И также, не соединяясь друг с другом, все восемь человек вошли в разное время в ворота одного из домов на набережной, прошли под аркой во второй двор и там, поднявшись несколько ступенек вверх, остановились у единственной на площадке двери с облупленной вывеской, извещавшей, что здесь типографское заведение господина Альтшуллера.
Невысоконький, с лихорадочно постреливающими глазками, с мигающими часто ресницами, поседевшими теперь от мороза, успел раньше другого протянуть руку к звонку и потянуть вниз его деревянную рукоятку.
— Зачем так сильно, Ваня? Испугаешь еще… — ворчливым шепотом сказал один из компании.
Он вытащил из кармана револьвер. То же самое сделал и другой спутник.
— Кто там? Какой леший? — раздался за дверью глухой стариковский голос.
— Открой, пожалуйста, Егор Силыч.
— Кто это?
— Это я, Вася Курдюмов, из наборной…
— Чего тебе? — хрипел голос сторожа, и застрекотал ключ в замке.
— Покупочку, понимаешь, забыл нынче. Женка заругает, питания ожидает.
Сторож, покряхтывая, открыл дверь, — на него наставлены были дула револьверов.
Он даже не сообразил сразу, что произошло, и без испуга, но с видом осоловелым продолжал держаться рукой за косяк двери. Его связали, отобрали ключи и оставили в прихожей какого-то неизвестного ему человека, который все приговаривал, успокаивая:
— Тихо, дед, тихо. Ничего тебе не будет. Тихо, дед.
В наборной работало пятеро. Они собирались уйти через полчаса, закончив срочный заказ, врученный им после обеда хозяином.
— Руки вверх, товарищи! — приказали в два голоса какой-то высокий, бритый, с седеющими височками, и другой — с рыжеватой бородкой клинышком.
Но все пятеро не столько удивились этим двум вооруженным незнакомцам, назвавшим их «товарищами» в столь необычной обстановке, сколько тому, что рядом с ними они увидели Ваську Курдюмова!
— Васька!.. С чего бы это? — не сдержался пожилой наборщик — угристый, с набрякшим носом, с алкогольной слезой в глазу. — Что тут, Васька, грабить?
— Шпации! — хмуро сострил тот, скручивая за спину и связывая руки товарищу по работе.
— Показывайте, где что, Яша! Быстро! — подошел к нему и шепнул на ухо Сергей Ваулин. — В нашем распоряжении не больше пяти часов.
И он вынул из всех карманов листки заготовленных рукописей.
Решение о вооруженном захвате какой-либо типографии для выпуска номера газеты ПК было принято не сразу. А когда и было принято — то отнюдь не единодушно.
К предложению Сергея Леонидовича одни отнеслись недоверчиво, мало надеясь на реальность такого чрезвычайного мероприятия. Другие, иной раз и прежде колебавшиеся при разрешении вопросов подпольной большевистской тактики, высказывались принципиально отрицательно о таком проекте. Третьи, не возражая против него, настаивали, однако, на том, чтобы отложить осуществление рискованного дела, покуда оно окончательно не будет подготовлено во всех мелочах.
Но все сходились в одном — события назревали так быстро, что выпустить газету было необходимо.
Усталый и несколько изнервничавшийся после неоднократных выступлений в защиту проекта Сергей Леонидович тем не менее не оставлял своей идеи. И когда на последнем заседании исполнительной комиссии вновь стали обсуждать этот вопрос, он торжествующе мог уже сообщить, что люди для печатания газеты отобраны, что один из товарищей — наборщик Яша Бендер — работает, под другой фамилией, в небольшой типографии Альтшуллера, богатой сейчас бумагой, и что эту типографию можно захватить на одну ночь для целей ПК.
Каждый, даже тот, кто противится этим планам, пусть представит себе, какое впечатление должна будет произвести их газета — настоящая четырехстраничная газета! — какое это будет доказательство силы ПК, которого охранка считает уже почти несуществующим. Как обнадежит неожиданный выход газеты людей на заводах, в мастерских, — пусть товарищи поймут громадное политическое значение этого дела, — настаивал на своем Сергей Леонидович, — и пусть утвердят его как дело всей большевистской организации.
— Выгорит. Выйдет дело, — обнадеживал его в сторонке Лекарь.
— Вы думаете, Андрей Петрович?
— Сегодня — видите? — уже другое настроение. Аппетит пришел!
Плечико к плечику ложились свинцовые литеры. Пальцы подпольщиков, как коршуны, клевали гнезда наборной кассы, молниеносно вытаскивая оттуда на верстатку букву за буквой.
Заполнялись реалы. Опытные, умелые руки стягивали шпагатом свинцовые столбики, ставили их на доску.
Ваулин и Лекарь спускали набор на тискальный станок, — получились первые, жирные, расплывающиеся оттиски.
Потом Сергей Леонидович правил корректуру, Ваня-печатник вместе с Громовым готовил, налаживал в соседнем зале машину, перетаскивали оба сюда из кладовой бумагу.
Связанные альтшуллеровские рабочие, сидя на табуретках и разместившись на полу, бездействовали и с любопытством поглядывали на ночных «визитеров». Васька Курдюмов, которого вот тот, с седеющими височками, — главный, по всему видать, — называет почему-то «Яшей», продолжал больше всего занимать их:
— Ай да парень — жох!..
Вдруг он срывается с места, бежит к «главному», кричит:
— Товарищи, вон там берите шапку! Я ее еще позавчерась приготовил… Э, да я сам принесу!
Он убегает на минуту куда-то, приносит газетную «шапку». Мигом она на тискальном станке, и все, побросав работу, рассматривают газетный заголовок:
ПРОЛЕТАРИИ ВСЕХ СТРАН, СОЕДИНЯЙТЕСЬ!
РОССИЙСКАЯ СОЦ.-ДЕМОКРАТ. РАБОЧАЯ ПАРТИЯ
ПРОЛЕТАРСКИЙ ГОЛОС
№______ Петроград, ______ декабрь 1916 г.
— Номер четвертый ставьте, число — восемнадцатое! — распоряжался Ваулин. — Айда по местам, товарищи.
Яша Бендер бежит с оттиском и набором «шапки» к своему месту.
— Васька, покажь! — просит один из связанных.
— Тебе покажи, дурню, — все равно не поумнеешь! — бросает на ходу Бендер. — Афишу такую — на все тумбы: царь тебя, чахоточного, министром жалует!..
— Ты, уважаемый, не бреши, — сами с усами!
— А ты, Костя, не слушай, если не веришь. Отмену войны печатаем… сюрпризом!
— Вот рыжий!.. Так завирается, что и дома не ночует!
— Что верно — то верно: не ночую! — ухмыльнулся Бендер, продолжая работу.
Задетый его локтем, оттиск «шапки» слетел на пол лицевой стороной вверх. Один из альтшуллеровских рабочих низко нагнулся над ним и вслух, чтобы слышали все остальные, прочитал заголовок.
— Ну, ты! — кинулся к нему Яша. — Завтра, гляди, к приставу побежишь!
В ответ все услышали вдруг громкую, сорвавшуюся с чьих-то горячих уст матерщинную брань.
— В чем дело? — прибежал из другого конца наборной Сергей Леонидович.
— Я ему, паршивцу, за пристава морду набью! — кивнул на Бендера альтшуллеровский рабочий. — Когда это Костя Прохоров легавым по участкам бегал?
— Кто это Прохоров? — непонимающими глазами смотрел Ваулин.
— Я — Прохоров, — сказал горделиво большеголовый и большеротый, скуластый «пленник».
— Ну, и что, товарищ?
— А вот то!.. Вы говорите «товарищ», а он шпиком обзывает. Дело это, — как, по-вашему?
Через минуту-другую с помощью Ваулина наступило примирение. Но тот, кто звался Прохоровым, уже не отпускал от себя Сергея Леонидовича.
— Послушайте, уважаемый… не знаю, конечно, как звать вас. Понимаем теперь, конечно, для чего в таком виде заявились.
— Да мы и не скрываем в общем… — усмехнулся Ваулин. — Зачем нам перед рабочими скрывать? Мы вам тут несколько газет оставим, — пообещал он.
— Спасибочко! — отозвался кто-то из рабочих.
— Чего тут спасибочко? — огрызнулся в его сторону Прохоров. — Мамка кашей накормила!.. Уважаемый, если на то пошло, чего сидеть нам без дела? Развязывай — поможем! — сердито сказал он Ваулину.
— Тю-тю-тю… Еще Курдюмову морду будешь бить, — а? Опять вязать придется? — шутил Сергей Леонидович, а сам пытливо наблюдал за лицом «пленника».
— Да ну его, рыжую говядину! — сплюнул сквозь зубы тот. — Разве о том разговор, уважаемый?.. Поможем. Верно? — повернул он голову к своим. — Ведь дело какое, братцы!
— Дело собственное, — сказал тихо, задумчиво тощий рабочий и тут же скрипуче закашлялся.
— Развязывай, развязывай, уважаемый!
— Мы не хуже вашего Васьки, товарищ.
— Ходил он еще, работал — тихоня-тихоней, никакой тебе сознательной, значит, агитации промеж нас. А в компании вашей — ишь, забияка нашелся!
— Дома щи без круп, а в людях — шапка в рупь!
Угристый, с алкогольной слезой в выцветшем глазу пренебрежительно посмотрел на Бендера. Тот смущенно молчал.
— Вы его не ругайте, товарищи, — строго сказал Ваулин. — Кабы все были таковы… настоящий революционер.
