ничего, поют-заливаются, рассказывают:
Нам от дедов сказано,
да от прадедов приказано,
да от пращуров завещано:
жить в роду-племени общинно,
дружить братьями-сестрами,
любить отцами-детями.
Слава, слава славная!
Славная слава славянская!
Над головами людей шныряли воробьи, сороки и вороны, норовя, что бы стащить. Под ногами, не боясь людей, ходили голуби, кормясь невзначай рассыпанными зернами.
От непривычного многолюдства у Тсарга шумело в голове. Он пробирался между возами. Чтобы было удобнее, мерянин надел на голову медвежью шкуру. Бочонок с салом он держал под мышкой. Почуяв близкий запах медведя, лошади настораживались и шумно втягивали воздух вдруг раздувшимися ноздрями.
Тсарг заслышал особый клич и откинул навалившуюся шкуру.
– Эй, молодцы! Эй, удальцы-смельчаки! Кому тесно дома? Кому свой двор надоел? Кому теснота опостылела? Кому тесна старая шуба?
Мерянин подошел к крикунам и слушал, о чем говорят. Сбивалась ватага повольников идти в дальние земли. Часто и охотно снимается новгородская вольница в поисках нового счастья и нового богатства и находит новые обильные угодья.
Тсаргу хорошо на его огнище и тепло в своей избе. А все же поманило его послушать людей. Даже расспрашивал, кто и куда идет, кто затеял, когда выходят. Да… для молодых парней это будет получше, чем наниматься в ротники киевского князя: пусть пытают счастье по своей, не по чужой воле!..
Легко ходить по мощеным городским улицам. Тсарг не заметил, как добрался до Щитной улицы.
Изяслав встретился Тсаргу во дворе:
– Здоров будь. За каким делом пришел?
– И ты здоров будь. Мне дай гвоздей.
Изяслав хотел послать за гвоздями племянника. Тсарг не согласился: пусть сам хозяин пойдет с ним в клеть отбирать нужное.
Кузнец высокий, черный, в коротком нагольном тулупчике, а мерянин хоть ростом не велик, зато широк, как пень, и от медвежьей шкуры кажется еще шире. Изяслав хотел было сказать, что не годится в чужом доме распоряжаться, а гвозди хуже не будут, если их другой отберет, но мерянин указал на свой рот пальцем и высунул кончик языка. Понимай, дескать, что есть тайное слово.
В клети Тсарг поставил бочонок, сбросил медвежью шкуру и сказал:
– От парня, от Одинца, тебе память и поклон. – И дал Изяславу кусок бересты, на котором парень выдавил свое имя гвоздем и втер в буквицы сажу, чтобы было лучше видно.
Отцы сели на закром. Изяслав рассказал о судном вече и о народном приговоре. А Тсаргу не пришлось много говорить. Он от досады крякнул:
– Эк ты! Жаль парня…
Оба призадумались. Потом Изяслав еще добавил горечи:
– Бирючи кричали, чтоб никто не давал Одинцу угла. А коль кто знает, где он спрятался, пусть объявит. Одинец должен отдать городу виру.
Тсарг, как и Изяслав, понимал, что Город поступал правильно. Мерянин нашел один ответ:
– Не слыхал я тех бирючей.
– А если услышишь? – возразил Изяслав.
Одна за другой бежали быстрые мысли в Тсарговой голове. Одинец должен отдать пятнадцать фунтов серебра. Много. Будь бы Тсаргово огнище далеко от Города – есть же людины, которые сидят в такой глухомани, что у них годами никто не бывает, – а у него летом глухо, а зимой – иное. Под лежачий камень и вода не течет, а новгородские купцы добычливы, зимами шарят по огнищам, не зная покоя. Уговаривают, бьют по рукам, суют полы тулупов, всучают задатки под зимнюю добычу. Да и соседние огнищане посещают Тсаргову заимку. Парень – не рубаха, его в укладку не спрячешь. Нет, не жить Одинцу на Тсарговом дворе!..
– Слушай, – сказал Изяслав, – ты добрый человек. И я не желаю зла парню. Не держи его. Уходить ему надобно. И подалее.
Изяслав будто столкнул в воду камень. Хотел бы Тсарг услышать другое, да нет, кузнец говорит дельно. Обозлившись, Тсарг хватил по закрому кулаком. Лучше бы не приходил на его двор полюбившийся парень! Мерянин злился на себя. Ведь знал же он, что в Новгороде убийство не просто сходит с рук, а сдуру прочил за головника дочь.
– Куда же ты посоветуешь Одинцу деваться? – спросил он кузнеца. – Не гнать же его со двора, что шелудивого пса!
– К повольникам бы ему пристать! – чуть не крикнул Изяслав. Он ходил по клети и, заглядывая в закрома, со злостью гремел железом.
Непутевый парень приворожил и смутил Заренку. После его бегства будто кто на девушку навел порчу. Мать вынимала след дочери пресным тестом и ходила к арбуям. Они колдовали над следом, проносили над огнем, жгли пахучие травы. Свéтланка купила наговоренную наузу-ладанку. Заренка ее носила, но не делалась веселее.
Родители знают, что девичье сердце забывчиво, но от этого не легче смотреть на тоску дочери.
Изяслав с ворчаньем клял Одинца и рылся в железе. Он достал насадку для воинской рогатины, которая, в отличие от зверовой, куется без нижней крестовины, и подобрал кольца для древка. Отсчитал десятка три каленых стрелочных наконечников, отобрал широкий топор, пилу, трое долотьев и два тесла. Немного подумав, достал круглую бляху и полосы для щита.
– Чтоб ему!.. Хватит, что ли? Да что тут, щит дал, так дай и шлем с железной рубахой… Леший бы ему голову на спину отвернул!
Еще что понадобится клятому бродяжке? Изяслав старательно выбрал заготовку для лука. Твердое дерево было отпарено, в меру изогнуто и пропитано для сохранения вареным маслом. Такой лук не натянуть слабой руке.
Без устали честя Одинца, Изяслав бормотал:
– Непутевый, негодный, дубовая голова, пустотный парень, чтоб тебе петуха не услышать, чтоб ты пожелтел, как золото!
На отобранное оружие и бронь можно было бы наменять много товаров, но Изяслав не скупился: Одинец жил на его дворе и работал на его двор. Не уходить же ему как неприютному нищему, как безродному сироте. По русскому обычаю, кузнец давал невольному беглецу выдел.
Изяслав сложил железо в лубяной короб:
– Отвезешь, что ли, парню? Чтоб ему, окаянному!
Кланяясь за Одинца щедрому хозяину, Тсарг достал рукой пола:
– Не много ли ему будет? Больно хорошо даешь!
– Хватит с дурня, – возразил Изяслав. – Насадки пусть сам насаживает, он парень умелый. Погоди. Я ему кое-чего прикину из лопотинки.
– Не надо, – сказал Тсарг и махнул рукой. – И у меня парень работал.
В избе Свéтланка поднесла гостю ставленого шипучего меда. Тсарг выпил ковш и в знак уважения к очагу остаток плеснул к печи. Не отказался и от второй чаши. Хорош мед в доме кузнеца!
На прощание Тсарг сказал Свéтланке:
– У тебя добрый хозяин, всем жить много лет, – и подхватил
