ГАРРИ ТАБАЧНИК - ПОСЛЕДНИЕ ХОЗЯЕВА КРЕМЛЯ

А жизнь в Советском Союзе все еще оставалась во власти „группы заслуженных мертвецов во главе с Лениным...” И при Горбачеве правила „некрократия”, „...включавшая в себя не только культ покойного вождя, но и непосредственное участие Ленина, а также Маркса, Сталина, Троцкого и прочих, в принятии конкретных решений, в том числе и законов”. В этом кошмаре, где мавзолей называют „приемной умершего вождя”, порой трудно понять, кто жив, а кто умер. Подтверждение этому можно найти в интервью Е. Лигачева еженедельнику „Аргументы и факты”. На вопрос о том, кто для вас самый уважаемый человек в стране, он отвечает: ,Ленин”, буквально повторив строчки из песни „Ленин живее всех живых”. „Мертвые могут жить тогда,-справедливо замечает московский автор,—когда время для живых остановилось”.

В Кремле не только упорно не хотели признать первого вождя умершим, вопреки -здравому смыслу, отказывались использовать отлично работающую западную модель и упрямо продолжали цепляться за неработающую омертвелую ленинскую. И не только за созданную первым вождем систему, но и за его лежащий в мавзолее труп,

Когда в одной из телевизионных передач летом 1989 года было высказано мнение, что следует удовлетворить пожелание Ленина и похоронить его рядом с его матерью, в „Правде” появился ответ хранителя его тела, заявившего, что те, кто предлагает это, на самом деле стремятся „похоронить ленинизм”. Глава телевидения был снят. Нынешнее руководство, как и предыдущее, показывало, что намерено и впредь сохранить культ хождения в мавзолей. В поддержании поклонения трупу первого вождя оно видело единственное доказательство своей легитимности. Зарыть Ленина в землю означало бы зарыть вместе с ним и свое право на власть.

ПОБЕДЯТ ЛИ СТАЛИНА?

Из-под груды увядших листьев постепенно возникают фуражка с кокардой, погон с маршальской звездой, усы и, наконец, полностью предстает знакомое лицо.

— Я твердый сторонник Сталина, — говорит учительница Кира Кор-ниенкова, стряхивая листья с бюста своего героя. — При нем тоже была гласность. Арестовывали открыто, ссылали — открыто, расстреливали — тоже открыто.

Эти слова произносятся по ходу документального фильма Тофика Шахвердиева и Анатолия Стрелянного. Множество прочитанных авторами при подготовке фильма писем в газеты убедило их, что примерно половина написавших защищает бывшего вождя. О том, что приверженцы Сталина — люди активные, говорил и Старков, чей превысивший тридцатимиллионный тираж еженедельник постоянно публикует материалы против существующей и через 35 лет после смерти диктатора, созданной им системы, без слома которой не может быть и речи о том, чтобы вывести страну из тупика.

По мнению редактора „Аргументов и фактов”, тоскующие по сталинским временам — главным образом пенсионеры, у которых много времени. Вот они и пишут письма в газеты. Но это не значит, что среди занятых и не имеющих времени для писания писем в газеты противники сталинизма в большинстве.

Проблема Сталина, пожалуй, не столько и не только политическая, сколько психологическая. Сталин никогда не добился бы успеха, если бы не опирался на коренящиеся в человеческом характере черты. Созданная им система — это отражение живущего в человеке стремления властвовать, навязывать свое мнение другим, поставить себя выше других. Семена этого разбросаны в людях на всех континентах. Сталин подобно шаману дикого племени, хорошо знающему своих соплеменников, своими реча-ми-заклинаниями, упрощенными, не оставлявшими места для размышлений лозунгами, кидаемыми в толпу, как спички в костер, выбивал наружу удерживаемую верой в Бога, моралью,-совестью всю накопившуюся в душевных глубинах темную муть.

Потому-то и аплодировали, до боли отбивая ладони, диктатору и вопили, срывая в натужном крике глотки, „ура”, что подсознательно видели в нем воплощение того, чему завидовали, чего хотелось бы достичь самим, но чего самим достичь не удалось, на что у самих не хват -ло бы ни силы, ни воли, чтобы вот так, перешагнув через все, железной рукой, не считаясь ни с кем и ни с чем, давить всех, кто не угоден, кто только сказал слово поперек, кто стал на пути, кого давно не терпелось разорвать на части, изничтожить, стереть в порошок. Об этом мечтали все, в таком количестве расплодившиеся маленькие, копировавшие его своими полувоенными френчами и загнанными в сапоги галифе месткомовского и жековского масштаба Сталины, только и ждавшие случая, как бы дорваться до нагана, а пока отводившие душу в анонимках, на собраниях распиная себе подобных, подстегивая свою неуемную зависть к тому, кто не такой, как они, кто в чем-то преуспел, кто просто оказался инициативнее, умнее, припоминали, а если их не было, придумывали обиды, за которые давно хотелось свести счеты и которые теперь „великий и мудрый отец народов” не только позволил свести, но еще и придал этой охоте на людей ореол служения великому делу, Многие из них сами были раздавлены этим „великим делом”. Они были жертвами вдвойне. Уверовавшими в идею и пострадавшими от этой идеи, ставшими жертвами ее.

Он был их плотью от плоти. Он вбирал в себя их желания, их помыслы, то, в чем они боялись порой признаться даже себе, и осуществлял. Немыслимое — осуществлял. Как после всего было не поверить в его всемогущество и как было не уверовать в собственную непогрешимость, если осенена она была деяниями Всемогущего?

Эти, дожившие до времени Горбачева, маленькие Сталины — теперь, когда началась кампания против их идола, восприняли ее как кампанию против себя, как отрицание всего того, чему они служили, молились всю свою жизнь, как отрицание самой их жизни. И трудно сказать, что важнее — разрушение ли созданной Сталиным политической системы или же выкорчевывание сталинского наследия из сознания людей? „Сталинизм — это было нечто, глубоко сидящее внутри нас”, — размышляет спустя десятилетия один из сокурсников Горбачева по юридическому факультету Московского университета.

В то же время анализ советской прессы показывает, что все пороки системы стремятся объяснить пороками одного человека, что позволяет сохранить саму систему. Вынужденный уйти в отставку глава чешских сталинистов Гусак будет утверждать, что, „если и были какие-то ошибки (?), это — ошибки людей, а не социализма”. Но ведь строить „идеальное социалистическое общество, если это кто-нибудь в будущем опять задумает осуществить, всегда будут люди, и они всегда будут допускать ошибки, поскольку не рожденные в идеальном обществе идеальными быть не могут.

Возникает замкнутый крут, вырваться из которого можно, только включив перпетуум-мобиле постоянного уничтожения тех, кто неидеален, кто мешает создать идеальное общество. Легко писать о сталинских преступлениях. Они — в прошлом. Но чтобы лишить коммунистов будущего, надо рассказывать и об их настоящем. О том же, что творили Брежнев и его окружение, об этом в Советском Союзе пока пишут мало. О том, какой образ жизни ведут нынешние правители, об их квартирах и особняках на бывших Воробьевых горах, об их подмосковных дачах, об их дачах в Крыму и на Кавказе, об их охотничьих угодьях, яхтах, личных самолетах и поездах — вообще молчат. Но что происходит, когда это становится известным, — показывает происшедшее с гедеэровской компартией.

После того, как слово „Вандлиц” — район, где жили бывшие вожди, вошло в немецкий язык как символ замешанной на лжи и лицемерии коррупции, новому лидеру бывших немецких коммунистов Грегору Гизи не оставалось ничего иного, как признать, что коррупция Хонекера и его приближенных ,лишила партию морального авторитета”. Почему же 40 лет власти лишили морального авторитета СЕПГ, но семь десятилетий кровавого правления КПСС эту партию морального авторитета не лишили?

Ссылки на то, что партия ослушалась своего первого вождя, ничего не меняют. Выбрав Сталина, она тем самым взяла на себя вину и за этот выбор, и за все, что последовало после него. Это не только свидетельство интеллектуального и морального уровня партии, выбравшей себе такого вождя, но и ее беспомощности.

Происшедшее в России отнюдь не исключение. Так было всюду, где властью овладели коммунисты. Партия — повсюду и всегда покорная служанка при всех диктаторах. От Мао до Чаушеску. Повторение одного и того же отвергает утверждение о том, что происходившее было случайностью, вызванной каким-то особым стечением обстоятельств. Напротив, это была историческая закономерность. Партия без вождя ничто. Она — инструмент в его руках. Она не созидательная сила, а орудие террора и удержания власти. Террор был бы невозможен без послушной партии, без созданного ею морального климата, как невозможны были бы Освенцим и Майданек без атмосферы антисемитизма, отравлявшей

воздух Польши и потому избранной местом для наиболее чудовищных лагерей уничтожения. Без завета Ленина, „который учил... что каждый тек партии должен быть агентом ЧК, т. е. смотреть и доносить”, Сталину мало что бы удалось.