— Благодарю, капитан, за вашу любезность.
— Мой народ прожил сотни горьких лет, нас гнули, пытаясь сломить, отуречить, уничтожить наш язык, культуру, но болгар не поставили на колени… Болгары всегда ждали своего освобождения из Москвы, потому что вам известны наши страдания, об этом пишут ваши газеты. Болгары знают: наша боль вам не безразлична.
— Правы, капитан, для России болгарский народ — братский народ.
Ожидая прибытия воинских частей, выделенных ему ставкой главнокомандующего, Гурко наступления на Тырново не приостановил.
Первыми прибыли казаки Краснова, вслед за ними дивизия Шувалова, а на следующий день пришли преображенцы и бригада принца Ольденбургского.
Всех их Иосиф Владимирович встречал вместе с начальником штаба, давал время на короткий отдых и сразу намечал задачу.
Когда весь отряд был в сборе, Гурко назначил совещание. Сошлись в штабной палатке ровно в назначенный час. Уселись тесно. Вот генерал Раух, с лицом болезненным, под глазами черные тени, рядом с ним граф Шувалов, любимец солдат, из одного котла с ними ест и спит в солдатской палатке, хоть и генерал и титула графского. А вот, с виду прост, однако себе на уме, казачий батько генерал Краснов, смотрит на все с прищуром, того и гляди скажет чего-нибудь с усмешкой. Потеснился, дав место полковнику Оболенскому и принцу Ольденбургскому. Вошли Скобелев и есаул Баштанников.
Гурко обвел всех взглядом, остался доволен. Заговорил с хрипотцой. (Накануне выпил воды из родника, а сам разгоряченный был.)
— Господа, надеюсь, вам известно, с какой целью командование создало Передовой отряд. Нет необходимости разъяснять, какие перед нами поставлены задачи… Мы первыми проложим дорогу через Балканы, и у нас должен быть один девиз: вперед и только вперед! Мы преодолеем все трудности, но почетную миссию оправдаем и гордимся доверием. Чувством этим должен проникнуться каждый солдат… От нашего наступления зависит продвижение Дунайской армии… О диспозиции наступления будут даны соответствующие указания… Вот наш предполагаемый маршрут. — И Гурко карандашом, как указкой, провел по намеченному пути.
Карандаш остановился перед горной грядой. Краснов головой качнул:
— Конем не разгуляешься.
— Придется спешиться, — согласился Гурко.
— Вашим казачкам, Даниил Васильевич, не грех бы и ноги размять, — вставил Баштанников.
— Есаул, ты хоть знаешь, с какой стороны к коню подходить?
— Господа, — Гурко оборвал смешки, — если вопросов нет, прошу расходиться и быть готовым к выступлению. Нам предстоит отбросить турецкие таборы и проложить дорогу к Тырново, древней столице Болгарии…
По пути разведка донесла: тырновский гарнизон спешно строит укрепления. И тогда Гурко решил: брать город будет 8-я Гвардейская кавалерийская дивизия, а предварительно проведет артиллерийский обстрел укреплений. Генералам Краснову и Шувалову быть готовыми, в случае появления в тылу конницы черкесов, отразить ее удар…
На рассвете залпы орудий сотрясли город. Турки не ожидали столь стремительного натиска, и их таборы спешно покинули Тырново и отступили к Шейново.
С восходом солнца в древнюю столицу болгар вступила 8-я Гвардейская кавалерийская дивизия…
Восторженно встречали тырновцы российских солдат. Они забрасывали их цветами, бежали, держась за стремена, угощали всем, что имелось в домах.
Проезжая берегом шумной Янтры, Иосиф Владимирович вспомнил: где-то здесь стоял замок легендарного царя Симеона, поднявшего восстание против владычества византийской империи. Когда киевский князь Олег плыл морем на Царьград, его дружина шла берегом моря. Болгары помогали киевскому князю…
Подъехал Нагловский. Гурко сказал:
— Дмитрий Степанович, дайте указание по отряду, отдых до следующего утра. Интендантам обеспечить солдат горячей пищей, ротным и эскадронным устроить всему личному составу, здесь, в Янтре купанье. Ничего, что вода холодная, усталь скинут…
Император не ожидал брата. Великий князь явился неожиданно, обрадовал: телеграфное сообщение — генерал Гурко взял Тырново.
— Генерал Гурко? Но, насколько я знаю, его Передовой отряд еще не развернулся и на прошлой неделе генерал занимал участок по реке Росице от Сухиндола до Никона?
— Именно. Самое удивительное, что Гурко бросил на город только своих драгун да совершил обстрел из пушек батареи подполковника Ореуса. Стремительность удара решила все.
— Кто ему противостоял?
— Турки держали у Тырново пять таборов пехоты, батарею и несколько сотен черкесов. Бой был скоротечный, длился не более часа.
— Похвально. Объявите генералу мою благодарность за столь решительные действия.
— Генералу Гурко будет приятно услышать высокую похвалу, ваше величество. И мы не ошиблись, назначив его командиром Передового отряда.
— Какая задача перед ним поставлена?
— Перейти Балканы и выйти в Забалканье.
— И это все?
— По мере возможности, ваше величество, продвижение к Адрианополю…
Разговор между царем и главнокомандующим велся на царской квартире на исходе дня 8 июля. А 10 июля Александр Второй получил телеграмму из Берлина с ядовитым смыслом, за которым угадывался Бисмарк:
— Поздравляю с успехом. Но где же турки?
Император показал ее Милютину:
— Видите, как скверно, когда войну наблюдают иностранные корреспонденты…
На что военный министр ответил:
— Передайте, ваше величество, корреспондентам: будут еще турки. Все впереди.
Кто видел молодого, сурового подполковника в форме болгарского ополченца, никогда бы не подумал, что он способен рыдать, как ребенок.
Да и сам Константин Кесяков не помнил, когда ронял слезу. Разве что в день смерти матери.
Но вот настал час, и его первая дружина переправилась через Дунай. Берег наплывал, но Константину Кесякову время казалось вечностью.
Молчаливо сгрудились дружинники, замерли в ожидании. Толчок, и паром остановился, закачался на воде, подполковник прыгнул первым, ноги подломились в коленях. Сняв шапку, целовал землю. Грудь сжало, по щекам текли слезы.
Не стыдясь, плакали дружинники. Наконец подполковник поднялся, посмотрел на своих воинов:
— Братушки, мы дома, в своей кровью омытой Болгарии. Но прежде чем мы назовем ее свободной, многих не досчитаемся. Знайте, то будет святая смерть, дорогая плата за волю нашего народа. Пойдем же смело за нашими старшими братьями, русскими солдатами.
— Клянемся! — единым криком огласился дунайский берег.
Подполковник, смотрел на Систово, на зелень садов, белоснежные минареты над городом, купол православного храма и мысленно видел себя семнадцатилетним, когда он, Константин Кесяков, вместе с Любеком Каравеловым добирался в Москву, учился в университете и достиг звания магистра математики.
Но Болгария, многострадальная Болгария звала властно к борьбе, и он, закончив Константиновское военное училище, вступает на службу в Преображенский полк в чине поручика, связывается со Славянским комитетом, выезжает в Белград и Сербию, формирует болгарский легион. Своими глазами видел он, как расправляются османы со славянами.
Теперь Константин Кесяков — подполковник и командир первой дружины болгарского ополчения. Генерал Столетов попросил откомандировать к нему Кесякова, как только было принято решение о создании болгарского войскового соединения.
Последняя дружина покинула паром. Воины строились поротно. В голову колонны пронесли самарское знамя, полотнище полоскалось на ветру.
Подполковник вспомнил день, когда его вручали ополчению. Тогда Кесяков переводил дружинникам, о чем говорили самарские гости и присутствовавший при вручении главнокомандующий Дунайской армией.
А над Систово, над широким Дунаем, над ближними и дальними полями пронесся молчавший многие и многие годы колокольный перезвон. Из города встречать своих болгарских воинов, в строгом облачении, с хоругвями и иконами, шли священники, валил народ. Было торжественно и празднично.
Ворвавшись в Систово с драгомировской дивизией, поручик Узунов так и не успел как следует рассмотреть этот городок. Потому, едва ополченцы переправились через Дунай, Стоян приступил к знакомству с городом. Посмотрел развалины стен лагеря римских легионеров. Подивился множеству магазинчиков и торговых палаток. Городок-то не так велик. Походил по базарам. У каждого свое назначение: на одном лошадей продают, на другом — птицу или иную живность, а вот на третьем — вино бочками.
Болгары то и дело затрагивали Стояна, приглашали в гости. Систовцы всю теплоту своего сердца отдавали своим, болгарским войникам. Они зазывали дружинников в свои дома, пели вместе с ними родные песни, играла их музыка. Но была тишина в кварталах, где жили турки да те болгары, какие служили Порте или хотели походить на османов.
