Ознакомительная версия.
Озадаченные таким приемом Кочубей и Остап уселись за отдельным столом и потребовали себе по келеху меду.
Молчание продолжалось недолго, то там, то сям раздались снова отрывистые фразы; говорили все о новом набеге татарском; Остап и Кочубей насторожились.
Между тем высокий казак, пошептавшись о чем-то со своим соседом, обратился к ним громко:
— Доброго здоровья, паны товарищи! А чего уселись там отдельно? Пожалуйте к нам, сюда. В гурте, говорит пословица, и каша вкуснее естся. Гей, жиде, вина еще, я плачу.
— Спасибо тебе, пане–брате, за ласку, — ответил Кочубей, приподымаясь с места, — мы торопимся, заехали только на минуту, отогреться с дороги.
— Издалека едете?
— Да вот ездили в Стожки; донесли гетману, что татары появились и околицы пошарпали, так догнать хотели.
— Ну что ж, догнали? — спросило с живейшим любопытством несколько голосов.
— Опоздали, поздно донесли нам… они, видно, уже дня два тому назад ускакали из села.
— Мудрено было бы и догнать, — заметил, подморгнувши бровью, смуглый казак, — ведь они рассыпались по всем околицам, вот, говорят люди, и Зеленые Ставки, и Михайловку, и Черную Дуброву пошарпали.
— А как же, как же, — раздались с разных сторон голоса, — и у григоровцев скот угнали, и в Пологах пустили красного пивня.
— Д–да, погано, братья, — произнес задумчиво смуглый казак и, обратившись к Кочубею и Остапу, добавил: — Так вы что же теперь думаете делать?
— А вот прежде всего хотим разузнать, какие это были татаре и сколько их было, и если очень большой загон, то будем спешить в Чигирин, перескажем все гетману, чтобы скорей отряд в погоню высылать.
— Гм… так-то, оно так, догнать бы еще можно было б… — незнакомец закрутил на палец свой длинный черный ус и добавил значительно: — Да только дело в том, что это были татары из Белогородской орды.
— Ну так что ж, что из Белогородской! Присвятились они, что ли? Всякий басурманин — разбойник! Всякого басурманина бить надо! — крикнул запальчиво сидевший с ним рядом казак.
— Всякого бить надо, да не всякого можно, — усмехнулся незнакомец. — Белогородские татары наши.
— Наши! — вскрикнуло сразу несколько голосов с изумлением, ужасом и негодованием. — Да сколько еще свет стоит, такого мы не слыхали, чтобы проклятые басурмане нашими были.
— Ой, ой, как налякали! — продолжал с усмешкой незнакомец. — Кто вам говорит, что они наши братья или побратимы, конечно, нет, никогда в свете казацкая христианская душа с басурманской не сойдется, а наши они потому, что гетман их на службу нанял для обороны нас и нашего края.
— Уж лучше бы гетман чертей из пекла для нашей обороны нанял, чем этих проклятых басурман! — раздался чей-то злобный голос. — Оборонят они нас так, что останемся мы на зиму без хлеба, без хаты, как дикие звери!
— Гетман узнает, какая это свавольная шайка дозволила себе такое бесчинство. Сами знаете, во всяком войске могут быть напастники и свавольники.
Но довод незнакомца не показался собравшимся поселянам сколько-нибудь утешительным.
— Так что нам с того, что он узнает, кто разорил? Легче нам от этого станет, что ли? Нашел, кого для обороны нашей призвать! Тех, что сами грабят и разоряют весь край!
— Поставил лису курятник сторожить! — закричало сразу несколько голосов.
— Да ну вас! — даже отмахнулся рукою незнакомец. — Договор же у гетмана с татарами заключен.
— Договор! Станут они тебе смотреть на какой договор? Да разве можно с басурманином о чем уговориться?! Им и закон велит истреблять христиан! — закричало снова несколько злобных голосов.
Остальные поселяне молчали, но видно было по их угрюмым пасмурным лицам, что они вполне разделяют мнение своих товарищей.
Остап не принимал участия в этом разговоре, но чувствовал, что в душе он невольно соглашался с мнениями этих поселян.
Между тем вспышка народной ненависти, поднявшаяся от неумелого утешения незнакомца, не улегалась.
Кочубей нахмурился. Бестактное поведение незнакомца раздражало его. По всему видно было, что он сторонник Дорошенко, но… к чему это, например, вздумал он при таком скоплении озлобленного народа рассказывать, что набег сделала Белогородская орда, да еще уверяет крестьян, что она «наша»?
— Услужливый дурак опаснее врага! — проворчал про себя Кочубей и произнес громко с нескрываемой досадой в голосе: — Так что ж с того, что татарам закон велит истреблять христиан? Может, и корове ее закон велит бодать всякого, да умный хозяин постарается ей рога спилить и все-таки молоко с нее получить. Так и гетман никакого ослушания и бесчинства белогородцам не дозволит, а строго накажет виновных.
— Так они гетмана и послушают! Они и на самого шайтана не смотрят! — закричало сразу несколько озлобленных голосов. — Басурмане только грабежом и живут: станут они для вас свой закон переменять!
Кочубей хотел возразить что-то, но его перебил незнакомец.
— Э, нет, панове, стойте! — остановил он всех движением руки. — Теперь уже не то, что было прежде, коли они гетманского кулака не послушают, так гетман и султану турецкому напишет. Теперь, когда он с султаном в союз вошел, так у него эти голомозые вот тут сидят! — с этими словами он сжал крепко кулак и стукнул им по столу. При этом движении на мизинном пальце его сверкнул дорогой бриллиантовый перстень.
Но слова его не вызвали среди слушателей одобрения. Какой-то неясный глухой ропот раздался то там, то сям и умолк.
В душе Кочубея зашевелилось неприязненное чувство против этого несмысленного казака, каждое слово которого так удивительно раздражало народ.
— Да что там вперед загадывать, — произнес он с досадою, — до союза с султаном еще далеко, а что гетман с султаном раду радыть, как бы оборонить край от татар, так это верно.
— Какое там! — незнакомец махнул рукою и продолжал с восторгом: — Сам султан спит и видит, как бы всю Украйну под свою руку принять. Он уже гетману нашему какие дары засылал: и туй, и санджак, и золоченый кафтан.
— Да что ты там мелешь, не во гневе будь твоей милости сказано? Поласится разве гетман на турецкие прелести? Продаст нас султану? — произнесли глухо и сдержанно несколько голосов.
— Эх вы! Простота неэдукованная! Продаст султану, поласится на турецкие прелести! — передразнил поселян незнакомец. — О вашем же добре и печется гетман. Да ведь у турецкого султана будете спокойно жить. С татарами побратаетесь…
Но ему не дали окончить.
— Ну, этого еще спокон веку не было и не будет! — вскрикнул гневно один из поселян, сидевший вдали. — Скорей огонь с водой побратается, чем мы с татарами.
— Хе–хе! А как вода зальет огонь, то и огонь с ней побратается. Ишь, раскудахтались, как квочки, татарин — поганин. А чем он поганин — и сами не разберут. Правда, разоряют они наши села, издеваются над христианской верой, загоняют наших жен и детей в неволю, ну, да это так, пока они нашими врагами считаются, а когда будем все под одним батьком, под турецким султаном, так тогда не посмеют.
Слова незнакомца, по–видимому столь благоприятные для Дорошенко, все более и более раздражали народ. Лица всех нахмурились; послышались произносимые сквозь зубы угрожающие замечания, видно было, что только присутствие гетманских казаков мешало народному негодованию разлиться бурною волной.
— За здоровье ж ясновельможного гетмана! — вскрикнул незнакомец и, поднявши высоко свой стакан, встал с места и подошел к казакам.
Как только Остап заметил бриллиантовый перстень на руке незнакомца, он сразу привлек к себе его внимание.
Он уже не слышал слов незнакомца, он не мог оторвать глаз от кольца, но издали трудно было рассмотреть его. Теперь же, когда незнакомец подошел к их столу, он мог хорошенько рассмотреть это кольцо. Это был дорогой перстень, изображавший из себя золотую змею с драгоценною бриллиантовою головкой. Кольцо было, очевидно, с женской руки, так как казак носил его на мизинном пальце.
— Ну, так выпьем же за егомосць, панове! — продолжал незнакомец, чокаясь с Кочубеем и Остапом.
Казаки выпили.
— А славный у тебя перстень, пане! — произнес Остап.
— Да, хороший, — отвечал незнакомец, снимая кольцо и поворачивая его перед огнем. Бриллиант засверкал сотнями огней.
— Жиночий? — усмехнулся Остап, указывая глазами на перстень.
— Дивочий, на сватання еду.
— Помогай, Бог! — произнес Кочубей, поднимаясь с места.
Вслед за ним поднялся и Остап.
— Куда же это вы так скоро, панове? — изумился незнакомец.
— Поспешать надо в Чигирин, — ответил Кочубей.
Казаки попрощались и вышли из корчмы.
— Нет сомнения, это проделали белогородцы, — произнес Кочубей, когда они с Остапом очутились на дворе корчмы. — Гм… Что же нам теперь делать?
— Как что? — Остап вспыхнул. — Лететь скорее к Белой Церкви, догнать псов и отбить всех бранцев.
Кочубей усмехнулся:
Ознакомительная версия.
