— Фу! — возмутился Хванге. — Чем воняет?
Соджун тут же натянул поводья и обернулся к Елень и детям.
— Госпожа! Вы, Хванге и Сонъи возвращаетесь к домику доктора. Сейчас же! — приказал капитан.
Елень глянула на его озабоченное лицо и кивнула.
— Сонъи, Хванге! За мной! Оба! — скомандовала она и потрусила за детьми обратно.
Капитан проследил за ней, спешился, а потом повернулся к парням.
— Смотрите внимательно. Особенно обращайте внимание на то, откуда поднимутся вороны, — сказал он и повязал платок, прикрывая нос.
— Что случилось, отец? — пробормотал Чжонку, ощущая тонкие щупальца страха на сердце.
— Доктор Ан умер, нужно найти его тело. Судя по запаху, могу предположить, что оно где-то рядом, — привязывая лошадь к тонкой березке, ответил ему отец.
Парни переглянулись и полезли из седел.
Спустя несколько минут, они нашли обглоданный труп доктора. Если бы не соломенное покрывало, которое служило доктору и плащом, и зонтом, его бы не опознали: так сильно пострадало тело от падальщиков. Объевшееся воронье злобно покрикивало на двуногих тварей, отогнавших его от пищи. Самая наглая ворона даже попыталась клюнуть Чжонку, бросившись в лицо. Юноша, не ожидавший ничего подобного, едва успел выставить руку в защите, и потому не видел, с какой скоростью отец выхватил меч и отсек птице голову, не допустив ее к сыну, а потом подошел к ребенку и оглядел: не попала ли кровь на Чжонку.
— Отец…
Капитан, удостоверившись, что все в порядке, выдохнул и похлопал сына по плечу.
— Проказа — страшная хворь. И лекарства от нее нет. Доктор Ан не просто так жил вдали от людей, — сказал Соджун. Чжонку вздохнул и кивнул.
Тело доктора облили маслом, которое привезли ему в подарок, затем накрыли ветками и подожгли. На дым к мужчинам, совершавшим погребальный обряд, выехала Елень с детьми. Она стояла с посеревшим лицом и молчала, глядя, как огонь пожирает то, что некогда было человеком. Великим человеком! Доктор Ан сделал так много за свою недолгую жизнь, а сколько бы еще мог сделать!
Соджун, заметив ее, подошел и взял за руку. Женщина вздохнула и прислонилась плечом к капитану. Тот обнял ее за плечи и вздохнул. Утешать иначе он не умел.
Когда огонь погас, тело столкнули в неглубокую яму, которую выкопали до сожжения, а потом сверху присыпали землей и из камней сложили могильный холмик. Вся еда, которую везли несчастному отшельнику, пошла на поминальный обряд. По словам капитана, доктор умер дней десять назад, не больше.
Потом все вместе вернулись к домику, и Елень, глянув на Соджуна, кивнувшего ей одобрительно, занесла рис и муку в запретный круг.
— Пусть не он, так другой, такой же нуждающийся возьмет эти продукты, — проговорила госпожа.
Соджун занес короб с лекарствами в дом и поставил у двери, а потом подпер дверь снаружи.
— Вы правы, госпожа, — того, кто нуждается, проказа не напугает.
И с тяжелым сердцем все повернули в Ханян: устраивать поединки в такой скорбный день не хотелось.
Капитана обратно перевели в королевский магистрат в подчинение Син Мёну, и там он вновь встретился с Чхве Хёну. Старый товарищ поклонился, увидев капитана. Соджун поклонился в ответ, на этом все. Начальник стражи посмотрел на них и промолчал.
А потом в город пришел сезон дождей. У Чжонку и Хванге начались каникулы, и они осели дома. Капитан обучал обоих воинскому искусству. Мингу и Ынчхоль безвылазно пропадали в доме исторгшегося из рода. Соджун сначала хотел спросить одного, и другого, а как родители парней на это смотрят, да удержался. Те проболтались сами. Ответ насмешил капитана. Возможно, родители и были против того, чтобы парни приезжали сюда, да вот только дома Мингу говорил, что поехал к Ынчхолю, а тот врал, что обедает у Мингу. Отваживать их Соджун не хотел по одной причине: проводя время с друзьями, Чжонку не подходил близко к Сонъи, да и та носа из дома не показывала, пока молодые господа были в поместье.
Соджун знал, что влюбленные дети не нагрешат. Он прочитал это в глазах сына еще в день совершеннолетия. Знал, что тот не обронит чести семьи. Но капитан видел, как повзрослевший мальчик смотрит на тоненькую девочку, вошедшую в самую пору расцвета женской прелести и красоты. Соджун помнил в этом возрасте Елень и находил в облике Сонъи черты матери. Та же улыбка, тот же поворот головы, осанка, только взгляд был иным. В медовых глазах плескалась беззаботная юность. Елень смотрела иначе даже в шестнадцать лет.
Как только сезон дождей миновал, город стал готовиться к приезду послов из Мин[2]. Если послы увидят юного отрекшегося короля, сидящего по правую руку от своего дяди, смиренно принявшего власть, они донесут об этом императору, и тогда все будет хорошо. Но если послы заметят или заподозрят новоиспеченного короля в узурпации, в Чосон войдет армия Мин, чтобы свергнуть лже-короля. Предстоящий прием был так важен для принца Суяна, что он не скупился ни на что. Этот умный, хитрый человек понимал: приезд послов может послужить хорошим поводом для восстания мятежников, отторгавших власть второго сына Седжона Великого. Он готов был сослать своего брата Гымсона подальше с глаз, но это могло вызвать подозрение у послов. Поэтому король Седжо вынужден был пригласить и брата Гымсона, и принцессу Гёнхе с супругом ко двору. Их присутствие было обязательным. Так важно было показать дружную королевскую семью, живущую в ладу и мире. Вот только стоило ли рассчитывать на хороший исход? Принц Суян очень боялся этого приема. Ему нужно было обезопасить себя.
Стражу усилили, однако оружных к площади перед дворцом Кёнбоккун, где под навесами были накрыты столы для пира, не допустили. Единственным вооруженным человеком был личный охранник короля Седжо. Этого охранника король выбирал долго и кропотливо. Этот человек должен был служить при дворце многие годы, хорошо бы, если он служил верой и правдой еще отцу принца Суяна, Седжону Великому. Такой выбор доказывал бы правомочность перехода власти. С выбором стражника нельзя было допустить ошибки.
Соджуну с его отрядом отвели охрану перед входом во дворец Кёнбоккун. Капитан провожал глазами вельмож, спешащих на прием. Красно-синей толпой они прошли на территорию дворца. Сегодня капитан, как и его подчиненные, не имели
