Один — молодой, в сатиновой косоворотке под студенческой тужуркой, другой — уже средних лет, в мешковатом сюртуке.
— Видели, Петр Николаевич?
— Ну и что тут я должен видеть?
— А это — политика возле науки... Студент этот наверняка не слыхал фамилии ни Максвелла, ни Ньюкомена, ни Дарвина... Оба они из охранки, я их еще в самом университете заприметил. Да что вы такое говорите, Петр Николаевич, о невмешательстве политики в науку после прошлого года! После того как бывший профессор Московского университета господин Кассо приказал полиции занимать университет! Вам мало того, чего вы насмотрелись в прошлом году в наших аудиториях? На каждого студента по два полицейских... Им плевать на вашу науку! Это для вас наука — истина. А для них — способ укрепить свое положение, обогатиться, поднять свой престиж... Еще за тысячу лет до рождества Христова каждый затруханный сатрап имел возле себя ученых. Для фасона! И сейчас так!
— Нет, Евгений Александрович, вы меня не привязывайте к ним! Я и моя наука существуем сами по себе, мы независимы от сановников, от сатрапов, от царей... И мы будем делать свое дело. И вас к этому призываю. Если надобно выбирать между политикой и наукой, то я уже давно выбрал науку, чего и вам желаю...
— А если придется выбирать между наукой и порядочностью?
— Ну-с, господин Гопиус! Вы хоть и под парами, но помните, что говорите!
— Вы не обижайтесь на меня, Петр Николаевич! Вы знаете, как я вас глубоко уважаю. Вы для меня идеал человека и ученого. И не так уж я много выпил, чтобы не понимать значительности нашего разговора. Ведь первый раз мы с вами вот так говорим за всю свою службу в университете... Не тащу я вас в политику: там не место для Лебедева, его место в науке! А только все равно когда-нибудь случится, что политика, не спрашивая вас, Петр Николаевич, поставит перед вами нравственный выбор. Глядь, и придется выбирать...
— Между кем? Тимирязевым и графом Комаровским? Я — сам с собой!
— Ну, дай бог! Предки мои, говорят, родом из Византии, наверняка были алхимиками и чернокнижниками... И я умею составлять гороскопы. Мы с вами родились под этакой странной звездой. И ждут нас самые большие неожиданности!
— В науке неожиданности должны искаться годами! Мы будем делать свое дело. Дело науки! И ни до чего нам больше дела нету! Давайте лучше пораньше сегодня ляжем. Завтра коллоквиум, сударь! И я его отменять не собираюсь... А вот и Петр Петрович! Вы как, собираетесь еще с господином Гопиусом околоточных в Москву-реку бросать или же, как я, домой?
— Поедемте домой, Петр Николаевич. Ведь у вас завтра коллоквиум.
Глава II
РАССКАЗЫ ПРО СЕБЯ
КОЛЛОКВИУМ НЕ СОСТОЯЛСЯ...
Да, не состоялся... Не нужно было ходить на этот дурацкий торжественный акт! Не нужно было целый час выстаивать в церкви, слушая митрополичьи возгласы! Не нужно было ездить в «Эрмитаж» и слушать пошлые и неискренние речи!.. Ну, что об этом сейчас думать!.. Вот и еще один коллоквиум не состоялся... И уже сколько их пропущено из-за этой так торопящейся болезни... И сколько их осталось ему провести?..
В спальню, сквозь все закрытые двери, слабо донесся дверной звонок. Наверное, пришел Петр Петрович... Лебедев осторожно, чтобы не всколыхнулась боль, спрятанная где-то в глубине груди, приподнялся на подушке. В столовой послышались голоса жены, Лазарева. Видно, Петр Петрович рассказывает о том, как вчера проходило почему-то всех умиляющее традиционное празднество. Сам-то он очень скептически ко всему этому относится...
Дверь спальни открылась, жена пропустила вперед гостя.
— Все-таки умолил Валентину Александровну пустить меня к вам. Добрый день, Петр Николаевич! Вы, оказывается, немного приболели. Правильно сделала Валентина Александровна, что удержала вас от коллоквиума... Успеется...
— А успеется ли, Петр Петрович?
— Петр Николаевич, дорогой, я же врач, не забывайте... Мне лучше видно, что́ с вами, нежели вам самому. Немного перевозбудились, устали от всей этой московской традиционной безалаберщины, шума, суеты... Пожалуй, и слон не выдержит всей программы татьяниного дня. Да еще надобно было вам вчера сцепиться с Лейстом! Как будто вы можете этого сухаря в чем-то убедить. Полежите несколько дней, приступ у вас легкий... А потом проведем коллоквиум, как обычно.
— Ну, что в лаборатории?
— Да все идет нормально. Евгений Александрович гоняет студентов. Он теперь возится с Неклепаевым. Способный, очень способный студент! Я ему поручил проверить вот то явление в скользящем проводнике, о котором вы в прошлом месяце упомянули на коллоквиуме... Пусть поработает!
— Так явление же это чисто кажущееся. За ним ничего нет!
— Вот-вот. Пусть сам придумает прибор, изготовит его да по-настоящему, по-серьезному проверит...
— А вы его предупредили, что задача имеет чисто негативный характер, что он почти наверняка ничего не обнаружит?
— А зачем? Пусть старается изо всех сил. Пусть думает, что находится на пути к научному открытию.
— А правильно ли это, Петр Петрович? Имеет ли право руководитель давать студенту задачу хоть интересную, но чисто негативную, да еще об этом его не предупреждая... Вот он будет работать в поте лица, не спать ночами, размышляя, как лучше прибор придумать, а поработав, убедится, что гонялся за химерой...
— А разве получение негативного результата не столь же важно для науки, как и позитивного? Вся наша работа состоит из проб, из отсечений одних путей, чтобы успешнее двигаться по другим.
— Не убеждайте меня в этом, Петр Петрович! Это так. Но имеет ли руководитель нравственное право давать студенту такое задание, которое его душевно и физически измучит, приведет к нулевому результату, разочарует, может быть, даже отвадит от любимой науки?
— Так что же делать, исходя из интересов науки?
— Предупредить студента, что он идет по очевидно неверному пути, чтобы потом на него не возвращаться. А еще лучше — делать этот опыт вместе со студентом, руководя им, а не предоставляя видимую самостоятельность.
— Но настоящий, большой исследователь не может тратить свое драгоценное время для такой проверки, которой может и должен заниматься студент!
— Нет, нет, Петр Петрович! Не могу с вами согласиться! В науке нет солдат
