ГАРРИ ТАБАЧНИК - ПОСЛЕДНИЕ ХОЗЯЕВА КРЕМЛЯ

воздух Польши и потому избранной местом для наиболее чудовищных лагерей уничтожения. Без завета Ленина, „который учил... что каждый тек партии должен быть агентом ЧК, т. е. смотреть и доносить”, Сталину мало что бы удалось.

„Сталинский социализм плох, — пишут советские газеты. Надо вернуться к истокам — к социализму по Ленину”. На возврате к первому вождю зиждется идеология неоленинцев, стремящихся перешагнуть через труп вождя второго и вернуться к „вечно живому” вождю первому, и несмотря ни на что доказать, что построение социализма в СССР все-таки возможно. А советский юрист Б. Курашвили по-прежнему доказывает, что социализм — строй переходный, и в качестве желанного идеала преподносит коммунизм. Но ведь, судя по заключению академика Заславской, существующий в СССР строй, в котором причудливым образом смешались черты переходные от социализма к капитализму, азиатской деспотии, государственно-монополистического капитализма и каких-то иных типов общества, мало имеет общего с тем, что имеют в виду под социализмом неоленинцы. Выходит, только сейчас после семидесятилетних экспериментов они намерены приступить к его построению. Если принять вывод Б. Курашвили о том, что нынешний строй в СССР—это переход от жестокого авторитарного к авторитарно-демо-кратическому, что потребуется, может быть, 10—15 лет, прежде чем удастся перейти к демократическо-авторитарному правлению, что „пока социализм не будет экономически процветающим... демократический режим едва ли достижим”, то становится ясно, что старая сказка про белого бычка начинается сначала. Как в свое время остроумно заметил Маяковский: зайдите через сто- лет — тогда поговорим.

Стремление отделить Ленина от Сталина, доказать, как пишет Горбачев, что „человеческое лицо социализма” полностью соответствует мыслям Маркса”, обходит общеизвестные факты, подтвержающие, что Сталин осуществил многое, о чем мечтал Маркс. Так, сталинский колхозный строй, к примеру, полностью соответствует положениям Марксовой „Критики Готской программы”, где говорится о полном преодолении мелко-частного производства. Правда, Маркс не призывал к истреблению крестьянства, но это уже вопрос темперамента, или, как пишет советский философ А. Ципко в очерках „Истоки сталинизма”, отражение стремления Сталина „в соответствии с предначертаниями теории., ускорить движение России к коммунизму, начатое в 1917 г.”

Говорят, что любовь к литературе привил Горбачеву его дед по материнской линии. Но вместе с любовью к Пушкину и лермонтовскому „Герою нашего времени” убежденный коммунист приучил внука видеть „героев его времени” в тех, кто осуществлял коллективизацию. От этого он не может избавиться и поныне.

На дискуссии в Мичуринском сельскохозяйственном институте в Тамбовской области студенты доказывали, что крестьяне как определенный слой людей больше не существуют. По подсчетам советского ученого И. Бестужева-Лады из 150 миллионов крестьян в ходе коллективизации каждый шестой был или уничтожен, или поставлен в такие условия, выжить при которых было невозможно. Это 25 миллионов человек! И это были, в основном, работящие, знающие свое дело крестьяне! Вместе с ними навсегда ушли накопленные поколениями знания, навыки, и любовь к земле, и любовь к труду на земле. „Уничтожая крестьянство, мы разрушали государственные устои вообще”, — говорил

В. Белов, выступая на съезде писателей. Уничтожение людей людьми для истории не новость. „Нас осталось совсем немного. И те, что выжили, обязаны этим милости Божией”, — сетовал в 409 году св. Иероним после нашествия вандалов. Сталинские вандалы в отличие от древних уничтожали не врагов во время нашествия на чужую территорию. Они истребляли своих в мирное время на своей земле.

Не обошли они и родину Горбачева, куда его предки переселились с Украины в 1840-х гг. и где несмотря на годы советской власти, судя по всему, быт крестьян тоже больших изменений к лучшему не претерпел. Хотя и появилась в селе одна асфальтовая улица, остальные все так же при дожде превращаются в едва проходимое месиво такого же цвета, как и несущая темную глину речушка Егорлык. Мать его первая переехала в кирпичный белый домик с зелено-голубыми ставнями, оснащенный телевизором, водопроводом и канализацией. Но это такая же редкость в этих краях, как и пост КГБ, установленный в деревне для охраны матери генсека.

Тамбовские студенты правы, утверждая, что практически крестьянство уничтожено, что люди забыли, как надо работать на земле, что единственный путь к возрождению крестьянства — это передача земли в его полное владение. Пока гарантий этого не будет, надеяться на достаток нечего. Хотя ему лучше, чем кому-либо другому известно состояние дел в сельском хозяйстве, которым он столько лет руководил, Горбачев никак не может решиться на радикальную реформу, отвергающую все то, чем гордиться приучил его уверовавший в правоту сталинских предначертаний его дед. По своему темпераменту и убеждениям он явно не был склонен к радикальным реформам. В своей речи накануне октябрьских торжеств 1987 года он упрямо доказывал, что альтернативного сталинскому пути не было. Следовательно, и Сталин и выполнявший его приказы дед Горбачева и миллионы таких же партийцев, как он, поступали правильно. В словах генсека звучало одобрение их деятельности, выраженное устами представителя молодого поколения их партии. Большего они не могли и желать.

А в Тюменской области, где с ХУШ века, несмотря на сибирскую стужу, выращивают капусту, в августе и сентябре 1988 года беспощадно уничтожали богатейший урожай, которым можно было обеспечить и трехмиллионное население этой области, и несколько соседних по той причине, что областные торговые организации заключили договор с южными республиками. И потому советским покупателям, наверное, долго еще придется слышать ответы вроде тех, о которых рассказывалось в распространенном анекдоте.

— Что, мяса нет? — спрашивает покупатель.

— В нашем магазине нет яиц, — отвечает продавец. — Магазин, в котором нет мяса, — напротив.

После 1987 г. взгляды Горбачева претерпели заметную эволюцию. Теперь он уже не решается открыто доказывать справедливость сталинского пути. Тем более, что его ближайший помощник А. Яковлев заявил, что альтернатива сталинизму существовала. По мере того, как растет сопротивление партийных кадров горбачевской программе, усиливаются и атаки на созданную Сталиным систему, которую защищают противники генсека. Теперь он понимает, что, только доказав порочность детища „вождя народов”, он сумеет выбить почву из-под ног своих противников. Искренен ли он в этом? Действительно ли он, как вновь прозревший и вновь познавший Бога христианин, наконец-то распознал дьявола в кровавом диктаторе? Скорее всего, все это вынужденно. Не исключено, что в глубине души он по-прежнему считает, что тот, на молоке учения которого он был вскормлен и взращен, был все-таки прав, но такова сейчас партийная жизнь, что для того, чтобы хоть что-то спасти из созданного бывшим кумиром, приходится сбросить кумира с пьедестала.

Подчеркивание пороков Сталина — эта попытка скрыть пороки марксистско-ленинской теории и тем спасти ее. Хотя Горбачев повторяет, что история отпустила мало времени для исправления ошибки, на эту кардинальную ошибку он не указывает. Он по-прежнему, как это было на встрече со студентами, на вопрос, не был ли захват власти большевиками ошибкой, уверенно отвечает: нет.

Он хочет, чтобы все ошибки прошлого были отнесены на счет одного человека. Ведь чем больше будут негодовать по поводу порочности Сталина, тем меньше будут ставить под сомнение необходимость октябрьского переворота. Тогда и прошлое представляется иначе. Тогда, как саркастически заметила „Литературная газета’,’ и в нашей истории не все так черно, и в ней есть белые пятна”.

Десталинизация преподносится как очеловечивание социалистической системы. В то время как сталинизм и есть наиболее полное вопло-

щение социализма, и речь должна идти не об очеловечивании социализма, а об избавлении от него. Репортаж из „трудового учреждения ВС—389/35”, что расшифровывается как пермский политлагерь № 35, французского журнала „Экспресс”, опубликованный в сентябре 1989 года, свидетельствовал, что и с такой приметой сталинского социализма, как ГУЛаг, нынешнее советское руководство все еще не покончило. Собирается ли оно уничтожить этот символ или же сохранит его как напоминание о том, без чего коммунистический режим существовать не может, — вызываемом им страхе?

— Страх еще не изжит. Нашей стране были нанесены колоссальные разрушения семьюдесятью годами марксистской революции, — заявил мне при встрече в останкинской студии телевидения ведущий популярной программы „Взгляд” Дмитрий Захаров.