Джон Робинсон - Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах.

Эту угрозу Филипп подкрепил, через несколько дней созвав в Лионе законодательную ассамблею Франции. 18 марта он встретился с Климентом с глазу на глаз, и спустя два дня Климент представил консистории кардиналов буллу «Vox in ехсеко», распускающую орден тамплиеров в парламентском смысле – отзывая его полномочия без необходимости отыскивать за ним вину в каком-либо преступлении. Результат тот же, но зато Папа мог действовать в одиночку, не обсуждая этот вопрос на Соборе и не выслушивая дополнительных свидетельств, особливо в защиту тамплиеров. Делегаты к тому времени совсем приуныли, изголодались и уж не чаяли вырваться из этого церковного заточения обратно в свои уютные жилища, и желания затевать затяжные дебаты не питали.

Посему «Vox in ехсеЬо», представленная Собору в день открытия второй сессии 3 апреля 1312 года, быстро получила одобрение. Вслед за тем Климент объявил, что созывает новый крестовый поход (так и не состоявшийся), дабы создать подходящие условия для сбыта имущества тамплиеров. В последующие недели он разразился целой чередой булл и энциклик, достойных цитирования – по крайней мере, отчасти. Для начала Пана Климент V излагает в «Vox in ехсеЬо» предпосылки роспуска тамплиеров: «…некоторое время назад, близ времени избрания нашего верховным понтификом… получили мы негласные сведения против магистра, прецепторов и прочих братьев ордена рыцарей Храма Иерусалимского и против самого ордена. Сии люди были поставлены в землях заморских ради обороны вотчины Господа нашего Иисуса Христа, и как чрезвычайное воинство католической веры и выдающиеся предстоятели Святой Земли несли они главное бремя Святой Земли. По сей причине Священная Римская церковь чтила оных братьев и орден их своим особливым содействием, вооружив их знамением креста против Христовых недругов, платила им высочайшую дань уважения и укрепляла их разнообразными льготами и привилегиями. Они же обретали ее подмогу многими и многоразличными путями, равно и вспоможение от всех истинно верующих христиан неоднократными земельными пожертвованиями. Посему, впав в грех нечестивого вероотступничества, омерзительный порок идолопоклонничества, смертельное злодейство жителей содомских и многоразличные ереси, пошли они противу самого Господа Иисуса Христа».

Теперь, очертив пределы поддержки и доверия, оказанных тамплиерам церковью, Папе надлежало озаботиться тем, что в обвинения против ордена не верили очень многие. Дабы привлечь их на свою сторону, он посетовал, что и ему нелегко было признать вину храмовников:

«Однако же сего нельзя было ожидать, невозможно поверить, что люди столь преданные и благочестивые, неоднократно без колебаний проливавшие кровь свою за Христа, то и дело на глазах у всех подвергавшие себя смертельной опасности, а чаще того выказывавшие свое благочестие истовыми молитвами, постом, равно же и блюдением иных служений, могут столь пагубно не радеть о своем спасении, дабы вершить таковые преступления. Тем паче, орден сей зачинался в добре и святости, завоевав одобрение апостольского престола. Устав его, каковой свят, разумен и справедлив, заслужил принятие престолом сим. Силою сих резонов не желали мы слушать наушничанья и измышлений против тамплиеров, наученные примером Господа нашего и словами канонического Писания».

Изменить же мнение Папы о виновности тамплиеров заставили откровения верного сына церкви, вознесшего хоругвь Истины без какого-либо помышления о личной выгоде:

«Затем же вмешался дражайший наш сын во Христе, Филипп, достославный король Французский. О тех же злодеяниях доложили и оному. Не алчность двигала им. Он и не помышлял требовать или присвоить какого-либо из имущества тамплиеров…» Тогда [на время забудем, что помазанник Божий уже избавил прецепторию тамплиеров во Франции от всех движимых ценностей] какой ему в том прок? «Снедаемый огнем праведной веры, он пылко устремился по славным стопам своих предков [имеется в виду Святой Людовик]. Далее, дабы пролить нам яркий свет на означенное дело, он прислал нам премного ценные сведения через посредство посланников и писем».

Добросовестному Папе не оставалось ничего иного, как проверить возможность, что обвинения правдивы:

«Долг нашего сана повелевал нам учесть вес таковых суровых и неоднократных обвинений. Когда же, наконец, раздался великий шум и ропот громогласных обличений сказанного короля и герцогов, графов, баронов и иных дворян, духовенства и простого люда королевства Французского, доходивший до нас прямо и через посредство доверенных лиц и сановников, услыхали мы прискорбную повесть, что магистр, прецепторы и прочие братья ордена, а равно же и сам орден причастны к оным и иным злодеяниям». Разумеется, пытки не упомянуты ни словом, но имеется хотя бы признание, что Великий инквизитор не остался в стороне – видимо, в качестве бездеятельного наблюдателя. «Означенное подтверждалось многими признаниями, свидетельствами и показаниями визитатора Французского [Гуго де Перо] и многих же прецепторов и братьев ордена в присутствии многих прелатов и дознавателя ереси».

Теперь Папе предстояло сделать собственное признание. Исходя из имевшихся улик, законно признать орден виновным было попросту невозможно. Ликвидацию или роспуск ордена следовало оправдать, опираясь на то, что уже никто не пожелает вступить в столь замаравшийся орден, а буде обвинения правдивы, он и подавно недостоин своей роли и не способен исполнить свое предназначение. И снова пытки не упомянуты ни словом, а признания, добытые месяцами неописуемых мучений, описываются как «добровольные»:

«…хотя законный процесс против ордена до сей поры не позволяет осудить оный за ересь ясным приговором согласно каноническому праву, доброе имя ордена изрядной частью попрано приписываемыми оному ересями. Вдобавок некое число отдельных членов… осуждены за таковую ересь, злодеяния и грехи посредством добровольных признаний оных. Означенные признания бросают на орден сугубые подозрения, а бесчестье и подозрения делают его омерзительным святой Божьей церкви, ее прелатам, королям и иным владыкам, и всем католикам вообще. Тако же полагают, что отныне ни один добрый человек не пожелает вступить в сей орден, и посему оный бесполезен для церкви Божьей и для Святой Земли, для каковой службы рыцари оные и посвящали себя».

Несмотря на то, что уже никто никогда не вступит в орден по доброй воле, что и служит главным поводом для его роспуска, в итоговом постановлении все-таки звучит запрет кому бы то ни было вступать в него под страхом отлучения:

«Посему, с иечалию в сердце, не силою окончательного приговора, но папским усмотрением или указанием, мы отменяем, с одобрения Священного Собора, орден тамплиеров и его Устав, облачение и прозвание указом нерушимым и бессрочным. Отныне и впредь мы полностью возбраняем будь то вступать в орден, получать либо носить его одеяния, либо же вести себя как тамплиеры. Буде же кто поступит иначе, тем сразу навлекает на себя отлучение. Сверх того, мы сберегаем людей и имущество тамплиеров в своем собственном распоряжении и попечении апостольского престола».

Сколь бы варварскими ни казались события последних лет, каким бы смехотворным не выглядело объяснение, но ордену Братства бедных воинов Христовых и Храма Соломонова пришел конец. Теперь даже вести себя на манер тамплиеров стало равноценно преступлению, заслуживающему наказания.

Решение распустить орден тамплиеров по-парламентски было главной уступкой со стороны Филиппа IV. Осуждение за ересь сразу давало возможность конфисковать все движимое и недвижимое имущество тамплиеров во Франции. А роспуск из-за отзыва полномочий означал, что никакой конфискации не будет, а их имуществом Папа будет распоряжаться самолично. Филипп дошел до того, что предложил выйти из положения посредством учреждения нового военного ордена, получающего весь личный состав, имущество и богатства тамплиеров и госпитальеров. Править новым орденом будет один из его сыновей, но вместо Великого Магистра он будет именоваться монаршыш титулом короля Сирийского и Египетского в предвосхищении окончательного завоевания этих краев силой христианских войск. Идея не приглянулась никому, кроме Филиппа. Принятое же решение показывает, что Филипп Французский не окончательно подчинил себе Климента V, но располагал над ним достаточной властью, чтобы выторговать себе дополнительное вспоможение в качестве уплаты за содействие.

Второго мая вышла булла «Ad providam», передающая рыцарям госпиталя Святого Иоанна все имущество тамплиеров, кроме находящегося в Арагоне, Кастилье, Португалии и на Балеарских островах (Майорка). Филипп уже завладел всей движимостью тамплиеров во Франции и всей их казной, попутно избавившись от долгов перед храмовниками, но этим не удовольствовался, заставив Климента V признать, что всем светским владыкам, в конечном итоге просто подчинявшимся повелениям Папы, надлежит позволить за счет имущества тамплиеров погасить затраты на арест и пропитание тамплиеров, затраты на содержание владений, «сберегаемых» для церкви – и даже стоимость столбов, хвороста и факелов, потребовавшихся для сожжения тамплиеров на кострах. Сей уговор был весьма прибылен для госпитальеров, но заставил их в ближайшие годы сильно раскошелиться, поскольку, получив немалые земельные владения, они еще должны были расплатиться за вступление в право собственности.