— Давай сюда, — сурово говорил высокий худощавый боярин Иван Кириллович Нарышкин, шурин государя.
Просьбы сыпались к нему дождем.
Он их принимал и складывал в красный ящик, несомый за каретой.
Немного позади ехал верхом малолетний царевич Федор Алексеевич. Коня его вели под уздцы бояре.
Поезд растянулся далеко.
На расстоянии получаса от царского поезда следовал поезд царицы.
Впереди него конюхи вели сорок статных коней.
За ними следовала пространная карета царицы, запряженная десятью белыми конями. Карета была плотно закрыта, и окна ее завешаны.
Этого требовал дворцовый этикет того времени.
Следом за каретой ехали верхом, сидя на конях по-мужски, горничные царицы.
Они были одеты в белые круглые шляпы, подбитые розовой тафтой, с желтыми шелковыми лентами, разукрашенными золотыми пуговками и кистями, падавшими на плечи.
Лица у всадниц были покрыты белыми покрывалами из толстой кисеи.
Костюм их составляли длинное платье и желтые сафьяновые сапоги.
Всего женской прислуги было более двадцати человек, составлявших двенадцать рядов.
Около царицыной кареты шло триста человек стрельцов с посохами и батогами в руках.
За ними следовали верхом дети боярские царицына чина.
Конец процессии заключали бояре и затем шла громадная толпа народа.
Вот тут-то и совершила царица смелый поступок, крайне изумивший всех присутствующих.
Любопытство заставило ее выглянуть из кареты и она, в первый раз проезжавшая среди такой массы народа, немного открыла окно колымаги.
Сдержанный гул изумления пронесся среди толпы: подобной смелости никто не ожидал.
В первый раз народ Московский увидел свою царицу.
Назвать Наталию Кирилловну красавицею в полном смысле этого слова было трудно. Это была женщина большого роста, с черными глазами на выкате, имевшая приятное лицо, небольшой круглый рот и высокий открытый лоб.
Может быть, такой смелый поступок царицы был объяснен ее молодостью и отсутствием царя.
Оружейник царя, боярин Хитрово, сопровождавший царицу, не посмел ей ничего заметить.
Стало темнеть, но до деревни, где предположено было остановиться на ночь, было еще не близко. И хотя дорога была достаточно видна, стрельцы зажгли множество восковых свечей и несли их около царицыной кареты.
Скоро добрались до ночлега.
В карете царицы находилась мать царицы Анна Леонтьевна, тетка ее Авдотья Петровна да невестка, жена Ивана Кирилловича, Прасковья Алексеевна.
Выбравшись из кареты, царица с боярынями поместилась в отведенной ей избе.
Только здесь решилась сказать ей об ее поступке мать.
Наталья Кирилловна улыбнулась капризно и ничего не ответила.
Царь уже находился на ночлеге, когда поезд царицы прибыл в деревню.
Этикет не позволял в тот же вечер встретиться с супругом, но рано утром на другой день часа в четыре, когда боярин Матвеев явился к царю здравствовать его, царь спросил о царице.
— Поди поздравствуй от моего имени царицу и скажи, что перед путем я зайду к ней.
Боярин сейчас же передал слова царя Наталии Кирилловне.
Окончив утренние правила, Алексей Михайлович отправился к супруге.
С поклоном встретили его царицыны боярыни. Царь вошел в царицыну избу.
Наталия Кирилловна, уже собравшаяся в путь и одевшаяся в особый парадный наряд для этого, поклонилась в пояс вошедшему супругу.
— Здорова, Наталия Кирилловна? Спокойно ли спалось тебе?
Снова поклонилась в пояс молодая женщина.
— Спокойно, государь!
— А не вспомнилось-ли тебе, Наталия, как вчерашний день ты в окно смотрела? — Ты думала, что не узнаю я о смелости твоей? Все донесли мне. Еще вчера же. Да ты не думай, я не сержусь. Искоренять этот обычай необходимо, пусть народ русский видит свою царицу!
— Спасибо, государь, — тихо промолвила Наталия Кирилловна.
— Не бойся, голубка, — ободрил ее снова царь, — вели открыть окна комнаты и смотри смело.
И вместе с царицей он вышел в переднюю избу. Стоящие двумя рядами боярыни обратили на себя его внимание. Он окинул их пытливым взглядом.
— Две Анны, Мещерская да Хитрово, княгиня Ухтомская, Давыдова, Мартюхина, вот казначея Ивашкина… все здесь, — заметил царь. — Кого бишь не хватает? — И Алексей Михайлович задумчиво потер лоб.
— Урусовой княгини, — обрадованным голосом вспомнил государь, — где же она?
Боярыни переглянулись между собою.
— Сказалась нездоровою Евдокия Прокопьевна, — робко ответила казначея Ивашкина.
— На ноги жаловалась она, государь, — с участием заметила Наталия Кирилловна.
Лицо Алексея Михайловича искривила недовольная улыбка.
— Ну, у обеих сестер заболели ноги. Морозова, толкуют, сидит сиднем, а теперь сестра ее заболела.
— Нет, государь, доподлинно мне известно, что Урусова больна, — снова проговорила царица, — вот к ней Прасковья Алексеевна заходила и лично видела, что недужится ей.
— Не верю я их болезням, — гневно сказал государь, — ну, что об этом толковать. Когда в Москву вернемся, пошлю к обеим сестрам лекаря.
И царь быстро вышел вон из избы.
В прежнем порядке отправились оба поезда. На этот раз около кареты царицы вместо стрельцов тянулись верхами царские окольничие и стольники: Иван Федорович Стрешнев, Иван Иванович Матюшкин, Борис Гаврилович Ушков и другие. Снова далеко растянулись царские поезда.
Из попутных деревень и селений выходили крестьяне, чтобы встретить царский выезд.
Наталия Кирилловна, подняв занавески, смотрела то на одну, то на другую сторону пути.
К лавре поезда прибыли к вечерне.
Завидя еще издалека, с высокой колокольни, царский поезд, звонарь дал повестку в маленький колокол и сейчас же ударил в самый большой.
Плавные звуки меди мерно поплыли по тихому вечернему воздуху. И как только царский поезд показался из-за пригорка, Анисим со своими помощниками стал трезвонить.
Навстречу высоким гостям вышел игумен с братией.
Иегумен осенил приезжих крестом; они вошли в большой собор, где после вечерни сейчас же началось молебствие о благополучном приезде. После молебствия царь и царица пригласили игумена с братией на ужин в трапезу, где был приготовлен стол из припасов, привезенных царицею.
Три дня гостили высокие гости в лавре и ежедневно игумен подходил в навечерие с хлебом к крыльцу царицы и дожидал ее выхода.
Возвратившись в московские хоромы, царица снова погрузилась в обычную замкнутую жизнь.
Как-то рано утром в хоромы к царице явился Артамон Сергеевич Матвеев и сказал встретившей его боярыне:
— Передай, боярыня, царице, что царь-батюшка изволит сейчас к ней сам жаловать.
Насколько могли помогать ей старые ноги, та побежала к царице с докладом.
Едва успели приготовиться к приему царя, как он сам появился в палатах.
Приветливо улыбнувшись супруге, он вошел в светлицу.
Все находившиеся там боярыни и мастерицы поднялись с лавок и чинно поклонились царю.
— Старательные у тебя работницы-то, Натальюшка, — пошутил государь, — одна ты только ленишься.
Молодая женщина покраснела и, чтобы оправдаться перед мужем, подвела его к кругу, на котором была натянута парчевая материя, по которой сама царица вышивала шелками и золотом.
Царь с любопытством посмотрел на работу жены.
— Ай-да Натальюшка, ай-да мастерица! — заметил царь и прошел вместе с нею в образную.
— По делу я с тобой толковать сюда явился. Помнишь, намедни мы с тобою в Троице были? Спрашивал я тебя про Урусову.
Наталия Кирилловна молча кивнула головой.
— Так вот, мне на нее извет подан… Пишут в подметном письме, — его в Грановитой палате нашли, — что Авдотья Прокопьевна так же, как и сестра ее Федосия, к Аввакумовскому учению примкнула.
— Ой, правда ли, государь? Что-то не верится.
— Не хотелось бы и мне верить, Натальюшка: князя Петра я очень люблю, жалко мне будет его, коли впрямь жена-то его Аввакумкиной лести наслушалась.
— Как же ты, надежда-государь, поступить задумал? — спросила Наталия Кирилловна.
— Велю искать, авось правды доищусь!
Нахмурилась молодая царица. Ей стало жалко Урусову.
Морозовой она не знала, но сестра ее часто бывала в верхних женских палатах.
Как только царь ушел, Наталия Кирилловна послала одну из боярынь за князем Урусовым.
Князь сразу же явился.
— Что приказать изволишь, матушка-царица? — почтительно склонил он голову.
— Коли ты, князь, беды на свою голову не хочешь, то предупреди княгиню, чтобы она на льстивые слова попа Аввакума не больно шла. Узнал государь-батюшка об этом и зело прогневался. Торопись же, сегодня царь надумал спосыл делать.
