в условиях экстремальной повседневности могли содержать искажения, индекс промышленного производства в РСФСР в 1920 году был в два раза ниже уровня 1918 года, а от уровня предвоенного 1913 года составлял всего лишь пятую часть [166]. Больше всего пострадал сектор выпуска средств производства в промышленности.
Справедливости ради необходимо отметить, что обрушение экономики началось еще в 1916 году и продолжалось до 1919–1920 годов [167]. Винить в развале экономики принято продразверстку и политику военного коммунизма, однако и то и другое придумали вовсе не большевики.
Впервые идею изъятия хлеба официально сформулировал управляющий Министерства земледелия Российской империи А. А. Риттих. 29 ноября (12 декабря) 1916 года он подписал постановление «О разверстке зерновых хлебов и фуража, приобретаемых для потребностей, связанных с обороной», которое было опубликовано 2(15) декабря 1916 года.
Понятие «военный коммунизм» было введено до октябрьских событий. А. А. Богданов, ученый-энциклопедист и революционный деятель, писал в июле 1917 года о возникающей в ходе Первой мировой войны и Февральской революции экономической системе: «Эта система “непредусмотренная” и “ублюдочная”, но… родители этого ублюдка – совсем не те, которым его подкидывают. Один из родителей – капитализм – правда, не подлежит сомнению, но другой – вовсе не социализм, а весьма мрачный его прообраз, военный потребительский социализм. Разница немалая. Социализм есть прежде всего новый тип сотрудничества – товарищеская организация производства; военный коммунизм есть прежде всего общественная форма потребления – авторитарно-регулируемая организация массового паразитизма и истребления. Смешивать не следует» [168].
Большевики оказались «первыми учениками» и царского, и Временного правительства и довели начатое ими до логического конца. В итоге экономическая катастрофа коснулась практически каждого жителя страны.
Культурная катастрофа или, если угодно, революция, – как ни называй, все равно это слом ценностей, которые утверждались веками, – началась задолго до большевистского переворота, и не только в России, но и во всем западном мире. У нас она проявилась особенно ярко под названием «Серебряный век». В Европе мощным катализатором этой катастрофы проявила себя Первая мировая война.
Однако события 1917–1922 годов в России усугубили культурную катастрофу тем, что произошло заметное снижение культурного потенциала страны в результате гибели (были расстреляны, умерли от болезней и голода) и эмиграции (уехали сами, оказались в других государствах, отколовшихся от империи, были высланы большевиками) многих представителей науки, в том числе правовой [169].
Самый сокрушительный удар был нанесен по гуманитарной науке, однако страна лишилась и многих естествоиспытателей и инженеров, таких как Сикорский [170] и Зворыкин [171].
Что касается культуры, то погибли или уехали многие поэты, литераторы, музыканты, художники, правоведы. Среди них – немало великих.
Интересно задаться вопросом: а остались бы в стране все эти эмигранты в случае победы белой диктатуры? Вряд ли, поскольку насилие, принуждение в крайних формах, террор культуре противопоказаны.
Вместе с тем в случае красной диктатуры было еще одно отягчающее обстоятельство: существенно сжалась среда, способная воспринять плоды творчества ученых и мастеров искусства. Иначе говоря, меньше стало людей, придерживающихся традиционных культурных норм, а именно представителей дворянства, священства, офицерства, купечества, зажиточного крестьянства, значительной части мыслящей интеллигенции, то есть основных страт, определяющих культуру общества.
Как ни крути, любая культура по определению имеет религиозные корни, а мораль и религия – это почти синонимы. Так что кризис морали, или моральная катастрофа, является производной от катастрофы культурной.
Если на Западе послевоенное «потерянное поколение» [172] просто стремилось наверстать упущенные во время войны радости жизни, то большевистская диктатура осуществляла слом традиционной морали на совершенно иных основаниях. Моральным большевики считали только то, что способствовало диктатуре пролетариата и построению коммунизма, а классовые цели они оправдывали любыми средствами. Ленин подчеркивал: «Всякую такую нравственность, взятую из внечеловеческого, внеклассового понятия, мы отрицаем. <…> Классовая борьба пролетариата и ее методы не могут быть обсуждаемы и осуждаемы с точки зрения какого-либо незыблемого нравственного мерила…» [173].
«В каком смысле отрицаем мы мораль, отрицаем нравственность? <…> В том смысле, в каком проповедовала ее буржуазия, которая выводила эту нравственность из велений бога. Мы на этот счет, конечно, говорим, что в бога не верим…» [174].
Православную церковь Советская власть воспринимала как неотъемлемую часть старой модели государственного устройства и системы ценностей и потому видела в ней идеологического и политического противника. Епископ Феофан Затворник [175] предупреждал: «Когда же всюду заведут самоуправство, республики, демократию, коммунизм – тогда Антихристу откроется простор для действования. Сатане не трудно будет подготовлять голоса в пользу отречения от Христа… <…> Вот когда заведутся всюду такие порядки, благоприятствующие раскрытию антихристовых стремлений, тогда явится и Антихрист» [176]. И как в воду глядел. Октябрьская революция была в том числе антихристианской.
Российская православная церковь представляла собой весьма внушительную силу. В 1916 году она имела 77 727 церквей, часовен и домовых храмов, 478 мужских и 547 женских монастырей, 21 330 монахов и 73 299 монахинь, 117 915 служителей разных чинов, 56 семинарий и 4 духовных академии. Церковь насчитывала 67 епархий и около 55 тысяч приходов, а главное – 105 миллионов прихожан [177]. Для крестьянства, а в начале XX века 85 % крестьян были неграмотными, церковь оставалась единственным источником представлений о мире.
К сказанному необходимо добавить несколько слов об общей ситуации и обстановке, сложившейся во время выборов патриарха Московского и всея Руси.
Напомним, патриаршество существовало на Руси с 1589 по 1721 год, его ликвидировал Петр I, образовав Святейший Синод. Возглавлял Синод обер-прокурор, который подчинялся императору.
При Николае II разговоры о возвращении патриаршества стали принимать документальную форму. Николай не возражал. Подготовка Всероссийского Поместного собора началась в феврале 1912 года, императором было создано Предсоборное совещание.
Основная часть выборов в Поместный собор, а также подготовка проектов документов пришлась на время деятельности Временного правительства, однако восстановление патриаршества произошло только 28 октября (11 ноября) 1917 года. Сами выборы патриарха прошли 5(18) ноября 1917 года, то есть уже после Октябрьского переворота, и повлиять на ситуацию в стране, увы, уже не могли.
Нравится нам или нет, но напрашивается параллель с Учредительным собранием: основная фаза его подготовки также приходилась на период деятельности Временного правительства, но выборы и созыв собрания проходили уже при большевиках.
Два главнейших органа для России – Учредительное собрание и Поместный собор – были раздавлены за два с небольшим месяца.
Если Учредительное собрание, где главенствовали эсеры и меньшевики, представляло угрозу легитимности власти большевиков, то церковь была важным элементом жизни в дореволюционной России. Она ведала учетом рождений и смертей, защищала брак и семью, блюла нравственность прихожан. Поэтому с первых дней после прихода к власти большевики всеми силами стремились исключить церковь из жизни общества, подорвать ее многовековые устои.
Еще в Декрете о земле от 26 октября 1917 года наряду с помещичьими национализировали все церковные земли. Руководство Российской православной церкви
