Павсаний так увлекся работой, что не сразу поднял голову. А Приск не торопил — наблюдал. Полный немолодой человечек. Скорее всего — грек. То есть наверняка грек. Волосы курчавые, всклокоченные, с сединой, нос набрякшей сливой, сочные полные губы, неровно подстриженная почти совсем седая борода. Возможно, по праздникам он одевался иначе — но сейчас на нем была заляпанная чернилами туника. Приск почему-то подумал, что человек этот занимается столь опасным делом из любви к самому процессу. Наверняка, переписывая завещание, он воображал себя каким-нибудь Кокцеем или Клавдием, награждающим слуг и детей, лишающим миллионов тех, кто мало льстил и пресмыкался.
Печать на свитке, который «подправлял» грек, была сломана. Но, судя по всему, это не слишком печалило Павсания.
Заслышав шаги, хозяин поднял глаза…
— Пес! — только и выкрикнул он.
Приск отпрянул — выучка остается с легионером до смерти. Метнувшийся из угла здоровяк промахнулся и проскочил мимо. Бывший центурион еще и добавил в спину — так что парень впечатался в стену, как выпущенный из баллисты снаряд, и тут же опрокинулся на спину — нос и рот его мгновенно окрасились кровью.
— Не стоит так пугаться, — сказал Приск миролюбиво, однако при этом наступая тяжелым башмаком на грудь поверженного охранника. — Один совсем маленький вопрос, Павсаний. Ты ответишь — я уйду…
— Ты от кого? — спросил грек.
— Афраний Декстр рекомендовал.
«Убьет, точно убьет меня Декстр… — пронеслось в голове. — Задушит, а потом отрежет голову…»
Хмельное веселье струилось по жилам — будто не кровь там текла, а вино.
— Так бы и сказал, а не калечил моих людей, — вздохнул Павсаний. — Отпусти Геркулеса, вояка…
«Слабоват оказался Геркулес», — подумал Приск, но ногу с груди поверженного раба убрал.
Тот поднялся, отирая кровь и поглядывая на гостя без особой приязни.
— Пшел вон… — мотнул головой Павсаний, и раб испарился из таблиния. Приск задвинул за ним засов — так надежнее. — Этот парень — немой. То есть без языка. Но все равно о делах при нем не говорю.
— Мудро.
— Здесь тебе не Дакия, вояка. Кем служил? Трибуном? Давно?
— Не очень…
— Что у тебя за дело? — спросил Павсаний. — Дядюшка не оставил завещания? Или папаша пригрел на груди юного любовничка и отписал тому поместье? Давай сюда пергамент, посмотрим, что можно сделать…
Для поддельщика завещаний Павсаний был слишком любопытен. Возможно, в этом тоже была особая сладость — знать всю подноготную заказчиков. Но все равно — задавать такие вопросы! Этот парень просто ходит по лезвию ножа.
— К тебе не так давно приходила богатая матрона по имени Элия…
— Я не спрашиваю имен, — оборвал хозяин. — Просто пишу то, что меня просят, и беру деньги.
«Но чье имя вписать, тебе говорят…» — хотел уточнить Приск, но решил этого не делать.
— Излагай свое дело или уходи!
— Скажем так, — продолжал Приск ровным голосом, как будто и не заметил, что его прервали. — Богатая матрона не сделала заказ, лишь предупредила, что таковой вскоре будет. Очень важный. Очень дорогой, очень опасный заказ…
Грек побелел. Из-за смуглой кожи он сделался грязносерым, губы затряслись.
— К-кто тебя послал? — выговорил он, запинаясь. — Уж точно не Декстр.
— Но тот, кто должен был выкрасть подлинное завещание, погиб. Вот беда! Сам пергамент исчез. А с тебя требуют немедленно подделку.
Прежде чем грек успел что-то предпринять, Приск протянул руку, схватил лежащие на столе таблички, сломал печать (Декстра печать, безумец!) и прочел:
— «Сегодня приду за готовым пергаментом. Афраний Декстр».
Более ничего в записке не было. Приск молча швырнул раскрытые таблички на стол, и Павсаний тоже прочел записку. Побелел еще больше. Точнее — позеленел даже.
— Но у тебя нет никакого завещания, — Приск, казалось, наслаждался ледяным ужасом хозяина. — Ни настоящего, ни поддельного. Тебе его не принесли. Так ведь? Отвечай — я друг и хочу помочь.
— П-почему… — выдохнул грек. Он схватил со стола кубок, плеснул в него неразбавленного вина из кувшина, выпил залпом и только потом с трудом выдохнул: — Почему я должен тебе верить?
— Потому что я видел убитого собственными глазами. Он успел рассказать мне очень многое. Но не все…
«Убьет… точно убьет меня Декстр».
Приска охватил странный хмель. Какая-то неведомая сила толкала его вперед, и он не мог остановиться.
— Ч-что тебе надо? — Старого грека трясло крупной дрожью.
Поддельщик отлично знал, чье именно завещание он согласился «исправить». Ему наверняка обещали строгое сохранение тайны в придачу к баснословной сумме. Однако тайну трудно сохранить, коли в нее посвящено слишком много народу.
— Я не стану спрашивать, кто просил тебя о подделке. Вопрос в другом — в чью пользу ты должен был написать завещание.
Приск уперся кулаками в стол, нависая над греком. Но тот еще пытался сопротивляться:
— Я… я ничего не скажу.
— Тогда я скажу вместо тебя. Ты должен был написать завещание в пользу Адриана. Так?
Грек помедлил и неуверенно кивнул. Громко клацнули зубы.
— Отлично. И заказала тебе подправить пергамент Элия, а забрать его должен был Декстр. А теперь ответь: не пытался ли кто-то еще разузнать у тебя об этом деле.
— П-п-пытался, — проблеял грек.
— И кто же?
— Ты! — выпалил Павсаний и невольно втянул голову в плечи, видимо изумившись собственной ярости.
— Не смешно. Кроме меня.
— Нет. Никто! Оставь меня, вояка… Что тебе надо? — Теперь он скулил по-собачьи, с губ стекала слюна.
— Больше ничего.
Павсаний сделал слабую попытку ускользнуть под стол, но Приск ухватил его за плечо:
— Я сейчас уйду. Кстати… — Приск подтолкнул в сторону Павсания таблички с письмом бывшего фрументария. — Декстр не поверит, что ты не получил от Паука завещание. Решит — ты продал пергамент кому-то еще. Я бы на твоем месте исчез.
— Что? Да кто ты такой?
— Исчезни, — посоветовал Приск и вышел.
* * *
В этот раз Приск даже не стал прятаться в таверне — он просто перешел улицу и встал возле лавки пекаря в тени портиков. Пекарь еще утром продал свой товар, и сейчас лавка была закрыта, деревянные ставни заперты. Ближе к вечеру здесь толклись сомнительного вида личности — тетка с выкрашенными в ярко-рыжий свет волосами и кривой мужик со зверской рожей. Если бы не свет масляной лампы, что висела у входа в соседнее помещение, то сделалось бы совсем темно. Приск не сомневался, что лампа горит у входа в лупанарий. Тетка с рыжими волосами и кривой парень по очереди предложили Приску одну и ту же девку. Товар весьма залежалый — выглянувшая наружу шлюшка в одной коротенькой тунике имела вид самый паскудный.
Приск сказал, что ждет здесь свою красотку, с которой уже сговорился, и продавцы живого товара неохотно отвалили. Тем более что появилась новая цель — какой-то юнец, закутанный в толстый плащ.
С наступлением темноты Город не делался тише или покойнее.
Пока бедняки укладывались спать в тупиках-переулках прямо на мостовой или обосновывались в портиках, а счастливчики — за занавесом опустевшего театра, люди побогаче заполняли харчевни. Здесь до рассвета резались в кости, попивая вино и обсуждая за игрой достоинства возниц и лошадей, гладиаторов и их оружия. Кое-кто из прохожих кидал косые взгляды на Приска, но грязный истрепанный плащ гасил хищные огоньки в их глазах.
Наконец Павсаний возник на пороге своей лавки. Подгоняя помощников — рыжего коротышку и неповоротливого Геркулеса, — он проследил, чтобы лавку заперли на ночь, после чего Геркулес взвалил на плечи здоровенный мешок, рыжий — котомку поменьше, Павсаний закутался в плащ, и троица зашагала по улице. При этом рыжий запалил свечу в фонаре. Вечер был душный, в который раз Приск мечтательно подумал о термах, в которые он сегодня опоздал.
Гай поначалу решил, что троица спешит к воротам, чтобы покинуть Рим незаметно в той уличной кутерьме, которая всегда воцаряется на закате, когда начинают прибывать торговцы, — с наступлением первого ночного часа им дозволялось въезжать в Город на повозках.
Но нет.
Геркулес, направляемый Павсанием, свернул раз, другой, третий, и преследователь понял, что троица постоянно путает следы. Скорее всего, у поддельщика завещаний имелась какая-то тайная нора в Риме, и туда он сейчас устремился.
Приск двигался следом, испытывая странный азарт — стремление охотника загнать дичь, одолеть, победить… Победить! Вот чего не хватало все эти годы — ощущения схватки. Он соскучился по опасности, как другие скучают по дикой и вздорной подруге.
На перекрестке Геркулес остановился у фонтана и принялся жадно пить. Его примеру последовал рыжий, а затем и сам хозяин, уставший кричать на бестолковых рабов, подставил ладонь под струю чистой прохладной воды [38].
