я буду, милая, до конца своих дней, до последних секунд своей жизни любить тебя, что бы ни случилось.
— Я любила потому, что ты меня полюбил, а теперь я поняла: я буду любить, если ты даже разлюбишь меня.
— Знаешь, когда меня машина сбила, я подумал сразу, что умру, а ты не узнаешь.
— Больше не собьет, — сказа она.
— Почему так уверена?
— Знаю, — твердо отвечала она. — Это он подстроил. Но я попросила Галину Брежневу. Она — человек слова.
— Конечно, автомобиль с зажженными фарами, вспыхнувший свет? Но с испугу у водителей тоже такое бывает, — выдавил он из себя.
— Отработанная система наездов, он мне в свое время рассказывал, я вижу знакомый почерк.
— Да ладно. Что мы все о нем. Вот заживем с тобой, поедем в Ялту, там у нас дача. Я так счастлива! — она с радостью оглянулась, потому что на мгновение свет погас, и в этот самый момент, как ей показалось, кто-то вошел. Голос ее дрогнул, осекся, и когда свет зажегся, он увидел на ее лице испуг.
— Что случилось?
— Мне показалось, какая-то тень промелькнула, — ответила она шепотом. — А когда я выглянула в коридор, словно тень сквозь закрытую дверь прошла. Сколько времени?
Он с легкостью вскочил и пошарил оставленные на тумбочке часы:
— Двенадцать часов. Полночь!
— В эти часы тени ходят, — сказала она и попыталась рассмеяться, но он понял, что-то напугало ее.
Полковник Свинцов тем временем закончил свои дела по приготовлению отлета на международную конференцию в Швецию. Все уже было: он заказал билеты, съездил в обком партии, сверил билеты с фамилиями, записанными в паспортах, прикидывая, во сколько государству обойдется эта поездка, и прилег перед обедом отдохнуть в своем роскошном гостиничном номере. Был четверг, тот самый четверг, когда жена наводила дома порядок. Он все просчитал: наезд на студента никаких результатов не принес, но главный корень зла — она! Скандал для Свинцова — вещь недопустимая, это может отразиться в характеристике. Он — опытный разведчик и знает, что надо делать. Если бы не отец ее — но тогда и полковника он бы не получил, но старик достаточно разумен и осторожен, но она, совсем другой характер, она рубит сразу с плеча! Она помчится к Брежневу, Ворошилову, Буденному, наговорит… и судьба его будет решена.
Свинцов раскрыл папку с расписаниями поездов и самолетов и внимательно изучил. Если поехать поездом — восемь часов! Слишком долго. Ему не хотелось лететь самолетом, но иного выхода не было. Паспорт для него не проблема. Свинцов изучил досконально расписание самолетов, пересмотрел возможные варианты своего позднего возвращения, изучил черные ходы в гостинице, просчитал до последней секунды все, что может произойти.
В девять часов вечера он в последний раз спустился в вестибюль, позвонил в областной отдел госбезопасности и сообщил, что завтра предстоит тяжелая работа, придется пораньше лечь спать.
После этого Свинцов, выждав время, сам позвонил в Москву и доложил о положении в группе, собравшейся на международную конференцию, добавив, что все члены делегации уже легли спать.
Свинцов взял такси и отправился в аэропорт, купил билет на имя Иванова Петра Филимоновича, поднял воротник пальто и вместе со всеми сел в самолет. Ему не привыкать, такая у него работа. Он сел в кресло, защелкнул ремень безопасности и внимательно, скрывая лицо в воротник, оглядел салон. Как будто никого из знакомых. Самолет мелко-мелко подрагивал всем своим нутром, и порой Свинцову казалось, что и он сам дрожит, то ли от холода, то ли от волнения. Решение он уже принял, но все же еще колебался, вдруг удастся переубедить ее. Но он понимал, летит не для того, чтобы переубеждать. Свинцов хладнокровно продумывал свой путь домой: вот сейчас прилетит в двадцать один двадцать самолет во Внуково, оттуда на такси придется еще ехать полчаса до дома, проскользнет мимо спящего консьержа, — подняться по лестнице или на лифте — еще пять минут, и без пятнадцати минут в полночь он откроет дверь.
Когда самолет приземлился, Свинцов, прикрываясь по-прежнему воротником, отправился к выходу и взял такси. Он уже не сомневался, автоматически работало сознание, словно гипнотизируя его. Билет обратно он купил на час двадцать пять минут ночи на имя Софонова Николая Степановича. Сознание работало четко, спокойно. На улице Чехова Свинцов попросил остановиться, расплатился, велел подождать его двадцать минут, а сам быстро отправился дворами на Каретную.
Свинцов обратил внимание, что почти все окна в его доме с улицы темные: люди спят. Прошел во двор, пошарил взглядом по окнам, ища свой балкон, одновременно натягивая на руки специальные эластичные перчатки, надел черную маску. На балконе его квартиры ОНА развешивала белье. Он бесшумно зашел в подъезд (консьерж спал), вскочил в лифт, нажал кнопку и остановил лифт на четвертом этаже, чтобы она не слышала шума. Свинцов вывернул лампу в плафоне, и свет на площадке погас, поставил распорку между дверями лифта, чтобы он не закрывался и осторожно прокрался на пятый, вставил бесшумно ключ и отворил дверь. В коридоре свет не горел, только на кухне. Он слышал шорох мокрого белья, какие-то шлепки, движения — она заканчивала развешивать белье на балконе, слышно было, как под тяжестью ее тела зашаталась табуретка. Чувствуя, что другого такого случая не представится, он двинулся в гостиную и на минутку приостановился, так как зазвонил телефон. Он в мгновение поднял и сразу положил трубку, замер, ожидая, что сейчас Самсонова бросится к телефону.
Нельзя было терять ни секунды, тень жены качнулась, видно, она услышала, как зазвонил телефон, недаром же аппарат поставила рядом с дверью. Он бросился с вытянутыми перед собой руками и толкнул изо всех сил, коснувшись сквозь белье ее тела. Она, перевалившись за балкон, хваталась за белье; с треском рвались под ее тяжестью веревки, и он услышал даже, как она закричала. Он вернулся к двери, вставил ключ с другой стороны и, выглянув на площадку — никого, с осторожностью повернул ключ, начал спускаться на четвертый этаж, скользнул в лифт и через сорок секунд уже бежал к такси. Шофер такси, ожидавший возвращения пассажира, мгновенно тронул с места, вырулил к Пушкинской площади, направляясь к Ленинскому проспекту.
Свинцов, не снимая перчаток, сидел сцепив зубы, чувствуя, как в горле остановился ком. Он все сделал правильно, он не позволит над ним измываться! Если бы она открыто не заявила, что беременна, может быть, все закончилось бы иначе. Он не хотел ни о чем больше думать. На Ленинском проспекте Свинцов пересел в
