Офицер поднялся в рубку, оставив пассажиров в уютном кубрике сидящими вокруг овального стола. Легко было подумать, что они отправляются на морскую прогулку, если бы не стоящий в углу венок и корзина с цветами.
— Я знаю, есть русский обычай, — прервал молчание Йенсен, — поминать тех, кто ушел от нас навсегда, стопкой водки.
Он достал из сумки бутылку, бутерброды и бумажные стаканчики.
Откупорив бутылку, Йенсен налил водки себе и Аллену.
— Налейте и мне, — твердо сказала миссис Кемпбелл.
— Простите, боялся вас обидеть.
— Я прожила в России две зимы. Первую — возле Байкала, а затем во Владивостоке. Там водкой отмечают и рождение, и смерть.
— Кто бы подумал, что у такой очаровательной леди подобный опыт!
— Найдется ли и для меня стаканчик? — робко спросила Чичигова. — Всего глоточек. Я не пью. Но тоже хочу отдать должное старой русской традиции. А девочкам мы нальем минеральную воду…
…Йенсен предложил Аллену выйти на палубу. Море было тихим и покорным, нисколько не сопротивляясь движению маленького судна.
К ним подошел капитан катера.
— Через полчаса будем на месте, — коротко сказал он.
Все собрались у левого борта.
Катер заглушил двигатель.
Матрос приспустил кормовой флаг.
Чичигова перекрестилась.
Офицер отдал честь.
Аллен и Йенсен сняли шляпы и склонили головы.
Миссис Кемпбелл закрыла глаза. Губы ее что-то шептали.
Девочки, Александра и Ксения, подняли венок и опустили в море.
Каждый взял из корзины несколько роз и бросил за борт. И каждый всматривался в пучину, думая о людях, которых она поглотила десять лет назад.
Вдруг случилось неожиданное. Розы стали двигаться, сближаться и, соединившись, образовали сердце. Большое, яркое, пульсирующее вместе с морем.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
ХАЛИЛА
Серый день сменился еще более серыми сумерками. Начальник колонии и капитан Хопкинс обсуждают планы на завтрашний день.
— Не лучше ли отправиться в Халилу утром? — предлагает Хопкинс.
— Нет, будем действовать согласно плану, — отвечает Аллен. — Поедем ночным поездом.
— Вы и я?
— И миссис Кемпбелл тоже. Женский глаз заметит такое, на что мы не обратим внимания. И еще возьмем Ходека.
— А его зачем?
— Это пленный чех. Он знает финский. А в Выборге к нам присоединятся Район и Эверсол.
В Халиле их встретил профессор Эльмгран, выдающийся финский специалист по туберкулезу, и его помощница мисс Рёнткен. Оба держались приветливо и даже сердечно. Но было заметно, они встревожены предстоящим вторжением детской колонии в их мирный, устоявшийся быт.
Делегация Красного Креста осмотрела санаторий. Их поразила прекрасная архитектура, но еще больше — изысканный дизайн, картины известных художников, дорогая французская мебель.
Особое внимание Ханны Кемпбелл привлек главный корпус, окрашенный в кремовый цвет. Настоящий дворец!
— Здесь мы разместим девочек и женский персонал, — сказала она Аллену. — А в соседнем деревянном здании поселим мальчишек.
Заглянули они и в другие дома, где раньше жили петербургские богачи. Везде следы запустения, паутина. Когда-то здесь звучали смех и музыка, светились окна и пылали камины, а к небу тянулся печной дым. Где сейчас эти люди? Наверное, их тоже носит по свету…
— Помните, Ханна, как мы с вами осматривали казармы на острове Русском?
— Здесь нет таких цветов.
— Зато чудное озеро.
— Я видела лодки. Они заброшены, как и эти дома.
— Им недолго осталось сохнуть. Скоро на берегу появятся наши мальчики.
— Райли, мне не терпится посмотреть кухню. Это для меня важнее всего.
— Мисс Рёнткен ждет вас. А я пойду, займусь другими делами.
…Кухня сияла белым кафелем и до блеска начищенными кастрюлями из красной меди. Все современно и удобно: плита и печь, сдвоенные раковины, разделочные столы… Запах еды давно выветрился, но кто-то следит за порядком, продолжает наводить чистоту.
Особенно восхитила огромная столовая. По крайней мере, сорок футов в ширину и не менее ста в длину.
— Не пойму, как вы справитесь со всей этой работой? — спросила мисс Рёнткен.
— В этом у нас большой опыт, — ответила Ханна. — И все же без помощника не обойтись. Мне понадобится предприимчивый человек.
— Могу порекомендовать. Есть такой человек. Его зовут Блеки, и у него золотые руки. Есть, правда, недостаток…
— И какой же?
— Из него слова не вытянешь.
— Ему будет не до разговоров.
У мужчин другие проблемы. Профессор Эльмгран любезно пригласил их в свой кабинет.
Аллен рассказал о трудностях, с которыми столкнулся в Гельсингфорсе. Никто не встретил «Йоми Мару»… Не удалось связаться с нужными чиновниками… Слава Богу, капитан Хопкинс (он с благодарностью посмотрел на Хопкинса, сидевшего рядом) познакомил его с Йенсеном.
В словах Аллена полковник Район услышал упрек в свой адрес. И стал оправдываться. Финское правительство, напомнил он, противилось высадке детской колонии, опасаясь политических осложнений с Россией. Чиновники уклонялись от встреч. Не отвечали на письма и звонки. Он и доктор Эверсол выехали по срочному делу в Ригу. Но и оттуда поддерживали связь с Хопкинсом и Эллиотом, продолжали звонить министрам. Так что успех достигнут не одними стараниями Йенсена.
— Хорошо то, что хорошо кончается, — сказал Аллен. — Теперь поговорим о делах насущных.
Через несколько часов «Йоми Мару» покинет Гельсингфорс, а утром уже будет стоять на рейде Койвисто. Но дети не смогут покинуть пароход, по крайней мере, еще два-три дня. Санаторий не готов к их приему. Миссис Кемпбелл занята кухней и распределением комнат. Это лишь часть работы. Надо заняться водоснабжением, освещением, отоплением… Понадобятся десятки рабочих.
— С чего начнем? — спросил Эверсол.
— Думаю, с подачи воды, — отозвался Хопкинс.
— Уголь и вода… — вздохнул Аллен. — В море это было одной из моих главных забот.
— Не волнуйтесь, Райли, — успокоил Эверсол. — В полумиле отсюда целое озеро ледниковой воды. До того вкусной, что ее впору разливать по бутылкам и продавать.
— Но мотор и насос слишком маломощны, чтобы наполнить водонапорную башню.
— Что же делать?
— Купим новый мотор.
— Что еще? — спросил Район.
— В главном здании прекрасные ванные. Но придется ограничиться душевыми, — ответил Аллен.
— Но почему?
— Имеется договоренность с финским правительством о возмещении убытков при любых поломках. Нам придется вывезти на склад и французскую мебель.
— Это не беда. Как-нибудь переживем, — заметил Эверсол. — Надеюсь, колония не задержится слишком долго в Халиле.
— Русской стороне уже передали списки детей? — поинтересовался Аллен.
— Передали. Но потребуются уточнения. Кстати, помните двух подростков, которые остались в Нью-Йорке. Так вот, они явились с повинной и теперь находятся в Лондоне.
Ханна Кемпбелл:
— «Йоми Мару» стоил Красному Кресту пять тысяч долларов в день. И мы прилагали большие усилия, чтобы ускорить дело, — Райли, Ходек и я. Подгоняли рабочих. Новый дом должен принять детей как можно скорее. И работали по восемнадцать часов в сутки.
Мой помощник Блеки оправдал свою рекомендацию деловитости. Единственной неприятностью было то, что я не могла разговаривать с ним без переводчика. Он не знал ни русского, ни английского, ни шведского… А я не понимала финский. Так что приходилось постоянно таскать с собой Ходека, хорошо владевшего финским. Но если чеха не было рядом, то я прибегала к жестам. Не только руками, но даже ногами. Но и это не всегда помогало. Сколько времени было потеряно!..
Хорошо помню этот последний день перед приездом детей в Халилу. У нас шел один из обычных трехсторонних разговоров — я, Блеки и Ходек. И вдруг, о чудо! До того спокойный Блеки разразился потоком брани на наилучшем русском языке. Я мобилизовала весь свой запас русских слов, чтобы сказать, что я о нем думаю. А Блеки вознес руки к небу, и слезы катились по его лицу.
— Господи, прости меня! Я клялся никогда не говорить на этом языке. И вот забыл клятву.
Я была сражена и даже чувствовала себя приниженной. Теперь я пользовалась русским языком, а Блеки мне просто отвечал кивком головы.
Позднее узнала, что его семья подверглась пыткам и расстреляна большевиками. С тех пор Блеки и поклялся не говорить по-русски.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
ЗАПАХ ХЛЕБА
В открытом океане время тянулось томительно долго. Здесь же, в виду берега, оно замерло вместе с судном.
Три дня стоит «Йоми Мару» на рейде Койвисто, неприметного порта. Дети недоумевают. О них забыли. Такого еще не было.
— Ничего не понимаю! — досадливо машет рукой Борис Моржов. — В море капитан дорожил каждой минутой. А сейчас теряем дни.
— Целую неделю потеряли, — вторит товарищу Петя Александров. — Четыре дня маялись в Гельсингфорсе, а теперь третий день здесь.
