мечтает о графском титуле, об огромных поместьях, о чине Первого Виночерпия при дворе, о месте за столом Его Высочества и о богатстве, конечно. И поэтому… Гюнтер Дирк Мален фон Гебенбург просто молчал, уже видя себя десятым графом фон Мален.
— Я буду вашим верным другом, — закончил разговор кавалер, всё это видя в глазах молодого человека, — можете на меня рассчитывать. Но поместье должно быть отдано моей сестре.
И опять родственник не ответил ему, молчанием лишь подтверждая своё согласие вернуть поместье Брунхильде.
— А за оленя вы уж меня простите, — говорил Волков, уже залезая в карету. — В моей глуши оленей нет, зато кабанов и волков так много, что я иной раз и мужиков не ругаю за то, что они какого-нибудь кабанчика возьмут, да и зарежут на пропитание. Приезжайте ко мне охотиться, друг мой, — вы не пожалеете. И ещё, — Волков сделал многозначительную паузу, — не говорите о нашей беседе никому, даже своему ближнему кругу — донесут графу обязательно, и тогда вы и впрямь окажетесь в подвале графского замка.
— И как прошла беседа? — спросил у него Максимилиан, когда карета уже выезжала на дорогу.
— Лучше, чем я надеялся, — отвечал кавалер.
Доехали до города уже к вечеру, хотел выспаться во дворце у родственника, а Кёршнер ему новость рассказал, новость уже до города дошла, как говорится, из уст в уста. И, конечно же, она касалась Волкова.
Оказывается, майор фон Реддернауф, проходя по Мелендорфу со своим полком, встретил там самого графа Малена. И граф стал спрашивать, кто дозволил Реддернауфу по его земле водить войска. На что кавалерист отвечал ему, что он идёт в Эшбахт по приказу, а приказ ему дал не кто иной, как сам генерал Иероним Фолькоф.
Граф стал возмущаться и требовать, чтобы полк убрался туда, откуда пришёл, на что майор отвечал ему без особого почтения, что графа он знать не знает, а генерала фон Эшбахта знает хорошо, и тот человек крутой, который приказы просто так отдавать не будет, и если генерал приказал ему идти этой дорогой, то пусть граф свои претензии высказывает генералу. А если граф надумает мешать, так майор грозился построить своих людей в боевой порядок и пройти по земле графа, как того требует ситуация.
После такого граф убрался в замок и был притом в бешенстве. Волков посмеялся, и посмеялся бы ещё, зная, что за кавалеристами по земле графа, отставая от них, наверное, на день, пойдут ещё и ландскнехты Кленка. И уж их капитан точно с графом вести светские беседы не станет, а пошлёт графа к чёрту и пойдёт, куда ему надо.
Но была во всём этом одна досада. Зная мерзкий норов графа и его к себе нелюбовь, Волков ни секунды не сомневался, что фон Мален догадался, для чего в Эшбахт идёт целый полк кавалерии, а за полком ещё и хорошая баталия лучших имперских солдат — ландскнехтов пойдет. В общем, кавалер был уверен в том, что гонец от графа уже послан в кантон Брегген с предупреждением о том, что к его границам стягиваются немалые силы.
Как говорится: враг моего врага…
И поэтому уже сегодня, ну или к концу завтрашнего дня, в кантоне будут знать о том, что он собирает в Эшбахте силы. А значит, ему нужно начинать дело как можно быстрее.
Время! Время! Как быстро ты убегаешь, проклятущее…
Он решил не ночевать в городе, решил забрать Бригитт и Ёгана и тут же ехать домой. А Бригитт ему перед этим и говорит:
— Господин Кёршнер посоветовал нам человека только что, который в хозяйстве умел. Я поговорила с ним, он от графа ушёл.
— От графа ушёл? — удивился кавалер.
— Да, господин Кёршнер так и сказал. Может, поговорите с ним?
— Господин, — добавил Ёган просительно, — поговорите с ним. Может, приглянется он вам, человек он весьма учёный.
Может так случиться, что через месяц, а может, недели уже через две, горцы будут жечь его дом и его пристани. Мужики с бабами, которых он пригнал из-под Нойнсбурга, станут разбегаться радостные. А он сейчас умелого управляющего нанимать станет? Да, станет, почему-то Волков верил в свою звезду:
— Ну, зовите его, госпожа моя.
Пришёл человек высокий, немолодой, пятидесяти лет. Худой, но видом бодрый, в хорошей одежде. В руках он держал весьма толстую книгу, на боку у него висела чернильница и пенал для перьев, как у заправского писца. Пальцы от чернил чёрные — грамотный. Это Волкову сразу понравилось.
— Эрнст Кахельбаум, — представился человек с низким поклоном. — Последние двенадцать лет работал управляющим у графа фон Малена во всех его доменных владениях.
— А отчего же вас от должности отставили? — спросил кавалер.
Эрнст Кахельбаум сразу как будто обиделся, но отвечал он с почтением:
— От должности я не отставлен был, а ушёл по своему разумению.
— Ах вот как, — продолжал Волков и указал на книгу, что была в руках управляющего. — А что это за книга у вас?
— То простая книга, с чистыми листами, — начал объяснять Эрнст Кахельбаум и показывать книгу кавалеру, — но у меня в ней будут вписаны все добытки и все траты вашего хозяйства. Всё будет занесено в таблицы и реестры, вот видите, вот сюда, — он стал показывать расчерченные страницы книги. — И ни о чём я не позабуду и ничего не пропущу.
«О, да ты, братец, из тех учёных зануд, что всё записывают».
— Я всё это сам изобрёл, — говорил управляющий с гордостью, «чернильными» пальцами тыча в расчерченные страницы книги, — весьма полезно то для ведения хозяйства. В том числе и господин всегда сможет проверить, как идут дела в его земле. Разобраться в этом несложно, главное желание иметь и грамотным быть.
— Уж очень вы учёны, — сказал кавалер задумчиво, — какую же вы плату потребуете за учёность свою?
— Прошу я немного, — отвечал Эрнст Кахельбаум, — прошу лишь шестьдесят талеров Ребенрее и два процента с прибыли.
— Шестьдесят талеров содержания, да ещё два процента? — удивился кавалер.
А тут заговорил Ёган:
— Господин, вы больше тысячи душ приведёте, мне с такой прорвой не справиться, ей-Богу, я даже думать боюсь, что мне с ними со всеми делать. Возьмите этого господина. Сразу видно, что он человек сведущий.
— Два процента! — отвечает кавалер. — Да ещё содержание.
— Господин мой, — заговорила Бригитт. — Давайте возьмём этого учёного мужа, коли станет он нам не по карману, так будем его просить уйти. А пока пусть он поможет.
— Да-да, — поддерживал её Ёган. — я с господином Эрнстом Кахельбаумом говорил, он и в посевах, и в скоте,