мира. День и ночь люди в них были настороже: с рассвета до темна на вышках, у огромных куч сухого хвороста, густо политого дегтем, дежурили дозорные — обычно юноши и подростки — и поглядывали вдаль, в степную сторону. Оттуда время от времени появлялись орды кочевников, страшные в своей жестокости и разрушительной силе. Получив отпор, они откатывались назад, оставляя после себя трупы и пожарища. Три-четыре раза в столетие, а то и чаще, случались такие кроваво-огненные приливы и отливы. Умудренный летами росс переживал их не однажды, и если судьба покровительствовала ему и он не падал бездыханный на поле брани, то крепко-накрепко наказывал детям и внукам не доверять степи, быть всегда начеку, чтобы в любой час вскочить на коня и стать на защиту своего племени, на защиту детей, жен и матерей. Так повелось еще со времен беспощадных киммерийцев [32], предавших огню и мечу земли многих народов, так было во времена скифов, заставивших трепетать от страха тогдашний мир [33], так было и теперь, при сарматах, лавины которых хлынули из танаисских далей в северные припонтийские просторы, вытеснили из них скифов и стали грозой степи. Да и как было не стать ею! Нелегко было устоять против тяжеловооруженной сарматской конницы, против их тяжких мечей и длинных копий, против их множества и решимости подчинить себе все встречные племена! Даже эллины, раскинувшие свои селения по северным и северо-восточным берегам Понта, с трудом отбивались от них. А в степи рыскали не одни сарматы. Племен на земле много, и все в движении. Какое же из них появилось у росского порога?
Времена наступали тревожные, близились события, которым суждено было изменить судьбы народов и государств. Рим одряхлел. Почувствовав его слабость, к рубежам колоссальной империи устремились орды варваров: с севера надвигались готы, у берегов Истра изготовились для нападения геты и карпы, в припонтийских степях все активнее становились сарматы, особенно с тех пор, когда самые воинственные из них — аланы [34] — скатились с северного Кавказа к рубежам малоазийских провинций Рима; а в Приуралье уже поворачивали своих низкорослых гривастых коней на запад орды гуннов… Всех их манили к себе богатства империи, а это по-своему объединяло варварские племена в один антиромейский союз, что, однако, не мешало им враждовать между собой.
В это неспокойное время, сулившее народам нескончаемые беды, один только росский мир оставался цельным. Россы жили привычной жизнью, широко и свободно расселяясь по земле, — сначала в родовых градах, окруженных высоким тыном, потом в открытых селениях вдоль рек и озер. Здесь уже роды смешались, образуя ответвления единой племенной общности. Россы чтили законы предков, они пахали землю, растили хлеб, варили железо, бортничали. Их жизнь не была безоблачна, они нередко ссорились между собой, но к оружию прибегали только в случае крайней нужды. Они радушно принимали чужеземцев, если те шли к ним не с мечом, а с товарами. Гости с берегов южного моря находились под их особым покровительством. Караваны эллинских судов беспрепятственно поднимались по Данапру в глубь росской земли. Эллины везли соль, ткани, украшения из бронзы и золота, кубки, чаши, вино, дорогостоящее оконное стекло. Россы брали многое, особенно охотно соль и изделия из металла, а эллины выменивали у них меха, шкуры, хлеб, мед. Покровительство россов эллинским купцам заходило так далеко, что обида, нанесенная гостям в каком-нибудь одном селе, воспринималась в других селениях как оскорбление чести всего племени, и, случалось, провинившихся сурово наказывали. Эллины с похвалой отзывались о росском гостеприимстве и дорожили им.
Но если к россам шли с мечом, об этом тотчас узнавал весь росский край. В небо устремлялись черные дымные столбы, разнося по округе тревожную весть. Тогда разом стихали внутренние ссоры, и росская земля ощетинивалась копьями, стрелами и мечами. Женщины и дети уходили в лесные грады, куда до них не мог добраться враг, а мужчины садились на коней или пешими сходились у своего воеводы. Пеший в лесах не уступит конному: там, где всадник с трудом продирается сквозь чащобу, пешему в любую сторону открыта дорога.
Первый удар врага принимали на себя окраинные заставы — они сдерживали чужаков и с боями отходили в глубь росского края, а по пути к ним присоединялись новые воины. Росская земля превращалась в могучую дружину. Чем сильнее на нее давили извне, тем с большей силой она отбрасывала от себя врага, пока не сокрушала его. Так издавна поступали предки россов, так они завещали поступать внукам и правнукам.
В свое время на росскую пружину наткнулись киммерийцы и скифы, опробовали ее на себе и сарматы.
Россы приспособились к соседям-степнякам: они знали, чего можно от них ждать и как от них защититься. Опаснее сарматов были готы. Слух о них доходил до юго-восточных росских окраин из низовий Одра и Вистулы, где пролегала неустойчивая граница между северо-западными россами и германцами. Готы были многочисленны и воинственны. Как и россы, они жили в лесах и лесостепях, поэтому без труда находили самые запутанные лесные тропы. Готы доставляли немало хлопот северо-западным россам, а с тех пор как готы снялись со своих земель и двинулись в сторону припонтийских степей, слухи о них становились все тревожнее. Росские земли оказались сжатыми с двух сторон: на юго-востоке были сарматы, с северо-запада надвигалась лавина готов.
Кто же из них напал первым?
С Красной горки всадникам открылось взбудораженное Загорье. Скакали конные, перекликались взволнованные голоса, мычал встревоженный скот. А за Загорьем и по сторонам от него в небе висели дымные столбы, безмолвно и грозно свидетельствуя: идет враг!
Видя, что Даринка и Останя готовы повернуть назад, Фалей стал у них на пути:
— Быстро в Вежино!
Они поаернули к Вежинке и тут увидели всадников, скачущих им наперерез. Это были сарматы, охотники за людьми! Они яростно погоняли своих гривастых коней, выставив перед собой длинные пики. Их было не менее ста, тяжеловооруженных, с круглыми, обтянутыми воловьей кожей щитами.
— Мы задержим их! — крикнул Фалей. — Спасай Дарину.
Останя и Даринка с хода перемахнули через Вежинку и устремились к лесу, а воины Фалея принялись осыпать степняков стрелами. Что было дальше, Останя и Даринка не видели.
Останя беспокойно оглядывался: не отстает ли Даринка. Еще с версту, и они ступят на тропу к лесному жилищу Ивона, а на ней их уже не догнать.
Лощинка, кустарник, светлое пятно травянистого луга. Кони почти перемахнули через него, и Останя уже чувствовал спасительную близость леса, когда Даринка отчаянно вскрикнула. Останя круто осадил Лося.
