Туман равнодушно ползет вместе с подводной лодкой. От этого кажется, будто она стоит на месте. Там, где море соприкасается с туманом, границы обеих стихий без перехода взаимопроникают.
Мужчине на капитанском мостике чудится, словно туман поглотил и время…
Дональду Гарвею туман тоже не по душе. Хоть в Лондоне Дональд к нему и привык, даже к более густому, но там все же из него временами выступают какие-нибудь предметы, за которые можно зацепиться глазом: угол дома, дерево… Черт возьми, как только моряки разбираются в этакой безбрежной прачечной? Гарвея охватывает такое чувство, точно корабль плывет из никуда в никуда. Однако моряков все это явно не волнует.
Гарвей отыскал матроса постарше, который неподалеку от него прочищал палубные стоки. Разговор, естественно, завязала предложенная сигарета, затем последовал вопрос о погоде. Но колесить вокруг да около не было нужды, матрос точно знал, что в таких случаях беспокоит людей с суши: нет, туман вовсе не мешает, этот путь мы знаем, как свои пять пальцев. Неприятельские военные корабли? Здесь? Не приходится принимать в расчет. Отсюда ни один бы не вернулся.
А дирижабли?
Те долетались. Полгода назад еще так-сяк, но с ними мы уже справились.
Подводные лодки?
Тем сюда неохота соваться. Тут для них слишком много гончих псов. Я имею в виду торпедные катера.
Те стерегут канал с обеих сторон.
Так что, пожалуй, и это исключено…
Исключено — не исключено, какая разница: когда-нибудь все там будем.
Матрос выплюнул окурок в воду и взялся за прерванную работу.
У-123 уже более часа двигалась вместе с окружающим ее туманом. Командир трижды спускался в ее утробу и трижды возвращался наверх, не зная, как убить время. Из-за неоправдавшихся надежд оно тянулось во много раз медленнее. Внизу делать было нечего, каждому члену команды его задача была давно и совершенно ясна — держать курс, контролировать дизельные моторы, одновременно заряжающие аккумуляторы, ибо подводная лодка все еще шла на поверхности: ни за чем не надо было следить, никаких новых приказов не нужно было отдавать. А наверху? Ничуть не лучше. С биноклем, без бинокля — все то же однообразие.
Но вдруг… это походило на какое-то чудо или скорее на театральный эффект: занавес тумана неожиданно стал подниматься. Расстояние между туманной завесой и гладью моря увеличивалось с поразительной быстротой.
На всякий случай фон Лютгенфельс объявил боевую тревогу… Лодка сможет погрузиться в течение трех минут. Потом быстро поднялся на верхнюю площадку башни, чтобы, удобно опершись о перила, как следует осмотреть весь горизонт — участок за участком.
Это было просто фантастично: там, где еще минуту назад чудилось, будто густая каша тумана задушила всякую жизнь, ее вдруг оказалось даже чересчур много. По правому борту в поле обзора бинокля появились две темные полоски, довольно быстро продвигавшиеся вперед на самом краю горизонта, хотя из-за большого расстояния и довольно трудно было определить, что это. Очевидно, две английские гончие. Увидим, какие у них намерения; а пока нужно по кругу обозреть в бинокль другие сектора… И снова на самой линии горизонта тонкая ленточка дыма, постепенно рассеивающегося вдали и наконец совсем скрывшегося из виду. Теперь скорее назад, вправо, к обоим торпедным катерам: они так же велики, вернее, так же малы, как и прежде. Значит, следуют тем же курсом, что их лодка, и потому их на время можно выкинуть из головы. Но там, на противоположной стороне… в самом деле, ошибиться тут невозможно! Средней величины пароход плывет через канал, словно на воскресной прогулке.
Лютгенфельс на глаз определяет расстояние до корабля, примерный его курс и одновременно через мегафон отдает приказ к погружению лодки на глубину перископа. Потом еще раз бросает взгляд на невероятный подарок судьбы, самоуверенно продолжающий вдалеке свой путь; нет, это просто поразительно, такая счастливая случайность, и именно в тот момент, когда торпедные катера явно покидают охраняемую ими зону… Самое время! Офицер быстро покидает палубу и уже над самой поверхностью воды захлопывает за собой колпак, который с глухим стуком западает в прокладку люка.
Гарвей прислушивается к мерному гулу пароходных машин; они гудят приглушенно и легонько сотрясают палубу под ногами. Это успокаивает как бесконечно повторяемое заверение, что все в порядке, что все трудятся на своих местах — поршни, тяги, коробки передач, зубчатые колеса в машинном отделении, громыхающие лопаты в руках кочегаров, потрескивание огня в топках, укрощенная сила стремящегося расшириться пара…
Гарвей похлопывает поручень вдоль борта, точно шею коня; да этот корабль чем-то и напоминает большого коня, который несет его на своем крупе прямо к цели. Вся могучая сила, грохочущая в утробе парохода, теперь послушна его желаниям.
Забыты недавнее беспокойство и нетерпение, ведь самые головокружительные мечты — возвращение домой, к Бетси — вверены этому морскому гиганту. Прежде мучительное волнение ныне сменилось сознанием счастливой уверенности. Последняя глухая щель между ожиданием и исполнением имеет особый привкус предчувствия, примерно как если мы держим в руке подарок, но должны еще развязать ленту и развернуть бумажную обертку. Но и то и другое — уже удовольствие.
Найти пароход в зеркальце перископа было делом нетрудным. Теперь уточнить его курс и определить скорость. Бесчисленное множество раз отрепетированный тригонометрический метод. А когда и это было сделано, осталось придать собственной лодке такое направление, чтобы она под соответствующим углом и на соответствующую дистанцию приблизилась к цели. Математические таблицы скользили в пальцах Лютгенфельса, как игральные карты; теперь ему казалось, что он держит в руках самый крупный козырь. Остается еще передать приказания в машинное отделение. Наводчик и стрелок уже наготове.
— Увеличить скорость — моторы на четыреста ампер!
Напевное жужжание моторов забирает все выше.
Лютгенфельс пока оставляет верхушку перископа над водой. Вокруг нее пенится мелкая рябь с низкими гребешками, скрывающими веерообразную бороздку, которую оставляет в волнах трубка перископа. Времени достаточно и для того, чтобы пунктуально выверить курс обоих судов — преследуемого и преследующего.
Лютгенфельс диктует тоннаж преследуемого корабля, его характеристику: это пассажирский пароход, сейчас явно переправляющий солдат или военные грузы. Охранительное сопровождение в поле видимости не обнаружено. Причины? Второй офицер сообщает расстояние до английского берега. Очевидно, сторожевые суда уже сочли, что их задача выполнена. Лютгенфельс вспоминает два торпедных катера.
Но теперь уже нельзя терять времени, не то еще попадем под обстрел дуврских батарей.
— Полный вперед!
Электротехник, не ожидая последующих приказов, быстро опускает перископ. Подводная лодка, руководимая одними цифровыми данными, рассекает глубинные воды.
Так движутся они четыре минуты.
А пока все застыли в ожидании: второй офицер над глубиномером, два матроса у рулей глубины, один — у стабилизатора.
Нажав на кнопку ручных часов, Лютгенфельс включил секундную стрелку. Тонкую как волосок. Сейчас она начнет рывками продвигаться вперед, отсчитывая деления на циферблате.
Гарвей не понимает, отчего вдруг мороз пробежал по его спине. Надо бы сойти вниз и выпить еще напоследок «корабельного чаю». До сих пор этот чай Гарвею нравился, но когда он представил себе, какой чай ждет его дома… А потом, до чего тяжело оторваться от поручней, когда знаешь, что вот-вот вдали покажутся белые дуврские скалы!
Гарвей попытался насвистывать рефрен песенки, начинающейся с упоминания об этих скалах, но губы не слушались. Дональд понял, что они дрожат, и пробежавший по спине холодок — того же происхождения; да это и естественно — сейчас, когда цель действительно близка, его одолевало волнение, которое не подавишь ни волей, ни разумом, ни до недавнего времени тзк хорошо помогавшим сознанием счастливой уверенности.
Лучше он пройдет на нос и будет пристально всматриваться в даль. Воздух был уже совсем ясный, лишь вдалеке к морской глади еще льнула полоса тумана. Или это берег?
Английский берег!
Четыре минуты истекли.
— Выдвинуть перископ!
— Убрать!
Этот маневр будет повторяться каждую минуту — на пять секунд. Теперь уже нельзя рисковать.
Подводная лодка — у борта парохода. Расстояние между ними идеально для выстрела: триста — триста пятьдесят метров…
Еще минута, чтобы обогнать пароход и выгадать время для поворота перпендикулярно его курсу.
— Выдвинуть перископ!
— Назад!
— Трижды с короткими интервалами!
— Остановить машины!.. У штурвалов — повернуть налево! — Еще… еще… стоп! Штурвал на ноль!
