l:href="#n_6" type="note">[6] убить. Не помню, говорил ли им о Добровольском Распутин, во всяком случае, они были приняты Государем в ноябре 1917 года [7] – насколько я помню, в начале декабря императрица приказала вызвать Добровольского. Я его не знала – вызвала (…) по телефону. Государыня тогда интересовалась Георгиевским комитетом, председателем которого он и состоял, т. к. шел вопрос о раздаче георгиевских званий (председателем был также великий князь Михаил Александрович). Разговор длился 10–15 мин. Она все расспросила о комитете, отнеслась к нему отрицательно, насколько помню (…), после его назначения стали ходить слухи о каких-то темных денежных делах, после же стали говорить, что это не у этого Добровольского; принимала она его за бытность его министром только раз, т. к. повторно он ею не вызывался. К Протопопову же она относилась с огромным доверием до самой последней минуты. Когда стали ходить слухи о каком-то разговоре Протопопова с немецким агентом, то, помню, это вызвало неудовольствие, но Протопопов приехал с докладом к Государю и сумел себя реабилитировать. Протопопов был личным выбором Государя. Помню, как после его возвращения из заграницы и посещения Ставки Государь сразу наметил его кандидатом в министры. Роль Распутина была, повторяю, всегда поддерживать это хорошее мнение и доверие к нему.
Бывший Государь и бывшая Государыня живут более чем дружно и всегда советуются обо всем вместе, когда они не в разлуке. Все министры имели право спрашивать аудиенцию себе через камердинера у бывшей Государыни. После доклада у Государя или же по телефону. Из всех, кого она хорошо знала, это был князь Голицын <cм. Комментарии, – Стр. 614…Голицын Николай Дмитриевич…>, который заведовал комитетом наших военнопленных в Германии, – лично его не знаю и никогда не знала. Все эти министры все время бывали и у бывшего Государя и бывшей Государыни, совершенно не нуждались передавать что-либо через меня, принимали они их очень часто.
Постараюсь поименовать всех, кто бывал и кто не бывал у меня.
Генерал Поливанов <cм. Комментарии, – Стр. 614…Поливанов Алексей Андреевич…>, Шуваев, Голицын никогда не были. Адмирал Григорович был с визитом как знающий Барка, князь Шаховской, как знающий (…), никогда никаких депеш не передавал. Кривошеина <cм. Комментарии, – Стр. 614…Кривошеин Александр Васильевич…> и моего дядю Павла Игнатьева видела у родителей, тоже без всяких денег, Трепова <cм. Комментарии, – Стр. 614…Трепов Александр Федорович…>, князя Голицына не знаю, Штюрмера (тоже очень поддерживал Распутин во мнении б. Государя и б. Государыни) не знаю, виделся же он с ними часто (…). От него к Распутину ездила такая фрейлина Никитина (дама сомнительная, которую не принимали при дворце), какую роль при Штюрмере она играла, не знаю, у меня никаких записок или денег от Штюрмера не было. Был он с визитом 2 раза у меня, помню, как он жаловался последний раз, что стар и чувствует, что так не может далее продолжаться. Штюрмер, как и все, имел право лично бывать во дворце, когда только нуждался в докладах. К Штюрмеру относились вначале с доверием, но после охладели.
Хвостова привел ко мне некий князь Анаронников, личность более чем сомнительная, который лез ко всем, весьма надоедал и врал. Помню, как он хотел поднести икону бывшему Государю и бывшей Государыне. Бывший Государь не желал оставлять у себя эту икону – вернул ему через кого-то из свиты, мне запретили принимать Андронникова, после чего он стал врагом; я получала самые грязные анонимные письма, которые, по слухам, посылал ко мне он.
Хвостов обедал у меня – были еще офицеры из знакомых, которые пришли его посмотреть, помню, что говорили тогда о плане продовольствия, который не был составлен; производил впечатление очень энергичного человека на меня и моих друзей. Маклаковы не были у меня. Помню, что Хвостов говорил на том же обеде, что он желал бы быть премьером, что это его самая большая мечта.
Протопопов очень часто бывал с докладами у бывшего Государя и бывшей Государыни и почти каждый раз заглядывал в последнее время в мой лазарет, где была сестра его друга Воскобойникова. Помню, что мне это было неприятно и я раза 2 просила его не ездить, т. к., поймите, министру в пальто ходить среди раненых солдат, а после обедать с сестрами странно; я жила во дворце, заходил он и ко мне, всегда жалуясь, что все к нему плохо относятся, всегда был расстроенный, последний раз видели его до отъезда бывшего Государя в Ставку, помню, что он говорил, что все как будто спокойно, обедали у меня в тот день гости, так что никаких разговоров не было, вообще же должна сказать, я уклонялась от них, тем более, что он сам мало говорил обо всем.
О бывшей Государыне и бывшем Государе. В декабре убийство Распутина взволновало его, помню, он вызывал меня по телефону иногда несколько раз – помню, что в Ставке, слышали, волновал его вопрос о продовольствии, да вообще все только было слышно об этом вопросе последние месяцы – помню, искали какое-нибудь лицо, которое бы могло взять в руки всю продовольственную часть – не помню, но бывший Государь и бывшая Государыня очень были довольны Риттихом <cм. Комментарии, – Стр. 614…Риттих Александр Александрович…> (не знаю и никогда не видела) и возлагали на него большие надежды; помню, что писем от правительства у меня не было. Вообще же я никогда ничего не сохраняла, получала массу прошений и все прошения и письма сохраняла до ответа, после рвала. Свидетелями могут быть мои люди. Сохранила все письма бывшей Государыни, которые все вернула ей в целости при переезде во дворец в декабре, т. к. не хотела оставлять их без себя дома. Вообще же в комнате у Государыни в присутствии моем и детей о политике никогда не говорили. Бывший Государь приходил после своих занятий в одиннадцатом часу и обыкновенно читал вслух около часу, это был час его отдыха – читал он Гоголя, Чехова, Толстого и военные рассказы и воспоминания, – мы же вокруг него работали. Было это до войны, а (потом) 2 года он почти всегда был в отсутствии».
Чем дальше пишет Вырубова, тем более слабым становится ее почерк, почти ничего не понятно, и тем бессвязнее стиль, она начинает делать ошибки – чувствуется, что Вырубова очень больна. У Вырубовой имелся любимый, часто повторяющийся письменный знак: —. Оказывается, это все равно что точка. Писала она на листах плотных, крупного формата, почти в два раза больше нашей обычной писчей бумаги.
«Я же в 1915 в январе пострадала от железной дорожной катастрофы и лежала 7 месяцев на спине. Только к августу смогла встать на костыли, все это время никого из посторонних не видела. До этого очень много путешествовала с бывшей Государыней.
Были в Пскове, Вильно,
