У Белы через Янтру новый каменный мост о двенадцати пролетах. Да ущелья Самовода частые курганы, а от Самовода начались горные ущелья, ведущие к центральному хребту Балка. О них урус-генерал Гурко и разобьет себе лоб.
Миновали монастыри: на правом берегу Янтры — Святой Троицы, на левом — Преображения. Безлюдные, запущенные православные монастыри.
Мрачен взгляд Селима. Гяуры гонят армию великого султана, как стадо баранов. У Селима один глаз, но он видит, как Передовой отряд генерала Гурко наступает им на пятки.
Жарко. Кривой Селим феской отирает пот с лица и снова нахлобучивает ее на бритую голову. Недобрые мысли у Селима. Война с Россией началась неудачно для Порты. Потерять Болгарию для Турции — равно Селиму лишиться последнего глаза.
Кривому Селиму, не забывшему свое безрадостное детство на окраине Стамбула, Болгария — райская страна. Здесь он и его башибузуки уже успели набить свои хурджумы.
В тени разлапистых чинар у реки шайка сделала привал. Стреножив коней, разожгли костры, освежевали баранов. Над долиной потянуло жареным мясом.
Селим умылся, отерся полой длинной рубахи, уселся на траве, скрестив ноги. Ему подали зарумяненный бараний бок. Орудуя ножом, Селим ел жадно, не успевая пережевывать. Ему казалось, он никогда не насытит свое тощее брюхо.
На окружающий мир Селим смотрел, как учил мулла. Мулла читал святой Коран и советовался с Аллахом, Аллах говорил устами муллы.
«Не имей жалости к неверным. Чем больше ты убьешь их, тем быстрее твоя душа вознесется в кущи блаженного рая».
Рай, в представлении Селима, был подобен дворцу и огромному саду главаря всех башибузуков досточтимого юз-баши Ахмед-Юнус-бея, жившего в Адрианополе. У юз-баши Селим с другими предводителями отрядов башибузуков побывал накануне войны. Ахмед-Юнус-бей, седобородый старик с лицом цвета печеного яблока, благословил башибузуков на уничтожение гяуров.
И Селим во всем следует советам муллы и юз-баши. Он не ведет счет жертвам. К чему? Аллах видит старания Селима и воздаст ему должное из милостей своих.
Сердце кривого Селима не дрогнет, а ятаган остер, как бритва, даже тогда, когда глаз видит красавицу гяурку. Селим знает: кончится война и он увезет в Стамбул ту, которая приглянется ему. Мулла освятит его брак, и болгарка родит ему сына.
— О, машалла![23] — кривой Селим довольно потирает ладони.
Пока же башибузуки убивают и режут гяуров, как овечек. Стоны и проклятия неверных сладкой музыкой отдаются в душе Селима. Он улыбается. Сегодня на рассвете его шайка оцепила деревню. Местные крестьяне ожидали братушек, а пришел он, Селим, как кара, какую творил Пророк. И никто из той деревни не увидит урусов.
Улегся кривой Селим на кошму, прикрыл глаз. Журчит вода у берега Янтры, убаюкивает. Набежал освежающий ветерок и тут же рассыпался в кроне чинары. Его дуновение коснулось заросшей щетиной лица Селима, чем-то напомнив ему родное селение. Вспомнилось давно забытое лицо матери.
Пробудился Селим в тревоге. Метались башибузуки, вьючили коней, подтягивали подпруги. Селим догадался: урусы поблизости.
Вскочив в седло, кривой Селим погнал коня. За ним, нахлестывая лошадей, с криком уносились башибузуки.
Утро только начиналось, а оперативное совещание при главнокомандующем подходило к концу. Генерал Гурко заканчивал свой доклад. Вывод для всех присутствующих был неутешительным. По данным рекогносцировки, проведенной накануне заместителем Гурко генералом Раухом, турки усиленно охраняют Шипкинский, Твердинский и Травненские перевалы. Выбить их — потребует длительного времени и больших сил.
— Иосиф Владимирович, — спросил Радецкий. — Так ли уж безнадежно положение на этих перевалах, как уведомил вас генерал Раух?
— Генерал Раух, Федор Федорович, ко всему отличный оперативник.
— Да, известия не из приятных, — снова сказал командир корпуса Радецкий.
— Через Шипку проложена дорога, — заметил великий князь. — Овладеем мы этим перевалом и откроется путь в Забалканье.
— Ваше высочество, но для этого мы пока не очистили северную часть Забалканья, где имеются укрепления турецкой армии. Взятие их связано с огромными жертвами, — сказал Гурко. — Турки встретят нашу армию губительным огнем в спину. Требуется как можно быстрее овладеть этими турецкими укреплениями.
Непокойчицкий язвительно усмехнулся:
— Генерал Гурко не открыл нам ничего нового.
Иосиф Владимирович на начальника штаба не обратил внимания. Посмотрев на главнокомандующего, сказал:
— Мы поискали иную дорогу.
— И вы ее нам можете указать? — великий князь поднял брови.
Гурко подошел к карте Балкан:
— Считаю, для выхода в Долину Роз надо использовать Хайнкиейский перевал. Именно здесь, где турки нас не ждут, считая его непроходимым, мы и проведем свой десятитысячный отряд, спустимся в Долину Роз.
— Вы проводили рекогносцировку в этом направлении? — спросил великий князь.
— Да, ваше высочество. И мы со штабом отряда проиграли возможный маршрут.
Тут снова вмешался Непокойчицкий:
— Как мне известно от полковника Артамонова, сами турки считают данный перевал непроходимым. Неслучайно они назвали его Предательским — Хаин-Богаз. Нет, путь из Присово в забалканское село Хайнкией мы принять не можем.
— Верно, Артур Адамович, путь предательский, — сказал Гурко, — но мы выбираем его, ибо он единственный, какой выведет нас в Забалканье.
— Да, — протянул командир корпуса, — задача сия сложная:
— Не отрицаю, Федор Федорович, — согласился с ним Гурко. — На расчистку дороги мы пошлем сотню уральцев и конно-саперную команду, а пушки понесем на руках.
В штабной палатке воцарилась тишина. Первым нарушил ее главнокомандующий:
— Господа, если командир Передового отряда так уверен, тогда и возложим эту операцию на генерала Гурко.
Все согласились, а Иосиф Владимирович обратился к великому князю:
— Ваше высочество, в штабе Передового отряда разработаны два варианта действий после выхода в Забалканье.
Николай Николаевич снова поднял брови:
— Именно?
Гурко снова подошел к карте:
— Случись, силы противника окажутся значительными, ограничимся обороной южных выходов Хайнкиейского перевала. Если Бог милует, после достаточной разведки ударим на Казанлык, разобьем резервы неприятеля и угрозой с тыла принудим турецкие войска на Шипке покинуть свои позиции.
— Ваше мнение, господа? — главнокомандующий обратился к присутствующим.
Поднялся полковник Артамонов:
— План генерала Гурко считаю обоснованным. Отряд будет обеспечен болгарскими проводниками. Разведка налажена.
— Прекрасно. А что скажете вы? — главнокомандующий посмотрел на Непокойчицкого.
Начальник штаба проявил сдержанность:
— Командиру Передового отряда отвечать за план. У нас нет основания сомневаться в выводах генерала Гурко и его штаба.
Командир Рущукского отряда цесаревич Александр, молчавший до того, кивнул:
— Я не сомневаюсь в продуманности операции.
— Да, — великий князь потер виски. — Вам, генерал Гурко, придается болгарское ополчение.
— Благодарю, ваше высочество. Когда мы отбросим турок от перевала, дружины генерала Столетова обеспечат его охрану.
— Хорошо, — одобрил такое решение Николай Николаевич. — Вам мы придадим еще полк 9-й пехотной дивизии.
Гурко спросил:
— Позвольте, ваше высочество, в Забалканье поступать на месте согласно обстановке.
— Я ценю ваше рвение, Иосиф Владимирович и доблесть солдат Передового отряда. В целом план перехода Хайнкиея и последующие операции мы одобряем, но продвижение глубоко на юг запрещаем. Сегодня военный министр довел до моего сведения: из нашего посольства в Париже получено сообщение, турецкое командование перебрасывает морем из Черногории тридцатитысячную армию Сулеймана-паши. Она, естественно, будет брошена против вас, Иосиф Владимирович.
— Сулейман-паша противник серьезный, — промолвил Гурко, — но, ваше высочество, Бог не выдаст, свинья не съест. Российскому солдату ведома наука побеждать…
Штаб покинули Гурко и Радецкий вместе… Федор Федорович уже в седло сел, заметил:
— Тяжелую ношу взвалили вы на себя, Иосиф Владимирович. Не лучше ли было повременить, пока Шипка откроется?
— Нет, Федор Федорович, операция действительно сложная, но, осуществив ее, мы нависнем над турецким флангом.
— Помогай вам Господь, Иосиф Владимирович.
Горы Балканские.
Цепь их тянулась через всю Болгарию с запада на восток. Горы разделили Болгарию на две части: южную и северную. В те времена попасть из одной части в другую можно было, лишь перевалив через Шипкинский хребет, где имелась сносно проложенная дорога. Были еще проходимыми Твердинский и Травенский перевалы, но такой дороги, как на Шипке, не имелось. Турецкое командование выдвинуло к этим перевалам значительные силы, укрепив их надежно. Убеждение в том, что балканские горы прочно прикрыли Османскую Порту, настолько было велико, что султан Абдул-Хамид, принимая английского посла, бахвалился:
