— Вы не могли бы дать мне ключ от этой и соседней квартиры?
— Зачем?
— Может так случиться, что сегодня ночью мне придется спешно вернуться.
— Почему вы не отправитесь к себе?
— Сегодня вечером у меня есть дело в этом квартале. Мне необходимо иметь поблизости укрытие. Хотите знать, почему?
— Нет… Мне надоела ваша скрытность. Вы заставляете подозревать вас в самых ужасных вещах. Кто может доказать, что это не вы выдали Сару Мюльштейн?
Это было так неожиданно, что Франсуа на мгновение опешил, затем вдруг побледнел, черты его лица исказились от гнева. При виде подобной метаморфозы Леа отступила назад, однако недостаточно проворно, чтобы избежать самой сильной, какую ей приходилось получать, пощечины. От удара она пошатнулась и ударилась головой о спинку кровати, из носа потекла кровь. Одним прыжком он оказался возле нее, схватил за руку и сжал с такой силой, что она вскрикнула.
— Никогда не говорите подобных вещей Леа!
Он склонился над ней с такой угрозой, что она подняла свободную руку, пытаясь защититься. Этот детский жест немного охладил Франсуа.
— Я делаю все, что в моих силах, чтобы вырвать Сару из лап гестапо. Я даже пытаюсь организовать ее побег.
Леа воскликнула:
— Когда?
Тавернье с сомнением посмотрел на нее.
— Вы действительно странная девушка. Заявляете мне о своем недоверии и тут же верите, когда я говорю о побеге Сары.
— Потому что я верю, что вы на этоспособны. Вы можете воспользоваться своими дружескими отношениями с оккупантами.
— У меня нет никакого желания ставить их в известность об этом деле; гораздо лучше обратиться за помощью к товарищам Сары.
— А вы их знаете?
— Некоторых. Впрочем, именно здесь мы и намерены собраться. Предупредите своих тетушек, чтобы они оставались в своей комнате и не задавали никаких вопросов.
— Но почему именно здесь?
— В этой квартире живут «невеста» и ребенок офицера рейха, а на втором этаже — любовница генерала фон Риппена. Поэтому немецкие власти считают, что этот дом населен их сторонниками и не вызывает подозрений.
— Понимаю. Я могу все уладить с тетушками, но Франсуаза?..
— Она не должна ничего заподозрить. Речь идет о нашей жизни. Вы все еще готовы помогать Саре?
— Более чем когда-либо.
— Отлично. Завтра вам нужно будет найти трех или четырех человек и передать им информацию. Вот что необходимо сделать и сказать.
Он провел с ней целый час, пока девушка не выучила наизусть все сведения, пароли, места встреч и опознавательные знаки.
— Ничего не упустите. Завтра вечером будьте здесь — расскажете мне, как все прошло. У вас есть велосипед?
— Здесь нет.
— Попытаюсь достать его для вас, это будет моим новогодним подарком. Какой цвет вы предпочитаете?
— Вообще-то мне все равно, но в Монтийяке у меня был голубой.
— Хорошо, пусть будет голубой; это прекрасный цвет. На своем велосипеде вы будете настоящим посланником надежды.
— Как странно! Дядя Адриан говорил мне то же самое.
— Вот видите, у нас с вашим дядей много общего.
Франсуа обнял ее и опрокинул на кровать.
— А теперь вам придется извиниться за свои мысли о моем предательстве.
— Оставьте меня… с того вечера я чувствую себя, как мертвая.
Он не слушал. Его губы, пальцы пытались добраться до нее. Она не сопротивлялась, но когда он поцеловал ее, то почувствовал на губах вкус слез.
— Не раньше, чем вы спасете Сару, — прошептала Леа.
Он встал и привел в порядок свою одежду.
— Вы дадите мне ключи?
— Сейчас я за ними схожу.
— Только не очень шумите, — сказала она, вернувшись и протягивая ему ключи.
— Я не уверен, что снова появлюсь здесь сегодня ночью. У входа вы найдете велосипед и пропуск. Завтра, не забудьте: встреча назначена на 3 января в десять часов вечера, четвертый этаж дома № 29 по Университетской улице, для принятия серьезного решения, касающегося Симоны Миньо; товарищи Вотрэн, Омэ, Ла Рошель и Батай; каждому из них вы покажете половину билета первого класса на метро, онн предъявят вам вторую половину. Будьте очень осторожны, малышка, при малейшем подозрении уходите. А пока возвращайтесь к своему пиршеству. Завтра Новый год. Надеюсь провести его в вашей компании.
Он нежно обнял ее.
Опечаленная уходом Франсуа, Леа присоединилась к своим. На улице пошел снег.
На следующий день Леа нашла у входа в квартиру превосходный голубой велосипед с великолепными сумками из искусственной кожи. Поскольку тетушки удивились, что не слышали звонка, Леа заявила, что это подарок Деда Мороза, который даже великодушно положил в сумки коробки с шоколадом и пакеты с молоком.
Снег прекратился. Было ясно и холодно. Леа сказала, что не вернется к ужину, поскольку хочет опробовать велосипед и погулять, пока стоит такая чудесная погода. Она оделась потеплее, натянув брюки и два толстых свитера, меховые сапожки, толстую канадку, оставленную Франсуа, и убрала волосы под шерстяную шапочку. Свою экипировку Леа довершила теплыми перчатками на кроличьем меху.
Сестра и тетушки пожелали ей хорошей прогулки.
Никогда Париж не казался Леа столь красивым, как этим утром. Воздух был таким чистым и прозрачным, что ему, казалось, радовались даже старые, обласканные скупым зимним солнцем камни домов на набережной Вольтера. Девушка остановилась на Королевском мосту, чтобы посмотреть, как блестит красновато-коричневая с золотистым отливом Сена, тихо несущая свои воды через город, попутно убаюкивая легкие шлюпки, прильнувшие к ее берегам. Глядя на эту красоту, которой наслаждалось столько влюбленных Парижа, она почувствовала, как к ней возвращается душевное спокойствие, а в сердце рождается давно забытая молитва ее детства:
«Господи, благодарю тебя за этот день; счастливым он будет или несчастливым, и прошу только об одном: сделай так, чтобы, приближаясь к бесконечности, я приближалась к Тебе».
Почувствовав уверенность в себе, она села на велосипед. Вокруг было так пустынно, что город казался вымершим. Не слышалось ни звука, способного разрушить это впечатление. Леа радовалась этому одиночеству, позволявшему ей разобраться в своих чувствах и подготовиться к выполнению задания, полученного от Франсуа Тавернье. Несмотря на то, что она далеко не все могла понять в поведении этого человека, она доверяла ему, хотя и заявляла совсем об обратном. Она была уверена в том, что, имея даже самый ничтожный шанс, только он мог освободить Сару.
На площади Сент-Оппортун Леа привязала велосипед к решетке метро и направилась к улице Ферронери.
Она толкнула дверь невзрачного кафе с закрашенными голубой краской стеклами и почувствовала холодный и тошнотворный запах мокрых опилок, скверного вина, отвратительного табака и эрзац-кофе. У нее возникло ощущение, что она очутилась в сине-зеленом призрачном мире, где медленно передвигались какие-то существа с зеленоватыми лицами. Позади стойки среди запылившихся пустых бутылок господствовал сверкающий пузатый радиоприемник, из которого доносилась модная песенка. Хозяин, толстый мужчина с засученными рукавами, редкими взлохмаченными волосами, гноящимися глазами, погасшим окурком во рту и разбойничьей бородой резко бросил ей:
— Выпивки нет, сегодня безалкогольный день.
— Я хотела бы только чего-нибудь горячего, кофе, например, — сказала она, подойдя к прилавку.
— Кофе!.. Эй вы, вы слышали?.. Кофе… с молоком… а может быть, и несколькими кусочками сахара…
Четверо или пятеро посетителей подобострастно захихикали. Леа покраснела. Прекрасное начало!
— Поскольку вы мне симпатичны, я могу предложить вам эрзац… вы та самая девушка, с которой назначена встреча? У вас есть половина билета на метро? — быстро прошептал он.
Ошеломленная Леа отпрянула от него.
— Не стоит так пугаться, милая мадемуазель, в наши дни эрзац — не самое худшее.
Продолжая говорить, он поставил перед ней большую дымящуюся чашку. Леа подошла ближе.
— Вам нельзя здесь оставаться, — тихо сказал он, — одного из тех, кого вы ищете, арестовали… Держите, выпейте это… Пейте же, Бог мой, на нас смотрят!
Леа прикоснулась к напитку губами. Он был обжигающегорячим, но не таким плохим, как она ожидала. Хозяин громко расхохотался.
— Вот видите… Это можно пить… Идите в церковь Сент-Эсташ, сейчас месса, на вас никто не обратит внимания… А, месье Рене, что я могу вам предложить в честь Нового года?
— Как обычно, из своих запасов. С Новым годом, мадемуазель, вы хотели поболтать со мной?
— Но…
— Осторожно, я могу рассердиться, симпатичные дамочки никогда не отказывают большому Рене, не так ли, Жужу?
— Это правда, мадемуазель: та, которая ему откажет, может довольно надолго отсюда исчезнуть.
