После тщательного анализа предложения министра обороны Кузнецов и Носенко дали отрицательное заключение, о чем составили официальную бумагу на имя Булганина. Они отметили, что заводы Минсудпрома должны были поставить Военно-Морским Силам 177 сторожевых кораблей, а поставлено всего 9. Строительство этих кораблей резко отстает от программы, и увеличивать выпуск подводных лодок за счет сокращения сторожевых кораблей — не лучший способ расширить производственную базу. К тому же производственную базу по строительству подводных лодок надо расширять в первую очередь на Дальнем Востоке и на Севере, а не на Черном море.
Вскоре после этого Булганин вызвал к себе Кузнецова.
— Вы что же, требуете от нас форсировать строительство подводных лодок, а сами возражаете против того, чтобы новый завод сразу же приступил к работе? — И, не дождавшись ответа, сердито продолжал: — Никак вас не пойму, Николай Герасимович. Болеете за флот и в то же время ставите палки в колеса. Нет, я решительно не понимаю вас.
— Товарищ маршал, — официально заговорил Кузнецов, — вашу точку зрения, извините, принять не могу. Нельзя строить подводные лодки за счет сокращения других кораблей!..
— Хорошо, мы обсудим эту проблему в правительстве, — насупился Булганин.
— Вам письмо, товарищ главком! — И адъютант вручил Кузнецову конверт.
«От Миши Ромма, — подумал Николай Герасимович, когда прочел адрес. — Поглядим, что пишет». Он надорвал конверт. Ромм писал, что уезжает в Севастополь показывать черноморцам фильм «Корабли штурмуют бастионы». Пробудет там не меньше двух недель. «У меня сейчас большие дни — закончена работа над «Ушаковым», — информировал Ромм. — Это конец (и, надеюсь, благополучный) не только трехлетнего труда, но и целого жизненного этапа, ибо мы, режиссеры, меряем свою жизнь картинами… Эта картина в значительной степени обязана Вам и своим успехом и даже самим существованием».
Ромм ничего лишнего не писал: Кузнецов немало сделал, чтобы был создан фильм о великом русском флотоводце адмирале Ушакове. Работа над ним началась еще в 1951 году, когда Кузнецов вновь вернулся в Москву и стал главкомом ВМС. Адмирал флота Исаков рассказал ему о замысле кинорежиссера Ромма и драматурга Александра Штейна, дал прочесть сценарий фильма.
— И Ушаков, и Нахимов заслуживают того, чтобы их деяния знал народ. Ты разве забыл, как еще во время войны, в середине сорок третьего года, на докладе у Сталина я предложил учредить ордена имени Ушакова и Нахимова? — спросил Кузнецов.
— Тогда еще разгорелся спор, кого ставить выше — Ушакова или Нахимова, — улыбнулся Исаков. — Вы ставили выше Ушакова, который как-то оказался в тени, а о Нахимове писалось немало. И я вас поддержал.
Сценарий Николаю Герасимовичу понравился, хотя он и сделал ряд замечаний. В частности, предложил убрать из сценария любовь Ушакова к одной из фрейлин императрицы.
— Иван Степанович, Ушаков никогда не был командиром яхты Екатерины Второй — сказал Кузнецов. — Откуда взял это Александр Штейн?
— Факт, не был, — смутился Исаков. — Я этот момент проглядел. Сегодня же встречусь с автором и попрошу его исправить текст…
Вскоре кинофильм об адмирале Ушакове был готов, но на экраны кинотеатров страны его не выпустили. МИД СССР высказал опасение, как бы фильм не вызвал недовольства Англии: в нем показана двуличная политика правящих кругов Великобритании тех времен. Адмирал флота Исаков попросил Кузнецова переговорить о кинофильме со Сталиным, что тот и сделал. Выслушав Николая Герасимовича, вождь изрек:
— Я эту картину не видел, но непременно посмотрю и выскажу вам свое мнение.
Позже в честь Дня воздушного флота в Тушино состоялся воздушный парад, за которым наблюдали члены правительства. Неожиданно Кузнецова пригласил к себе Сталин.
— Я посмотрел вчера кинофильм об адмирале Ушакове, — весело произнес он. — Его можно и надо показывать…
Вспомнив этот эпизод, Николай Герасимович сейчас подумал: «Я уверен, что морякам, особенно черноморцам, этот фильм понравится». Письмо Ромма он положил в ящик стола.
В январе 1954 года главком ВМФ собрался съездить на Балтику, но неожиданно ему позвонил Булганин и сказал, что Николай Герасимович включен в состав Президиума торжественно-траурного заседания по случаю 30-й годовщины со дня смерти В. И. Ленина.
— Поедете позже, — предупредил Булганин.
Заседание открыл Хрущев, доклад сделал Поспелов.
В перерыве Кузнецов увидел академика Курчатова и подошел к нему.
— Добрый день, Игорь Васильевич!
— Мое почтение главному военному моряку! — улыбнулся ученый-физик. — Что нового на военных флотах? Может, снова нужна моя помощь, как это было в начале войны, когда по вашей просьбе мы занимались размагничиванием военных кораблей? Кстати, вы так и не сказали мне, довольны ли были нашей работой?
— «Доволен» — не то слово, Игорь Васильевич, — усмехнулся Николай Герасимович. — Я ликовал, когда увидел плоды вашей работы. Крепко вы тогда выручили военных моряков, хотя в успехе я ничуть не сомневался. Надо понимать, кто руководил всей этой важнейшей работой.
— Да, но без ваших моряков мы бы не скоро решили эту серьезную проблему, — признался Курчатов. Тонкими длинными пальцами он дернул свою бородку. — И в Новороссийске, и на Каспии ваши люди разоружили несколько немецких мин, и это помогло нам изучить их взрывные механизмы, найти способы уничтожения этих мин, а потом и создать специальные тралы…
— Вы, Игорь Васильевич, как ученый-физик мастер на все руки! — Кузнецов был убежден в своей правоте и оценке деяний выдающегося ученого, однако Курчатов заметно покраснел.
— Да уж где там мастер на все руки… — усмехнулся он, весело глядя на главкома ВМФ. — Что поделаешь, если война заставила нас искать противоядие для сложнейших немецких мин, чтобы от них не гибли наши боевые корабли. А ведь гибли, не так ли?
Кузнецов ответил, что потери от немецких мин были, особенно на Северном флоте, где погибло немало подводных лодок. Но ученые-физики вовремя помогли, и позже флоты потерь от этих мин не несли.
— Так что заслуги ваши перед военным флотом весьма велики, Игорь Васильевич, — подчеркнул Николай Герасимович.
— Я рад, что помог военным морякам.
— Только ли морякам? — Кузнецов лукаво улыбнулся. — Вы же не только ученый секретарь Комиссии Академии наук СССР по научно-техническим военно-морским вопросам, но еще и возглавляли лабораторию танковой брони в Физико-техническом институте. Не так ли? А в сорок третьем году незадолго до Курской битвы вы основали Институт атомной энергии и стали его первым директором! Я тогда как-то был у вас, и меня поразило то, что вы верили в успех своего нового дела…
Лицо Курчатова посветлело, словно осветилось изнутри.
— Знаете, Николай Герасимович, вот с этим институтом я едва не попал впросак, — широко и по-доброму улыбнулся Курчатов. — Я предложил его создать, но никак не рассчитывал, что наше правительство даст нам деньги. В те дни был разгар войны, Красной Армии следовало дать больше танков, орудий и самолетов, а тут еще просят создать новый, пока еще не прибыльный институт. Но Сталин это одобрил, он даже пожал мне руку за «ценное предложение». Тут же вызвал к себе в кабинет Берию и сказал, чтобы тот решил все вопросы и Институт атомной энергии был бы создан как можно скорее. Сталин заявил Берии: «Ты, Лаврентий, головой отвечаешь за это дело, и если товарищ Курчатов пожалуется мне, что работа двигается медленно, будешь отвечать на Политбюро по всей строгости военного времени!» Но все шло быстро, как по накатанной колее. Справедливости ради замечу, что роль Берии в этом деле была весьма важной.
— Вы, Игорь Васильевич, везде первый, — заметил Кузнецов. — Под вашим руководством созданы первый в Европе ядерный реактор, первая в СССР атомная бомба, первая в мире термоядерная бомба, построена первая в мире атомная электростанция…
— Скоро военный флот получит первую атомную подводную лодку, — опять улыбнулся Курчатов. — Что-то о ней вы ни слова, Николай Герасимович. Или, быть может, не рады?
— Да что вы, Игорь Васильевич! — воскликнул главком ВМФ. — Я очень рад, жду не дождусь, когда поднимусь в рубку подводного атомохода! Вы, надеюсь, помните в деталях, как проводилось обсуждение проекта первой атомной подводной лодки? Вы тогда сказали, что атомное оружие — грозное оружие и важно умело управлять им. Скажу честно, меня эти ваши слова насторожили, и я подумал, как много значит подготовка моряков, которые будут управлять этим подводным атомоходом. — Николай Герасимович сделал паузу, о чем-то вспоминая. — Когда вместе с Малышевым, Завенягиным и другими специалистами судостроения мы рассматривали первые проекты атомных лодок, я был очень придирчив, мне хотелось, чтобы наши атомные лодки были не хуже, а лучше американских…
