Сигналы для перестроения войск во время их движения подавались пушечными выстрелами со склонов Монт-Эме.
Александр I прибыл к тому времени, когда войска уже стояли, но парад еще не начинался. И как только первый пушечный выстрел известил о прибытии императора, войска взяли ружья на плечо. По второму выстрелу они взяли «на караул», грянула музыка, и над полем прокатилось могучее «Ура!». С третьим выстрелом войска перестроились в колонны побатальонно, а после четвертого — вся армия выстроилась в одно гигантское каре.
Александр, спустившись с горы, объехал все каре и встал посередине. Вся армия после этого в величайшем порядке прошла церемониальным маршем мимо него. Так закончился первый день смотра — его генеральная репетиция.
Два следующих дня в Вертю прибывали тысячи людей, желавших полюбоваться невиданным дотоле зрелищем. 29 августа в присутствии союзных монархов и сотен генералов иностранных армий произошел и сам смотр. Он проходил в том же порядке, что и репетиция, состоявшаяся за три дня перед тем.
Во главе церемониального марша шел сам Александр, салютуя австрийскому императору и прусскому королю. Затем был произведен орудийный и ружейный салют, затянувший все поле под Вертю облаками густого дыма.
Празднества закончились на следующий день общим богослужением, а вслед за тем армия отправилась в обратный путь на родину.
За образцовое состояние армии, приведшей в восторг присутствовавших на смотре королей и полководцев, Александр I возвел Барклая-де-Толли «в княжеское Российской империи достоинство».
«За заслуги в четырехдневном достославном сражении при Лейпциге и новые опыты отличного мужества» Барклай получил титул графа, а за взятие Парижа был удостоен чина фельдмаршала. Чтобы стать князем, ему не потребовалось сражений и побед — оказался достаточным лишь грандиозный, ошеломляющий парад. Позже — в январе 1817 года — был «сочинен» и утвержден княжеский герб Барклая — необычайно пестрый и пышный. И девиз, дарованный императором: «Верность и терпение».
Вслед за получением княжеского титула на Барклая хлынул поток наград. Людовик XVIII наградил его орденом Почетного легиона I степени, король Нидерландов Вильгельм I — орденом Святого Вильгельма, король Саксонии Фридрих Август I — орденом Святого Генриха, а принц — регент Великобритании — наградил Барклая орденом Бани I степени.
Кроме того, муниципалитет Лондона прислал в дар полководцу шпагу, украшенную бриллиантами.
Все это происходило ровно через три года после того, как он искал смерти на Бородинском поле и под градом камней проезжал по улицам Калуги…
8 ноября 1815 года союзники подписали второй Парижский мирный договор. Он был для Франции намного жестче и унизительнее предыдущего. Ее территория сократилась за счет отторжения Филиппвиля и Саарлуи. На Францию налагалась контрибуция в 700 миллионов франков, а кроме того, в стране оставался 150-тысячный оккупационный корпус союзников, содержание которого, помимо контрибуции, также должно было производиться за счет французов.
В оккупационные войска включен был корпус князя Воронцова, все же остальные военные силы русских отправлялись на родину.
Барклай уехал из Франции в октябре вместе с Александром I. По пути в Россию они остановились в Берлине, где состоялась помолвка брата царя — девятнадцатилетнего Николая Павловича, будущего русского императора Николая I — с дочерью прусского короля Шарлоттой — будущей императрицей Александрой Федоровной.
Николай Павлович принимал участие и в параде в Вертю, командуя гренадерской бригадой. Так как это было первое самостоятельное действие великого князя, то он потом считал, что свою службу в армии начал под командой фельдмаршала Барклая.
Осенью 1815 года Барклай снова оказался в Варшаве, и его армия тоже вернулась на старые места.
С Наполеоном было покончено.
15 июля 1815 года английский бриг «Беллерофон» отошел от берегов Франции, увозя бывшего императора на затерянный в океане маленький скалистый остров Святой Елены.
Барклай узнал об этом неподалеку от Парижа, уже занятого союзниками.
А чуть раньше этого и позже, на протяжении всего 1815 года, приходили известия о трагической кончине наполеоновских полководцев.
Еще в начале июня Барклаю сообщили, что маршал Бертье выбросился из окна своего замка, увидев въезжавших во двор казаков. Не пережив разгрома при Ватерлоо, застрелился Жерар.
В октябре 1815 года был расстрелян зять Наполеона король Неаполитанский Иоахим Мюрат. Его захватили австрийские жандармы, когда Мюрат с небольшой группой своих сторонников высадился в Калабрии, чтобы попытаться вернуть себе неаполитанский трон.
Военно-полевой суд приговорил Мюрата к расстрелу, и приговор был приведен в исполнение тотчас же. Перед расстрелом Мюрат сам отдал команду: «Пли!»
В декабре, у стены Парижской обсерватории был расстрелян герой Бородина, «князь Можайский», маршал Мишель Ней. Перед смертью с него сорвали ордена и эполеты, ибо к расстрелу он был приговорен за измену Людовику XVIII, которому он прослужил несколько месяцев и вернулся к Наполеону, как только император, бежав с Эльбы, вступил на землю Франции.
Борьба, которой Барклай отдал десять последних лет своей жизни, завершилась.
В Европе наконец-то воцарился мир. Правда, он был и несправедлив, и непрочен, но кровь перестала литься и Молох войны, пожиравший почти по двести тысяч человек в год, кажется, насытился. И в то, что великая бойня завершилась, внес свой немалый вклад и русский военачальник Михаил Богданович Барклай-де-Толли.
Пултуск и Эйлау, Смоленск и Бородино, Лейпциг и Париж были вехами пути, который прошел он в борьбе с Наполеоном и окончил ее там, где она началась, завершив эту великую эпопею грандиозным трехдневным во многом символическим действом — парадом Победы в Вертю, проходившим в третью годовщину великой битвы при Бородине.
Возвращение Барклая в Россию было триумфальным. В начале декабря 1815 года Александр пригласил его приехать в Петербург.
14 декабря Барклай писал жене: «Я приехал сюда 10-го вечером. 11-го готовилась торжественная встреча, которую я преждевременным прибытием думал отклонить. Тем не менее я был встречен у заставы флигель-адъютантом, который имел поручение поздравить меня именем государя с приездом, осведомиться о моем здоровье и сопровождать к назначенному для меня помещению. Там ожидали меня почетный караул Семеновского полка, несколько ординарцев, прекрасно устроенный дом с прислугой, кухней и экипажем от двора.
Я хотел отпустить почетный караул и отблагодарить флигель-адъютанта, но он объявил, что получил приказание состоять при мне все время моего пребывания, и поехал доложить государю о моем приезде. При возвращении он передал самое лестное приветствие от императора и желание Его Величества, чтобы почетный караул остался.
Утром 11-го я поехал к государю и убежден, что никогда еще монарх не принимал своего полководца с большею сердечностью. Он сам повел меня к императрице-матери, и там произошла сцена, которая останется мне незабвенною. После неисчерпаемой хвалы он несколько раз назвал меня верным помощником, без которого не был бы в состоянии совершить то, что с помощью Провидения им достигнуто. Он говорил также о самопожертвовании и твердости, с которыми я перенес все испытанные неприятности, и затем обнял меня в присутствии матери, которая так была растрогана, что два раза меня поцеловала и потом со слезами обняла сына, восклицая: «Мой Александр!»
Эта сцена произошла в присутствии великой княжны Анны и графини Ливен.
При возвращении домой я нашел улицу столь переполненной экипажами, что едва мог доехать. Причиною тому было приказание государя, чтобы все генералы, штаб- и обер-офицеры представились мне по случаю приезда. Граф Аракчеев был также между ними. В этот день был обед у государя.
12-го был выход во дворце, а вечером блестящий бал. 13-го был праздник лейб-гвардии Литовского полка.
За обедом император вспомнил, что это день моего рождения, и провозгласил тост за мое здоровье».
Из Петербурга Барклай уехал в штаб 1-й Западной армии в Могилев-на-Днепре — небольшой, мало чем примечательный город, занимавший весьма удобное географическое положение.
Стоящий на важной водной магистрали, в центре пересечения многих дорог — к Смоленску, к Орше, к Витебску и Киеву, — Могилев был во многих отношениях выгодным пунктом для размещения здесь штаба Барклая. К тому же неподалеку была и традиционно беспокойная польская граница. По-видимому, не случайно именно здесь ровно через сто лет, в годы Первой мировой войны, размещалась Ставка Верховного Главнокомандующего.
Все свое время Барклай отдавал военной службе. Царь часто посещал Могилев, устраивая инспекции, смотры, парады и учения.
