— У людей, которым нечего делать и которые томятся в ожидании хоть какого-то заработка, всегда много времени, чтобы придумывать небылицы, — сказал второй монах, закончивший месить тесто.
Но деревенский олух не умолк.
— Да это насчет этих двух принцев, — наконец вымолвил он, задыхаясь от возбуждения.
Повара и поварята отвлеклись от своих занятий. Слуги перестали жевать. Все ждали продолжения. Всем было интересно: что же могло случиться с принцами? Все лондонцы проявляли к ним интерес.
— Так что же насчет принцев? — нетерпеливо спросил монах.
— Их убили!
Эти простые слова, казалось, упали в напряженную тишину, как камни в стоячую воду. Посыпался шквал вопросов.
— Где?
— Кто сказал?
— Откуда ты знаешь?
В общем беспорядке никто не обратил внимания на светловолосого парня, который почти сполз на пол, и его почти полная кружка с шумом опрокинулась на каменный пол.
— Кажется, какие-то матросы слышали это от милашки Вилла Слотера.
— Кто такой Вилл Слотер?
— Она сказала, что он присматривал за ними.
— Она сказала! — возмутился отец Эмброуз, со стуком закрывая свою бухгалтерскую книгу. — Всегда находится кто-то, кто что-то говорит. И что же, этот распущенный мужик с таким страшным именем — это он убил их?
Продавец новостей только почесал свою взлохмаченную голову.
— Не похоже, отец Эмброуз, — заметил повар ошпаренными ногами, который вмиг забыл о свое боли. — Он бы не стал об этом болтать.
— Тогда кто же посмел сделать такое? — потребовал ответа крестьянин из Суррея.
Но все замолчали. Казалось, кто-то отсутствующий, кого все боялись, властно приказал прикусит языки. Некоторые подозрительно огляделись и посмотрели в сторону дворца.
— Наверное, тот, кому это больше всего выгодно, — наконец осмелился кто-то высказать предположение.
— Есть только один человек, которому выгодно убийство невинных сыновей покойного короля Эдуарда, — продолжал настаивать крестьянин. Ему была незнакома постоянная настороженность горожан.
— Короля Ричарда здесь сейчас нет, он уехал на север, — резко заметил отец Эмброуз.
— Здесь он или нет, в Тауэре остались люди, которые все сделают, как им было приказано, — бросил сокольничий из аббатства, вспомнив наглого молодого капрала.
— Он заигрывает с народом, отменяя наказания, меняя приговоры суда и тому подобное, — добавил его приятель.
Стройный юноша в черном, который почти упал со скамьи, уже пришел в себя. К удивлению присутствующих, он внезапно набросился на бедного парня, принесшего эту страшную весть.
— Как их убили? — требовал он ответа, треся парня за рукав грубой куртки, как будто собирался таким образом вытряхнуть из него всю правду.
Крепкий деревенский свинопас от удивления только таращил глаза.
— Говорят, это случилось, когда они спали, — бормотал он.
— Опять «говорят!» — яростно закричал юноша высоким чистым голосом. — Но ты-то сам что знаешь?
— Да откуда мне-то знать? — вконец разозлился свинопас, отбрасывая юношу от себя.
— Тогда молчи и не смей терзать сердца людей, — закричал парень в черном, сильно ударив его по лицу.
Крестьянин не стерпел. Он размахнулся было, огромным красным кулаком, но в этот момент оба лица приблизились друг к другу — простое мясистое лицо деревенского парня и другое — бледное, красивое. Удар свинопаса задержало какое-то смутное воспоминание, зашевелившееся на задворках его памяти. Он открыл рот, и рука со сжатым кулаком повисла. И только тогда, когда его противник исчез через заднюю дверь, его вроде бы осенило.
— Он похож на нашего настоящего короля, — озадаченно вымолвил парень. Было видно, что юноша в черном произвел на него сильное впечатление. — Я видел молодого короля, когда они везли его по Лондону. Я стоял рядом — так, как стою сейчас, сэр. Он был бледный и выглядел точно, как этот!
— Может, это был дух бедного короля?! — пробормотал веривший в приметы старый сокольничий.
Чтобы отвести от себя злых духов, оба монаха перекрестились.
— Духи и приведения никогда не говорят так четко и ясно. Догоните парня и приведите его сюда, — приказал отец Эмброуз. Он уже потерял надежду, что в кухне начнется работа. Но никто не сдвинулся с места. Никто не хотел карабкаться по темной крутой лестнице — все боялись того, что им там может встретиться. А когда они пришли в себя, галерея, ведущая к жилым комнатам, была пуста. С тех пор любой человек из этой компании до самого своего смертного часа верил, что в тот день видел дух несчастного Эдуарда V, полного жажды мщения.
Елизавета вернулась к себе в комнату, заперла Дверь на болт и прислонилась к двери.
— Этого не может быть! Этого не может быть! Дядя Глостер не мог совершить такое! — повторяла она. — Этот парень всего лишь деревенский дурачок, а люди могут поверить всему…
Она попыталась дрожащими пальцами расстегнуть непривычные застежки костюма, сорвала с себя обтягивающие штаны и уставилась на них. Они лежали у ее ног, как мертвая, свернутая кольцами змея.
Елизавета упала на постель, пытаясь составить план как точно узнать, что случилось. Подобные страшные слухи доходили до них и раньше, но почему-то никогда они не казались столь убедительными. Она подумала о Томасе Стеффорде. Он обязательно поможет ей. Но как отправить ему записку, если их сторожит этот хитрый, как лиса, и страшный, как зверь, Несфилд? Лучше всего поговорить с настоятелем, решила она. Елизавета больше не могла оставаться в неведении.
Надо одеться и перехватить его, когда он будет возвращаться с мессы.
Едва она успела надеть платье, как тишину нарушили взволнованные женские голоса и звуки шагов, спешащих к ее двери. Она не думала, что кто-то мог встать так рано, но в ее дверь начали сильно стучать.
— Мадам! Мадам! Вас не было в вашей комнате, и мы обыскали все вокруг!
Елизавета быстро свернула одежду Эдуарда и затолкала ее в самый низ своего сундука. Когда она открыла дверь, служанки влетели в ее комнату. Они были так рады, что видят ее, что забыли поинтересоваться, где же она была.
— Королева, — хором кричали они, — лежит без движения. Мы ничего не можем сделать с ней. Страшная весть убила ее… К счастью, у нее был врач.
— Это насчет мальчиков, — тихо сказала Метти. Она подошла в Елизавете и обняла ее, как делала это, чтобы утешить Елизавету, когда та была совсем еще малышкой.
— Откуда вы узнали? — спросила Елизавета у своей няни.
— Этот врач, уэльсец, был послан от графини, чтобы сообщить… Он пришел еще до того, как Ее высочество оделась. Они с аббатом должны были сообщить ей страшные вести. Значит, это были не слухи! Я сейчас же пойду к ней, — сказала Елизавета застегивая последнюю петлю. Она надела на свои растрепанные волосы шапочку с длинными ушками, сплошь вышитыми жемчугом, оттолкнула истерично всхлипывающих женщин и с сухими глазами побежала по длинной галерее к покоям настоятеля.
Она, потрясенная, вошла в комнату, но не могла не воспринять представившуюся ей картину почти иронично: настоятель и доктор Льюис, один — высокий, а другой — коротышка, предлагали свои рецепты исцеления — духовное и основанное на настойках из трав. В центре сцены царила ее мать. Она потеряла всех своих родственников мужчин, за исключением Дорсета, и то был звездный час Елизаветы Вудвилль — мученицы. Она, то ходила по комнате, то бросалась на тростник на полу; она вырывала свои светлые и уже поседевшие волосы; она выкрикивала имена убитых сыновей, пока, казалось, весь дом не заполнился ужасом ее страданий. Сесиль и Энн пытались успокоить ее, но не смогли этого сделать и, когда пришла Елизавета, в испуге отошли от матери. Они, казалось, только сейчас до конца поняли, что случилось, и теперь они тихонько оплакивали в уголке своих братьев. Они были рады, что появилась Елизавета. Бесс, и только Бесс знала, что нужно делать, чтобы помочь матери.
Елизавета старалась забыть собственное горе, которое было слишком сильным, чтобы его демонстрировать, — сейчас ее главной заботой была мать. И жалость к ней была искренней.
Баюкая скорбящую мать в своих любящих руках, дочь думала о том, что никакая другая женщина не может страдать сильнее! То, что мать сама была всем-то виновна, не уменьшало ее страдание.
— Может это и неправда, — шепотом произнеснесла Елизавета.
— Это правда! — вскричала королева. Она отвергала фальшивую надежду. — Чего еще могли мы ждать после смерти моего брата Антония и твоего брата Грея? Я знала это, когда отпускала от себя Ричарда. Такое чудовищное преступление мог совершить только этот дьявол во плоти Глостер.
Она стояла перед ними, прямая и стройная, и проклинала Глостера самым страшным проклятьем
— Боже, если есть на свете справедливость, отомсти за моих сыновей! — кричала она. — И путь умрет единственный сын Ричарда Глостера!
