В среде Академии я часто слышу разговоры о «трёх этапах». Отличаясь в деталях, они в основном сходятся на довольно стройном объяснении событий последних лет. Эти разговоры берут своим началом ближайшее кремлёвское окружение и круги Генерального Штаба Красной Армии.
Недаром наша Академия за глаза называется кремлёвской и недаром у многих наших слушателей есть «папаши» в Генштабе. Здесь можно узнать многое, о чём не знает простой солдат.
Характерно, что когда разговор заходит на подобную тему, то все рассказчики подчёркивают, что они плевали на официальные версии и на слухи. Многие «слухи» специально распускаются «слухачами» НКВД.
У Кремля есть не только официальный аппарат пропаганды через печать и радио, но и твердо функционирующий аппарат «слухачей» НКВД, задачей которого является регулярная дезинформация народа в желаемом для Кремля направлении. Конечно, Кремль никогда не признается в «трёх этапах» и гамбитном этюде!
Историю войны можно разбить на три этапа-периода. Первый период начался в день подписания Советско-Германского Договора о Дружбе. На следующий день после заключения Договора, в сентябре 1939 года, я прибыл на производственную практику на завод «Ростсельмаш» – крупнейший не только в СССР, но и во всей Европе, комбинат сельскохозяйственного машиностроения.
В цехе комбайнов, куда я был назначен я застал странную картину. Основой цеха служил главный конвейер в форме кругового П, где производилась сборка комбайнов. Движущаяся лента конвейера была вмонтирована в пол, комбайны зацеплялись снизу крюком за брюхо и таким образом на своих колесах ползли по круговому П.
Теперь конвейер стоял без движения, комбайны замерли в полусобранном виде. Но зато буквально каждый квадратный метр пролетов между конвейером, комбайнами и станками был забит новой продукцией – тысячами зарядных ящиков для противотанковой артиллерии. Их напекли за один день после заключения договора о дружбе.
Такая же картина была в других цехах. В день заключения договора о дружбе по телеграфному сигналу из Москвы на заводе был вскрыт секретный мобилизационный пакет, хранящийся в сейфе секретной части каждого советского завода. Все цеха на протяжении трёх месяцев моего пребывания на «Ростсельмаше» лихорадочно работали над производством военной продукции.
Это были цеха, которые в нормальное время предназначались для мирного производства. Кроме того, на «Сельмаше» с самого момента постройки комбината беспрерывно функционировали так называемые «спеццеха», постоянно выпускавшие артиллерийское вооружение.
Часто бывая на товарной станции Ростова, я своими глазами видел эшелоны и эшелоны вооружения, на производство которого была переключена вся мирная, до этого момента, промышленность Ростова.
Здесь не говорится о нормальных «Н-ских» военных заводах, каждый из которых имеет свою особую железнодорожную ветку и продукция которых не попадаёт на глаза людям.
Сделав экскурс в область марксистской политэкономии, советскую промышленность «средств производства» можно подразделить на две основные категории – чисто военная промышленность, постоянно выпускающая исключительно военную продукцию, и остальные виды промышленности, по форме мирные, но ещё в период конструирования рассчитанные на мгновенный перевод на военную продукцию или законченного порядка или порядка кооперации.
Провести грань между этими двумя категориями очень трудно. Станкостроительная промышленность на первый взгляд кажется мирной, но 90 % выпускаемых станков идёт на оборудование военных заводов.
С сентября 1939 года даже эта вторая категория промышленности, до того с натяжкой работавшая на мирное производство, была полностью переведена на мобилизационные планы и работала исключительно на войну.
Одновременно со мной студенты нашего Индустриального Института проходили производственную практику на сотнях крупнейших заводов по всем концам СССР. Везде была та же картина. Открытая подготовка к войне была ясна уже в сентябре 1939 года.
Не ясно было только одно – против кого эта война будет вестись. Многие были склонны предполагать, что Кремль решил совместно с Германией поделить мир пополам. События в Финляндии, Прибалтике и Бессарабии, последовавшие вскоре, подтверждали это предположение.
Что бы там ни было, во всяком случае, уже в это время Кремль решил, что настал час для активного решения внешнеполитических задач. Уже тогда вся военная машина Кремля полным ходом приводилась в боевую готовность.
Дружба с Германией использовалась в том же направлении. В Кронштадт приходили купленные в Германии подводные лодки. Немецкие опознавательные знаки «U» перекрашивались в советские «Щ». Их так и прозвали моряки. – «щуками».
По этим образцам спешно строились десятки «щук» на советских верфях подлодок. В Германии были заказаны постройкой несколько «коробок» линкоров, артиллерийское вооружение для них изготовлялось и должно было монтироваться на Кировском заводе в Ленинграде. Эти линкоры не попали по назначению вовремя. Дружба работала полным ходом.
В некоторый момент этого периода «дружбы», – точную дату установят историки, – в отношениях «Высоких Договаривающихся Сторон» произошли неожиданные изменения. Аппетиты у обоих партнеров разгорелись. Видно Гитлер, опьянённый успехами, решил, что он в состоянии скушать пирог и без своего усатого друга.
Каждый советский офицер Генштаба рассмеётся, если ему скажут, что нападение Германии на Советский Союз было неожиданностью для Кремля. Современные методы разведки исключают такие неожиданности. Тем более, если учесть, что нет другого правительства в мире столь хорошо информированного о положении дел у своих соседей, как Кремль.
Миф о неожиданности «коварного нападения» нужен был только для внешнего употребления, чтобы оправдать кремлевский мезальянс. Уже за несколько недель до открытия военных действий на советско-германском фронте, многие радиослушатели в Советском Союзе слушали английские радиосводки о концентрации 170 германских дивизий на восточной границе Райха. А у невинных мальчиков в Кремле уши ватой заложило?!
Кто не слушал радио, тот читал официальное опровержение ТАСС: «В иностранной прессе в последнее время появляются провокационные сообщения о концентрации германских войск на советской границе.
Из хорошо информированных источников ТАСС уполномочен заявить о полной несостоятельности и лживости этих сообщений иностранной прессы». Точка! Советские люди слишком хорошо знают ТАСС, чтобы не понять это сообщение ТАСС как раз наоборот.
Уже ранней весной 1941 года для Кремля было ясно, что война неизбежна в ближайшие месяцы. Тогда было созвано чрезвычайное совещание Политбюро, где были приняты основные решения о стратегии в изменившейся ситуации, т. е. в будущей войне. Тогда же был создан Комитет Обороны, о котором было объявлено только лишь после начала войны.
Кремль прекрасно знал соотношение сил. Знал лучше, чем Германское Верховное Командование. Вопреки всей бешеной подготовке к войне это соглашение было бы не в пользу Кремля.
Шансы на спасение были только в длительной войне на изнурение противника, на использование необъятных территориальных пространств, материальных и человеческих ресурсов России – в применении старой кутузовской стратегии к условиям современной войны.
Тогда-то в Кремле и был принят гамбитный этюд войны. Только в этом был шанс на спасение, о победе тогда ещё было слишком рано говорить.
Эта оборонительная стратегия была исключительно дорогой и неминуемо требовала чудовищных жертв от народа, она полностью противоречила предвоенной кремлёвской пропаганде о войне «малой кровью и на чужой территории». Открыто говорить об этом, было нельзя. Это была величайшая тайна Кремля за всё время существования Политбюро.
Тогда же были ориентировочно установлены границы отступления, жертвы и резервы, крайней точкой уже тогда был намечен Сталинград.
Здесь хладнокровно прикидывались на счётах десятки миллионов человеческих жизней, плоды труда, пота и крови целого поколения огромной страны. Члены Политбюро чувствовали щекотание пеньковой веревки на своей шее. Нужно было спасать свою шкуру. А цена этому…
Ха! Ведь у нас материалистическая теория! Уже тогда война была разбита на две стадии. Уже тогда было рассчитано, что необходимо сохранить в резерве для «третьего периода». Все остальное, ненужное для «третьего периода», было обречено на жертву во «втором периоде».
Когда началась война, солдаты шли на фронт в старом, никуда не годном обмундировании, не хватало даже обычных винтовок незаменимого образца 1891 года.
В то же время десятки миллионов пар обмундирования, миллионы винтовок и автоматов в твёрдой смазке для долговременного хранения лежали в запломбированных складах – они предназначались для «третьего периода».
