Анатолий Александров - Следопыт Урала

За Челябинском Зуев подумал о проводнике, таком, чтобы и на месте хорошо ориентировался и мог быть толмачом у манси или вогулов, как их еще называли русские. Как-то Василий сидел в ямской избе и вместе с Ксенофонтом рассматривал маршрут. Вошел Никифор.

— Василий Федорович, там до тебя человек.

— Кто таков?

— Землепроходцем назвался, в проводники ладится.

— Откуда он? Кто его тут знает? — вмешался в разговор Ксенофонт.

— Позвать? Сам и расскажет.

— Зови! — распорядился Василий.

В облаке пара, хлынувшем из сеней в избу, выросла квадратная фигура человека. Сняв лохматую, заячью шапку, он двухперстием старательно перекрестился на темный угол. После этого поклонился в сторону сидящих. Лицо у него было испорчено оспой.

— Здравы будьте!

— Что скажешь? — спросил Зуев.

— Проводника не занадобится?

— Знаешь ли места здешние?

— Почитай, все исходил. По-вогульски толмачить могу.

— Сам-то откуда?

— Дальний, из России. По Уралу давно ходим.

— Ладно, — решил Зуев, — пойдешь проводником. Харчи наши, полтина в месяц. Согласен?

— Мы в согласии.

— Иди в избу к ямщикам. С утра в дорогу. А звать-то как?

— Михайло, — и мужик, поклонившись, вышел.

— Зря ты, Федорович, с мужика бумагу не спросил, — недовольно сказал Никифор.

— А у кого тут бумага-то есть? — возразил ему Ксенофонт. — Тут, что ни человек, то беглый.

— Так-то оно так, да как бы не воровской какой варнак. Греха не оберешься...

— А что делать, Никифор? — ответил Василий. — Конечно, он беглый, да ведь в такой глуши не беглого не найдешь. Возьмем, глаз за ним, понятно, нужен. Поживем — увидим.

По гладкой, заснеженной дороге сани неслись под веселый перезвон ямщицких колокольчиков. В широкой кошеве, крытой кибиточно кожаным верхом, сидели Василий Зуев и Ксенофонт. Во второй, открытой кошевке с частью груза ехал Никифор. С остальной поклажей шли простые розвальни.

Все дальше и дальше на север. Все безлюднее становились места. Сосны уступили место мрачным елям. Русские селения исчезли совсем, лишь попадали стойбища манси. Искренний, простой народ пришелся Василию по душе. Жили они в лесу семьями или роднею. Промышляли охотой, главным образом, на лося. Ловили лосей в специальные ямы, стреляли с помощью настороженных луков.

На одной из остановок Василий решил поохотиться. Наутро в лес налегке вышло четверо: Василий, Никифор, Михаил и Наль — мальчик манси. Наль — по-русски стрела.

— Зачем нам мальчишка? — протестовал было Михаил. — Помеха одна.

— Не говори зря, — вступился за Наля Никифор, — лес он хорошо знает, на лыжах лучше нас бегает. Какая от него помеха?

Шли на коротких широких лыжах, подбитых снизу лосиным мехом, хорошо скользящим по снегу и сдерживающим лыжи при подъеме. К концам привязаны веревочки, чтоб управлять лыжами на поворотах. В первый день одолели около двадцати верст. Чуть стало смеркаться, остановились на ночлег.

Никифор и Михаил срубили две сухостойные сосны и положили их друг на друга, закрепив с боков кольями. Со стороны ветра натянули наклонно плотный полог. Между пологом и бревнами наслали елового лапника — получилась хорошая постель. У сухих бревен развели костер. От него загорелись и бревна. Горели ровно и жарко. Хотя за костром смотреть было не нужно, но решили ночью караулить по очереди. Первым дежурить остался Михаил, его должен сменить Никифор. Вскоре охотники спали. Костер горел хорошо, на еловом лапнике было тепло, мягко.

Никифор проснулся только под утро. Небо над головой уже побелело. Оглянулся недоуменно по сторонам, ища глазами проводника. Почему же он не разбудил на смену? Но у костра не было ни проводника, ни мальчика. Никифор, как подхлестнутый кнутом, вскочил и увидел, что нет обоих ружей и всех лыж.

— Варнак! — заскрежетал зубами Никифор и стал будить Василия. Со сна Зуев не сразу понял, что случилось. Наконец, дошло и до него. Наскоро собрались и кинулись по следу. Кто-то шел без лыж. По размеру следа решили, что Наль. Шагах в пятидесяти мальчика нашли прикрученного к дереву с тряпкой во рту. Да, проводник провел их крепко: бежал, захватив ружья, припасы, лыжи. Освободили от пут мальчика. Придя в себя, он торопливо рассказал о том, как, увидев уходящего в лес проводника, увязался за ним, но был схвачен.

— Маху мы дали, Федорыч, — рассуждал Никифор, — попались на удочку. Я еще вчерась проследить хотел, да, вишь, сморило меня.

— Что же делать? — мучился Василий.

— Вертать обратно, — предложил Никифор, — трудно по снегу, убродно, но что поделаешь.

Наль, отойдя от друзей, углубился в лес, по лыжному следу. Он что-то нашел и позвал Зуева и Никифора к себе. Проваливаясь в снег по колена, Василий и Никифор поспешили на его голос. Мальчик, орудуя ножом, срезал гибкие ветви кустарника, сгибал их в дугу и связывал тонкими ремнями. Это он мастерил снегоступы. Они хорошо держали на снегу.

— Здорово! — обрадовался Никифор. — Ай да малец! Да с такими снегоступами мы за два дня доберемся до места!

Обрадовался и Василий. Но мальчик почему-то не хотел возвращаться назад. Он упорно тянул их идти в погоню. Говорил торопливо, сбиваясь с русского на язык манси, так что Никифор и Василий едва понимали его. Единственное, что они поняли наверняка, это то, что беглец пошел «худой дорогой» и далеко уйти не мог. Поколебавшись, решили идти за мальчиком. Вскоре заметили, что идут по узкой дороге, кем-то проложенной в глухом лесу. Идти стало легко, и путники вперед продвигались быстро. Вдруг Наль замедлил шаг и, наконец, остановился, показывая рукой на черный провал, резко выделявшийся на снежной дороге. Осторожно двинулись вперед. То была яма.

Возле нее остановились. Дорога, по которой шли, оказалась лосиной тропой. На ней-то манси и устроили ловчую яму глубиной до двух сажен. Сверху яму прикрыли тонкими прутиками, листьями, а потом их занесло снегом. Если проводник, провалившись в яму, не напоролся на острый кол, то все равно без посторонней помощи выбраться наверх ему не удастся.

Никифор и Василий, сторожась, приблизились к яме.

— Эй! — крикнул Никифор.

— Осторожно, у него ружья, — предупредил Василий.

В яме что-то зашумело, зашуршало.

— А ну, бросай наверх ружья и топор! — приказал Никифор. — В яме затихло. — Затаился, варнак. Что будем делать?

— Надо уговорить!

— Уговоришь его! Как пальнет. Пойдем, пусть подыхает в яме. Ружей только жалко.

— Что ружья? Человек пропадает, — и, подойдя почти вплотную к яме, Зуев спокойно сказал беглому: — Выбрасывай ружья и вылазь. Поговорим.

— Знаем мы этот разговор. Руки скрутите и в Горную полицию, — раздался из ямы приглушенный голос проводника, — лучше тут пропадать, один конец.

— Может, и без Горной полиции обойдемся, — сказал Василий.

— Что с ним толковать? — горячился Никифор. — Пошли отсюда. А к яме потом кого-нибудь за ружьями пришлем.

Он отошел от ямы. Василий тоже.

— Ладно, держи! — крикнул из ямы Михаил, и на снег упало сначала одно, потом другое ружье, а за ними топор, лыжи и мешок.

Подобрав оружие, Никифор отнес его подальше. После этого он обвязал ремень вокруг дерева и бросил свободный конец в яму. Через минуту над ней показалось покрасневшее от натуги лицо проводника. Выбравшись, тот повернулся спиной к казаку и скрестил за спиной руки.

— Вяжи. Все равно жизни не будет.

— Дурак! — отрезал Никифор. К ним, забросив ружье, за спину, подошел Василий. — Зачем тебя вязать? Мы б могли после того, как ты из ямы все выбросил, тут тебя и оставить. Тут тебе и суд, тут тебе и казнь. Да разве можно? Эх ты, голова. Откуда ты?

— Беглый я, — глухо произнес проводник.

— Беглый! — передразнил его Никифор. — Это мы знаем, потому и бумагу не спросили. Какое нам дело, что беглый? Мы, что? Горная полиция?

Проводник угрюмо молчал. Вдруг, кинув шапку, он повалился перед Василием и Никифором на колени.

— Братцы, простите! Нечистый попутал. Да разве я сам мог? Затравили, вот и пошел на такое дело.

— Вставай, вставай! — сказал Зуев, пытаясь помочь, бедняге встать. Осмелел и Наль. Он приблизился к беглецу и с любопытством уставился на него.

— Не встану! — Я вас душегубами посчитал — бары, одним миром мазаны. Что помещик, что смотритель на руднике, что вы.

— Вставай, братец, ничего! — подтолкнул его Никифор. Михаил встал, но шапку не надевал. Голову склонил виновато.

— Мы помещика Турова крестьяне, — проговорил он, — а он нас в карты проиграл. Демидов нас и откупил, согнал с родных-то мест и на Урал. Жена смотрителю не потрафила, он ее на «бабью каторгу» угнал. А тут и на меня доглядчик взъелся. Стукнул я его да в бега. Утеклецом и стал. Одна думка теперь: в Сибирь, в глушь податься. А куда без припаса в тайге? Вот и попутал бес на лихое дело.