Она была здесь много раз! Снежный Цветок продолжала тараторить: «Вот что он делает. Он обжаривает кубики таро, пока они не станут мягкими внутри, но твердыми и хрустящими снаружи. Потом он расплавляет сахар на большой сковородке на сильном огне. Ты когда-нибудь ела сахар, Лилия? Эта самая лучшая вещь в мире. Он нагревает сахар до тех пор, пока тот не станет коричневым, потом кидает туда обжаренные кусочки таро и поворачивает их там, пока они не покроются сахарной корочкой. Кладет их на тарелку и ставит на стол вместе с миской холодной воды. Ты не поверишь, до чего горячо таро в расплавленном сахаре. Оно может прожечь дырку у тебя во рту, если ты попробуешь есть его просто так, поэтому его надо взять палочками и опустить в воду. Крак, крак, крак! Так трещит сахар, когда он затвердевает. И когда ты вгрызаешься в него, ты сначала раскусываешь сахарную скорлупу, потом хрустящую корочку таро, а потом добираешься до мягкой середины. Тетушка должна отвести нас туда, ты согласна?»
«Тетушка?»
«Ты говоришь? Я думала, что ты умеешь только писать красивые слова».
«Возможно, я не говорю так много, как ты», — спокойно ответила я, хотя чувства мои были задеты. Она была правнучкой императорского ученого и знала намного больше, чем дочь простого крестьянина.
Снежный Цветок взяла меня за руку. Ее руки были сухими и горячими, ее чи пылала. «Не волнуйся. Мне все равно, если ты тихоня. Моя болтовня всегда приводит меня к беде, потому что я не думаю перед тем, как сказать, а ты будешь идеальной женой, которая всегда аккуратно выбирает слова».
Вы понимаете? В первый же день мы поняли друг друга, но удержало ли это нас от ошибок в будущем?
Мадам Ван открыла дверцу паланкина: «Девочки, пошли. Все готово. До нашей цели всего десять шагов. Будь их больше, я бы нарушила обещание, данное вашим матерям».
Мы находились недалеко от палатки, где продавали бумагу. Палатка была украшена красными лентами, двустишиями с добрыми пожеланиями, красными и золотыми символами двойной удачи[11] и раскрашенными изображениями богини Гупо. Стол, стоявший у входа, был завален самыми яркими из товаров. Проходы с двух сторон давали покупателям возможность войти в палатку, защищенную от уличного шума и гама тремя длинными столами, стоявшими по сторонам. В центре палатки находился маленький стол с чернильницей, кисточками и двумя стульями с прямыми спинками. Мадам Ван сказала, чтобы мы выбрали лист бумаги для нашего договора. Как и всем детям, мне редко приходилось что-либо выбирать, пожалуй, только какой-нибудь овощ из общей миски после того, как Папа, Дядя, Старший Брат и все старшие члены нашей семьи уже воткнули свои палочки в блюдо. Теперь я была ошеломлена возможностью выбора, мне хотелось потрогать все, что было в палатке, в то время как Снежный Цветок, семилетняя девочка, была разборчива, демонстрируя свое хорошее воспитание.
Мадам Ван сказала: «Помните, девочки, сегодня за все плачу я. Можно выбрать только что-нибудь одно. У вас есть еще дела, поэтому не тратьте время зря».
«Конечно, Тетушка», — ответила Снежный Цветок за нас обеих. Потом она спросила меня: «Какая тебе нравится?» Я указала на большой лист бумаги, который из-за своих размеров казался наиболее соответствующим важности события.
Снежный Цветок провела указательным пальцем по золоченому обрезу. «Качество позолоты плохое», — сказала она. Затем подняла лист над головой. «Бумага такая же тонкая и прозрачная, как мушиное крылышко. Посмотри, как солнце просвечивает сквозь нее». Она положила лист на стол и посмотрела мне в глаза серьезным взглядом. «Нам нужно что-нибудь такое, что вечно будет указывать на совершенный характер и длительность нашего союза».
Я едва могла уразуметь ее слова. Она говорила на чуть ином диалекте, чем мы в Пувэе, но это было не единственной причиной моего недопонимания. Я была грубой и глупой, она была утонченной, и ее домашнее обучение выходило далеко за пределы того, что знали моя мать и моя тетка.
Снежный Цветок затащила меня в глубину палатки и прошептала: «Они всегда держали то, что получше, здесь». А потом своим обычным голосом: «Моя половинка, как тебе нравится это?»
Впервые меня попросили посмотреть — действительно посмотреть — на что-то, и я посмотрела. Даже своим непросвещенным глазом я могла заметить разницу между тем, что я выбрала на уличной стороне палатки, и тем, что выбрала Снежный Цветок. Ее лист был меньшего размера и менее яркой расцветки.
«Потрогай его», — сказала она.
Я взяла лист в руки — он казался очень прочным на ощупь — и подняла его к солнечному свету, как это сделала Снежный Цветок. Бумага была такой плотной, что свет проходил сквозь лист слабо, как красный отсвет.
В молчаливом согласии мы вручили бумагу торговцу. Мадам Ван заплатила за нее и за то, чтобы мы написали наш договор на столике в середине палатки. Снежный Цветок и я уселись друг напротив друга.
«Как ты думаешь, сколько девочек сидели на этих стульях и писали свои договоры? — спросила Снежный Цветок. — Мы должны составить самый лучший договор из всех». Она немного нахмурилась и спросила: «Что в нем, по-твоему, должно быть?»
Я подумала обо всем том, что предлагали Мама и Тетя. «Мы с тобой еще девочки, — сказала я, — поэтому должны следовать правилам…»
«Да, да, это все обычные вещи, — сказала Снежный Цветок чуть нетерпеливо, — но разве ты не хочешь, чтобы там говорилось о нас обеих?»
Я была не уверена в себе, а она, казалось, знала так много. Она бывала здесь прежде, а я нет. Она, похоже, знала, что следует включить в наш договор, а я лишь могла полагаться на слова моей матери и Тети, которые только воображали себе, каким должно быть соглашение. Каждое мое предложение было похоже на вопрос.
«Мы станем лаотун на всю жизнь? Мы будем всегда верны друг другу? Мы будем вместе заниматься домашней работой в верхней комнате?»
Снежный Цветок устремила на меня свой взор, такой же прямой, каким она посмотрела на меня в паланкине. Я не могла понять, о чем она думает. Я сказала что-то не то? Я сказала как-то не так?
Секунду спустя она взяла кисточку и обмакнула ее в чернила. Вне зависимости от всех моих сегодняшних промахов, Снежный Цветок еще по нашему вееру поняла, что моя каллиграфия не так хороша, как ее. Но когда она начала писать, я увидела, что она приняла мои предложения. Мои чувства и ее красивое изложение слились воедино, создав одну общую мысль.
Мы верили в то, что наши чувства, запечатленные на листе бумаги, будут длиться вечно, но мы не могли предвидеть всех жизненных перипетий, которые ожидали нас. Все же я помню многое из нашего договора. Как же мне не помнить? Его слова шли из моего сердца.
Мы, Снежный Цветок из деревни Тункоу и Лилия из деревни Пувэй, будем верны друг другу. Мы будем утешать друг друга добрыми словами. Мы будем снимать тяжесть друг у друга с души. Мы будем шептаться и вышивать вместе в женской комнате. Мы будем упражняться в «Трех Повиновениях» и «Четырех Добродетелях». Мы будем следовать наставлениям Конфуция, записанным в «Образце для женщин», соблюдая правила поведения безупречной женщины. Сегодня мы, Снежный Цветок и Лилия, сказали правду. Мы поклялись в нашем союзе. На десять тысяч ли[12] мы будем как два потока, сливающихся в одну реку, как два цветка в одном саду. Никогда мы не отступимся друг от друга, никогда между нами не будет произнесено ни одного резкого слова. Мы — две половинки до самой смерти. Наши сердца радуются.
Мадам Ван с важностью наблюдала, как мы обе написали наши имена внизу на нушу. «Я счастлива, что вы заключили союз лаотун, — провозгласила она. — Как и в браке между мужчиной и женщиной, добрые люди сходятся с добрыми людьми, красивые с красивыми, умные с умными. Но в отличие от брака — этот союз особенный. Не допускается, — тут она позволила себе слегка хихикнуть, — никаких наложниц. Вы понимаете, девочки, что я имею в виду? Это союз двух сердец, который не могут разрушить ни расстояние, ни несогласие, ни одиночество, ни более высокое положение в браке, и в этом союзе не дозволяется другим девочкам — а позднее женщинам — встать между вами».
Мы снова прошли десять шагов до нашего паланкина. Так много месяцев ходьба была мучением, но сейчас я чувствовала себя, как Яо Нян, первая женщина с крошечными ножками. Когда она танцевала на золотом лотосе[13], казалось, что она плывет на облаке. Каждый мой шаг делал меня счастливой.
Носильщики отнесли нас к центру ярмарки. На этот раз, выйдя из паланкина, мы оказались прямо посреди рыночной площади. Чуть приподнявшись, я смогла увидеть красные стены храма, позолоченную резьбу и крышу из зеленой черепицы. Мадам Ван сунула нам по монетке и велела купить подарки, чтобы отпраздновать этот день. Если мне никогда не приходилось выбирать, то, конечно же, мне никогда не предоставлялась и возможность тратить деньги. В одной руке я сжимала монету, а другой держалась за руку Снежного Цветка. Я пыталась придумать, что захочет купить эта девочка, стоявшая рядом со мной, но вокруг было так много чудесных вещей, и от этого разнообразия у меня закружилась голова.
