концом прикладывали к камню, а с этого конца была деревянная ручка, по которой ударяли молотком. К сожалению, не знаю, к какому отнести веку — к тринадцатому или семнадцатому. Отсюда вывод: мне неизвестно — данным долотом камнесечцы создавали красоту или, наоборот, губили ее.
Он попросил подарить ему долото и начал рассказывать, как им пользовались древние камнесечцы, как, сидя на дубовых колодах, тюкали молотком по долоту, или ровняли сами камни, или высекали на их поверхности по намеченным углем линиям фон; тем самым рельефы получались выпуклыми. Один неверный удар долотом мог погубить изображение. Так они сидели с раннего утра до позднего вечера и под перезвон долотьев пели песни. Работа была столь же нудная и тяжелая, как попытки свалить вот этот злосчастный кирпичный столб. «Лепше есть камень долотити, нежели зла жена учити», — говорит старинная русская пословица. И была та работа несомненно вредная, приходилось дышать известковой пылью. Наверняка многие камнесечцы умирали молодыми.
— Что же, археологические работы можно считать законченными. Вы помогли узнать многое, — сказал Федор Федорович напоследок. — Уж без вас я узнаю, что прячется под столбом. А иные исторические тайны, связанные с селом Радуль, останутся неразгаданными навсегда… Благодарю вас за ваши старания, — добавил он напоследок. — И единственное, что я вас еще попрошу, — засыпьте, пожалуйста, шурфы.
Никого не прельщала столь унылая работенка. Опершись о лопаты, мальчики хмуро переговаривались между собой.
«Опять предстоит прозаическое занятие, — подумал Георгий Николаевич. — Копать шурфы, чтобы искать неизвестное, — это одно, а засыпать их — это совсем другое».
— Шурфы всегда полагается засыпать, — сказал он, — а то еще какой-нибудь заблудший ягненок попадет и ногу сломает. Идемте за лопатами.
И вдруг послышалось тарахтение трактора. Ближе, ближе…
— Это Алеша Попович едет! — вскричали девочки.
Ну конечно! Он сдал в городе в капитальный ремонт свой старый бульдозер, сейчас катит на новом. Лица ребят сразу посветлели. Вот огромная махина показалась из-за леса…
Забыв обо всем на свете, они с криками «Ура-а!» гурьбой высыпали на дорогу.
Увидев ребят, Алеша осадил своего могучего стального коня, затормозил его, сам соскочил на землю, подошел к ним и поздоровался, потом не торопясь закурил. Его радостное, измазанное автолом лицо сияло. Он молча отошел в сторону — дескать, смотрите, любуйтесь, на какого скакуна я променял свою прежнюю сивку-бурку. Оба взрослых медленно направились к бульдозеру.
Все тотчас же окружили коня-богатыря, с восхищением начали его осматривать. Конь был невиданной силы, масти и стати — серо-голубой, с красными каемками, с железными гусеницами вместо копыт; измерительные приборы и рычаги заменяли уздечку, а кабина была вместо седла. Грудь у коня вздымалась огромным, блестевшим на солнце стальным лемехом. Как двинет радульский богатырь своего коня вперед на кустарник, так сокрушит все деревца точно былинки. Как взроет мать сыру землю, будто пахал ее древний богатырь, но не Алеша Попович, а крестьянский сын Микула Селянинович.
— Дядя Алеша, — обратился к нему Миша, — а дуб вы свалить сумеете?
— В полной зависимости от диаметра древесного ствола, — важно ответил тот. — Ежели не превышает тридцати сантиметров, то с трех захождений.
— А вон тот столб свалите? — Миша ухватился за измазанный рукав Алешиной куртки и потащил богатыря к кирпичному столбу, перед которым они только что отступили.
— Невозможно, — ответил Алеша. — Памятники старины беречь надлежит, а не подвергать разрушению.
Тут пришлось вмешаться Георгию Николаевичу.
— Это не памятник старины, — сказал он. — Неужели не знаешь, как радульский лавочник Суханов кирпичную паперть к колокольне пристраивал? Выглядела, верно, та паперть эдаким прыщом рядом с белыми камнями. Правильно поступили крестьяне, что ее разобрали, но этот-то угловой столб остался.
Алеша хотя и знал о строительной деятельности богатея Суханова, однако продолжал колебаться.
— Предвижу, будут активные возражения со стороны иных наших малосознательных старух, — говорил он. — Бабушка Дуня, к примеру, с одной стороны, отуманена религией, а с другой стороны, обладает способностью энергично ругаться.
— А вы быстрее, быстрее, пока никакие старушки не пронюхали. Раз-раз бульдозером, и столб — ух! — уговаривали мальчики своего друга.
А уж девочки подхватили его под руки, подвели к столбу.
— Посмотрите, дядя Алеша, какие странные цветы виднеются, — показала Алла на край белого камня, торчавший из-под столба.
— А нам так хочется узнать, какую красоту, какую тайну закрывает этот противный столб, — добавила Галя-кудрявая.
— Столб здоровенный, вам, дядя Алеша, его не сшибить никак, — сказал Миша, подмигивая остальным, — слабовата ваша лошадка.
Девочки поняли хитрюгу.
— Не сшибить, не сшибить! — запели они хором.
— Это моим-то новейшим бульдозером? Напротив, с помощью дополнительных приспособлений не представит особых затруднений!
С такими решительными словами Алеша поспешно вскочил в кабину, перевел рычаги и двинул своего коня вперед.
Со стороны села кирпичная ограда была частично разобрана хозяйственными радулянами на кирпичи — заехать на кладбище ничего не стоило.
Алеша повернул бульдозер, направил его задним ходом к церкви и затормозил.
Подъехав вплотную к столбу, он соскочил на землю, глубокомысленно осмотрел столб со всех сторон, тюкнул носком сапога в нижний ряд кирпичей, в ложбинку, продолбленную ребятами, и сказал:
— Ваши предварительные старания с помощью ломов во многом мне облегчат предстоящую задачу.
Он вскочил на крышу кабины с тросом в руках, обвязал мертвым узлом макушку столба, вновь забрался в кабину.
Все с любопытством смотрели, что дальше будет.
Богатырь нажал сапогами на рычаги, точно шпоры вонзил. И помчался могучий конь, лязгая железными копытами, взрывая землю. Натянулся трос, зазвенел… И разом с глухим шумом рухнул столб, только пыль заклубилась.
Все подбежали к белому камню, обступили его со всех сторон, ломами принялись откалывать куски приставшей извести.
— Осторожнее, умоляю вас, осторожнее! Археология не выносит варварства! — кричал Федор Федорович. Маленький, тщедушный, из-за ребячьих спин он ничего не видел и не мог подобраться ближе.
Ничего не видел и Георгий Николаевич.
Ломы были слишком грубыми орудиями, в дело пошли перочинные ножи. Алеша достал из своего слесарного набора молотки, зубила и втиснулся в самую середину кучи малы.
Оба взрослых бегали сзади. Не видели, ну никак не видели, что там происходит, что творится, какие исторические открытия появляются на свет!
— Осторожнее, осторожнее! — кричал Федор Федорович. — От камня не должна отколоться даже самая малая крошка.
И вдруг, как стайка воробьев, все
