ее значительно выше, Ман со смехом ее стряхнул.
Его отказ, конечно, не ускользнул от внимания раджкумара. Через пару минут, когда они стали передавать друг другу бутылку, разговор потек легко и непринужденно, как прежде.
– Я, вообще-то, здорово рискую, – сказал раджкумар, – но чего не сделаешь ради дружбы?..
Ман засмеялся:
– Больше так не делай. Я боюсь щекотки.
Пришла очередь раджкумара смеяться:
– Да я не про то! Рискованно ехать с тобой на Тарбуз-ка-Базар.
– Это почему?
– Потому что «любой студент, которого увидят в неподобающем месте, будет незамедлительно отчислен».
То была цитата из любопытного и очень подробного свода правил, распространяемого среди студентов Брахмпурского университета. Вышеупомянутое – восхитительно драконовское – правило имело столь туманную формулировку, что раджкумар с друзьями выучили его наизусть и зачитывали хором на манер Гаятри-мантры [254] всякий раз, когда отправлялись играть, пить и распутничать.
6.19
Вскоре они прибыли в Старый город и по узким петляющим улочкам двинулись в сторону Тарбуз-ка-Базара. Ман уже начал сомневаться в правильности своего решения.
– Может, в другой раз?.. – пошел он на попятную.
– О, ну что ты, здесь готовят такой вкусный бирьяни [255], – сказал раджкумар.
– Где?
– У Тахмины-бай. Я у нее бывал пару раз, когда Рупвати отдыхала.
Ман уронил голову на грудь и заснул. Когда они подъехали к Тарбуз-ка-Базару, раджкумар его разбудил.
– Отсюда пойдем пешком.
– Недалеко?
– Да ее дом совсем рядом, сразу за углом.
Они вышли из повозки, заплатили тонга-валле и рука об руку зашагали по переулку. Затем раджкумар стал подниматься по крутой узкой лестнице, таща за собой хмельного Мана.
Наверху они услышали какой-то странный шум. Когда они сделали несколько шагов по коридору, им открылась любопытная сцена.
Пухлая, хорошенькая, слегка осоловевшая Тахмина-бай восторженно хихикала, а ее клиент, налоговый чиновник – с одурманенными глазами, бессмысленным лицом, красным языком и бочкообразным брюхом, – колотил по табла и тоненьким голоском распевал похабную песню. Два нечесаных конторских служащих рангом пониже отдыхали рядом. Один опустил голову на колени, и оба пытались подпевать.
Раджкумар и Ман уже хотели ретироваться, когда хозяйка заведения увидела их и поспешила навстречу. Она узнала раджкумара и хотела скорей заверить его, что через пару минут будет совершенно свободна.
Друзья какое-то время потолкались у лавки с паном, потом снова пришли к Тахмине-бай. Та уже сидела одна, благосклонно улыбалась и готова была их развлекать.
Сперва она исполнила тумри, затем – сообразив, что часики тикают, – демонстративно надула губки.
– О, пой нам еще! – воскликнул раджкумар, пихая в бок Мана, чтобы друг тоже стал упрашивать Тахмину-бай.
– Да-а, спой!.. – подхватил тот.
– Нет, не буду, вы не цените мой голос. – Она опустила глаза.
– Тогда, – сказал раджкумар, – порадуй нас стихами.
Это несказанно развеселило Тахмину-бай. Ее хорошенькие пухлые щечки затряслись, и она даже прихрюкнула от восторга. Раджкумар был озадачен. Он глотнул виски из горлышка и обратил на нее недоуменный взгляд:
– Ах, это так… порадуй нас… ах-ха-ха… стихами!
Тахмина-бай больше не дулась – ее одолел безудержный хохот. Она визжала, хихикала, хваталась за живот и охала, а по ее щекам текли слезы.
Обретя наконец дар речи, она рассказала им анекдот:
– Поэт Акбар
